Он и две его жены, Кто-то за дверью, Леди из морга - Патрик Квентин

- Вас, Луи, я, возможно, знаю не слишком хорошо, но я знаю мою сестру.

Ох, уж эта его манера произносить "моя сестра"; так же, должно быть, он произносит "мой автомобиль", "мой холодильник"! Хоть я и женился на ней, "его сестре", она остается его собственностью, частью фамильного имущества.

- Ну, и что же ваша сестра?

- Она никогда от меня ничего не скрывала. Мне не верится…

Готