Всё может быть - Джейн Грин

И я готова разорвать его на части от злобы; хоть и знаю, что это несправедливо, но ничего не могу с собой поделать.

Ладно, вам, наверное, не терпится узнать все подробности этого жалкого происшествия. Так вот, я затащила Эда в свою комнату и начала целовать его, и поцелуи эти были слишком слюнявые. Поэтому я переместила губы и стала тихонько клевать его в щеку и в шею, спускаясь ниже. И тут поняла, что именно в нем меня отталкивает.

Его запах, понимаете естественный запах его тела, мне не нравится. Он не совсем неприятный, но какой-то... кислый, что ли. Мне пришлось даже плотно закрыть рот и языка больше не высовывать.

Знаю, знаю, на этом мне надо было остановиться. Я должна была понять, что никакого сексуального притяжения между нами нет и в помине, по крайней мере с моей стороны, но я продолжала. А что? Героиня Джулии Робертс в «Красотке» говорила, что она никогда не целует своих сексуальных партнеров в губы, — правда, для героя Ричарда Гира она сделала исключение, но кто бы не сделал? Поэтому я решила, что могу заняться сексом с Эдом и при этом не целовать его.

Поскольку мне больше не хотелось прикасаться губами к его коже, Эд, видно, вообразил, что эти странные птичьи клевки, которые я изображала, меня очень заводят, поэтому он начал так же поклевывать меня. Тут я резко остановилась, потому что это было не чувственно, не сексуально, а только безумно меня раздражало.

И тут он сказал:

— Хочешь раздеться в ванной?

Это показалось мне очень странным, потому что я-то представляла себе, что в порыве страсти он просто сорвет с меня одежду, но все равно пошла в ванную, взяв футболку. Когда я вышла, Эд уже лежал в кровати, натянув одеяло до подбородка, и моей первой мыслью было убежать далеко отсюда.

Но, будучи женщиной целеустремленной, я задавила этот порыв в зародыше и тихонько забралась под одеяло рядом с ним. Он прижался ко мне и снова начал целовать. Я подумала: все будет нормально, как-нибудь справлюсь.

Спустя какое-то время моя рука нащупала то, чего я боялась хуже чумы, короткие обтягивающие плавки.

Я стащила их как можно деликатнее, учитывая, что у него была мощная эрекция, и тут Эд начал сжимать — на самом деле самое подходящее слово было бы «месить» — мою грудь сквозь футболку. Он делал это так долго, что я не вытерпела и решила сама раздеться, а он продолжал свое истязание, словно моя грудь — тесто. Надо сказать, к этому моменту я уже чувствовала себя прямо-таки буханкой хлеба и, естественно, не испытывала ни малейшего возбуждения.

А потом, прежде чем я успела сообразить, Эд уже вскарабкался на меня и, хотя меньше всего на свете мне хотелось, чтобы его член оказался внутри, я все-таки взяла презерватив и надела на него, потому что сам он, похоже, видел эту штуку первый раз в жизни и не знал, что с ним делать. Потом он вошел в меня с выражением полного счастья на лице и стал слегка подергиваться. Примерно через шесть секунд — клянусь, я не шучу — Эд очень громко застонал и, обмякнув, застыл на мне.

Я лежала и кипела от злости, уставившись в потолок и чувствуя, как он давит на меня тяжестью своего тела. Без всякого сомнения, это худший секс в моей жизни, думала я. Это вообще худший секс, который только можно представить. Эд посмотрел на меня с улыбкой как у чеширского кота и произнес:

— Это было здорово, дорогая.

Тут он, наверное, заметил, что на моем лице отсутствует всякое выражение, поцеловал меня и спросил:

— Тебе было хорошо?

Нет, черт возьми, не хорошо. Это была катастрофа. Наверное, мне следовало быть повежливей, может, стоило кивнуть, отвернуться и спокойно уснуть, но я была слишком разочарована, раздражена, рассержена. И сказала правду.

Эд сполз с меня, и вид у него был такой, будто он вот-вот разревется. Это разозлило меня еще сильнее — ведь он не ребенок малый, в самом деле, разве может мужчина в его возрасте быть настолько жалок в постели?

Он не произнес ни слова, поэтому я продолжала злобно разглагольствовать о том, что секс — это улица с двусторонним движением и, если десять минут месить мне груди, я вряд ли стану дрожать от возбуждения. Он что, никогда не слышал о том, что у женщин есть такая штука, как клитор? Он что, не в курсе, что преждевременная эякуляция — это не то, от чего женщины способны прийти в полный восторг, учитывая, что никакой любовной прелюдии и в помине не было? Интересно, он вообще знает, что такое «любовная прелюдия»?

И чем больше я кричала — а к тому времени я уже вошла во вкус, — тем более расстроенный у него был вид. Наконец, когда я выговорилась, он попытался обнять меня и извиниться, но я вырвалась и бросилась в ванную.

Я сидела на унитазе и мечтала о том, чтобы поговорить с Джулс. Потом начала замерзать и вернулась в спальню. Эд сидел на краю кровати с низко опущенной головой. Он посмотрел на меня и тяжело вздохнул.

— Мне очень жаль, — начал он. — Я чувствую себя ужасно. Наверное, у меня мало опыта в этих делах, но, если ты научишь меня, у меня все получится, ты можешь показать мне, что делать. Я правда думаю, что у нас все получится, если мы захотим.

Я немного поворчала и сказала, что не хочу ничему его учить, а потом мне стало очень, очень плохо, и спустя какое-то время я сдалась, позволив ему обнять себя и заснув в его объятиях.

Мне казалось, что утром я почувствую себя лучше. Но этого не случилось. Стало только хуже. Я, конечно, не считаю, что процесс совокупления — самое важное в отношениях, но по крайней мере он не должен вызывать отвращения! Я понимаю, что такой невероятный секс, как был у нас с Ником, большая редкость, но ведь должно же быть хотя бы приятно.

Может, Эд и прав, я могу всему его научить, показать, что мне нравится, но дело в том, что он просто неуклюжий. Он стесняется своего и моего тела и такой зажатый, что, даже если чисто технически научится всем приемам, все равно никогда не сможет полностью расслабиться, быть непринужденным и чувственным.

Этим утром я вспомнила Ника и ощутила к Эду презрение. Поэтому мы едем домой в напряженной, гробовой тишине.

Сара и Чарли, конечно, ничего не поняли. По крайней мере я надеюсь на это, потому что они очаровательные и гостеприимные хозяева. Мне кажется, что, когда сегодня утром все собрались за завтраком, мне удалось скрыть, что прошлую ночь я провела в аду. Мы попрощались с ними и за все поблагодарили. Сара крепко обняла меня и пригласила когда-нибудь снова посетить ее дом.

На обратном пути мы не проронили ни слова, а, когда подъехали к моей квартире, Эд занес сумки и спросил:

— Можно позвонить тебе?

Я пожала плечами и ответила:

— Как хочешь.