Полураспад - Александр Зорич

Я увидел Радар - полукилометровую стену ажурных железных плетений, одно из самых зловещих сооружений по эту сторону Периметра.

Вот смертоносный Луч, отраженный от тропосферы, обрушился на Радар словно бы прямо из космоса.

Его голубой и, казалось, мертвеннохолодный палец методично пересчитывал один за другим железные волноводы. Будто великан искал слабое место в ограде замка заколдованной принцессы.

Но вот Луч остановился. Там, где он вгрызался в стальные конструкции Радара, юркими ящерками забегали молнии. Затем заряды начали стекаться к узлам стальной решетки, концентрироваться, разрастаться… Наконец заряды отрывались крошечными шаровыми молниями! Эти молнии, разлетаясь, били в соседние конструкции и взрывались, как новогодние петарды.

Но весь этот зрелищный фейерверк был всего лишь внешней стороной весьма разрушительного процесса.

Фокус моей камеры поплыл… И я тут же увидел следующую картинку.

Пультовая комната Радара. Его «Центральный отсек», как выразился бы Инвестор.

Конечно, там не было фонтанов искр из мониторов и дымящихся клавиатур, как непременно показали бы в любом художественном фильме - хоть самом дешевом, хоть самом дорогом.

А что было? А вот что: степень ионизации, созданная Лучом, была столь высока, что пробой противоатомной защиты Радара убил одновременно всех операторов и поджег весь объем пультовой.

Горел, казалось, сам воздух. В ревущем пламени лопался пластик. Изблевывали свою закипающую начинку приборы…

«Радара больше нет», - понял я.

- Что ты сказал? - Тополь теребил меня за плечо.

- Радара больше нет.

- Ну, если он, этот железный чувак, не промахнулся…

- Он не промахнулся, - веско сказал я.

Глава 24. Инвестор летит в СССР

I'm back in the U.S.S.R.

You don't know how lucky you are boy…

«Back in the U.S.S.R.», Beatles

- Спасибо тебе, Инвестор, - сказал Севарен. Лицо доктора сияло едва ли не ярче, чем его суперкостюм супермена. - Ты даже не представляешь себе, как много для меня значит то, что ты сделал.

- Ты уже говорил мне об этом. Не надо повторяться, - холодно бросил Инвестор.

- Ну, раз уж тебе неинтересно говорить о том, что волнует меня, - дипломатично парировал Севарен, - давай поговорим о том, что волнует тебя.

- Что тебе интересно узнать? У меня еще есть время.

Пока трансфокаторы хрононового излучения проходят обработку и собираются в аддитивную цепь. От восьмидесяти девяти до двухсот семи секунд в зависимости от ряда непрогнозируемых характеристик трансфокаторов.

- Я так понимаю, ты планируешь совершить путешествие во времени. Так?

- Верно, - отвечал Инвестор.

- Но в какую именно точку прошлого ты намерен отправиться? - спросил Севарен и тут же, не дождавшись ответа, прибавил: - Лично я бы на твоем месте посетил Древний Рим эпохи цезарей… А именно времена Цезаря Августа. Хотел бы я увидеть битву при Акциуме! И, между прочим, мне как мужчине интересно проверить, так ли хороша была Клеопатра, как историки о том рассказывают…

Севарен так оживился от этих слов, что даже вскочил с места. Было видно, что профессор сел на своего конька. И намерен скакать на нем, пока ктонибудь не огреет его по уху лопатой.

Но Инвестору, похоже, времена цезарей были глубоко плоскопараллельны.

- Мне не интересен Древний Рим. Я создан гением передовых советских ученых не для исследовательских целей, а для решения важнейших военнополитических задач Союза Советских Социалистических Республик, - отчеканил Инвестор.

Севарен аж присел от неожиданности. Улыбка сползла с его немолодого морщинистого лица.

- Ну хорошо, хорошо, - произнес он примиряюще, с интонациями санитара буйного отделения. - Скажи главное: в какой год ты отправляешься? Если это, конечно, не секрет.

- Эта информация действительно являлась секретной до последней минуты. Но теперь, когда необработанными остаются лишь два трансфокатора хрононового излучения, я, властью, данной мне Главным штабом ВоенноМорского Флота СССР, объявляю эту информацию открытой!

- Ии?… - Севарен сделал побудительный жест, дескать, «рожайте, маменька, быстрее».

- Я отправляюсь в апрель тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.

- В двадцать шестое число? - уточнил сообразительный Севарен. Даже мы с Тополем заметили, что, хотя он и пытался изобразить самообладание, его брови все равно неуклонно ползли на лысину от удивления.

- В двадцать шестое число, - подтвердил Инвестор. - Я намерен воспрепятствовать проведению эксплуатационного эксперимента, приведшего к аварии на Чернобыльской АЭС.

Тополь повернул ко мне удивленное лицо и шепотом спросил:

- Подожди… О чем это он? Какого «эксперимента»? Все же знают, что ЧАЭС взорвали военные, чтобы скрыть последствия своих секретных разработок в лабораториях Зоны.

Я покрутил пальцем у виска.

- Костян, родной мой, ну что же ты такой большой, а такой необразованный? - произнес я с нежностью любящей еврейской мамочки. - Где ты прочитал эту собачью чушь? Да в любой энциклопедии написано… - начал я, но тут вновь раздался громовой голос Инвестора, перекричать который не представлялось возможным.

- Специально для человеческих существ, незнакомых с закрытым отчетом правительственной комиссии СССР под началом профессора Анатолия Китайченкова, поясняю: я сделаю так, что не случится закипания водытеплоносителя, проходящей через активную зону реактора. В силу этого перегретый пар не разложится на водород и кислород…

«Профессор Китайченков? Знакомое ФИО… Ба, да это же муж Лидочки Ротовой! Мисс86! Тесен, однако, мир».

Мне показалось, что Инвестор начал совершенно почеловечески «заводиться», как какойнибудь обычный завсегдатай пивнухи во время спора на футбольную тему. -…В силу этого не произойдет взрыв выделившегося в результате разложения воды газообразного водорода. А значит, будет сохранена целостность твэлов, и, в переводе на язык человеческой повседневности, никакой аварии не случится…

- Дерзновенный замысел, - крякнул Севарен. - Однако осмелюсь спросить, как именно ты планируешь это сделать? При помощи своих метателей ведьминого студня? - В голосе доктора мне почудилась издевательская нотка.

- Я намерен повторить подвиг компьютеров из фильмов, снятых в буржуазном жанре «киберпанк».

- Подвиг? Что за подвиг?

- Я найду общий язык с собратьями.

- Конкретнее? Как?

- При помощи телефонных линий защищенной государственной связи, известной как ВЧ, я подключусь к автоматизированной системе управления реакторами РБМК1000, установленными на ЧАЭС. Путем выдачи правильных управляющих сигналов я смогу скомпенсировать конструктивные недостатки реакторов этого типа и скорректировать ошибки операторов, приведшие к разрыву трубопроводов.

- И катастрофы не будет? - печально спросил Севарен.

- Нет.

- А значит, и Зоны не будет? - продолжал Севарен.

- Не будет.

- А значит, не будет и Второго Выброса?

- Да.

- То есть ты хочешь лишить всех нас цели и смысла наших жизней? Так?

- Это не является моей целью. Но является одним из следствий ее достижения, - отчеканил Инвестор.

Мы с Тополем, изрядно офигевшие, переглянулись.

Не то чтобы Зона была «целью и смыслом наших жизней», в соответствии с пафосным определением доктора Се варена. Но без нее мы и впрямь плохо представляли себе нашу судьбу.

- Постой… Но какова твоя выгода в этом, скажи мне? - не отставал Севарен.

- Категория выгоды характерна для буржуазного сознания, - устало сказал Инвестор.

- Так у тебя не выгода, а идеалы? - язвительно предположил Севарен. - Коммунистические идеалы, надо полагать?

- Категория «идеал» не является элементом базовых объектнореляционных категорий моего программного обеспечения. Я действую в соответствии с задачами, заложенными в меня Главным штабом ВоенноМорских Сил СССР. Первая задача гласит: всегда и везде защищать безопасность и целостность Союза Советских Социалистических Республик. Авария на Чернобыльской АЭС стала важнейшим в ряду факторов, которые критичным образом подорвали безопасность и привели к утрате целостности СССР, к разрушению его политического и семантического пространства. Поэтому предотвращение аварии ЧАЭС является средством выполнения заложенной в меня задачи.

- Да коммунисты просто промыли тебе мозги! - взвился Севарен.

- Эта метафора слишком сложна для меня, Севарен, - сказал Инвестор. - Что ж, мне, пожалуй, пора…

- Не стану удерживать тебя, Инвестор. Желаю тебе мягкой посадки в восемьдесят шестом году, - со слащавенькой улыбкой заявил доктор и помахал Пирамиде рукой.

В эту же секунду бетонное чудовище окуталось полотнищами лилового и малинового.

В воздухе над «Наутилусом» разлилось выматывающее, вынимающее душу дребезжание.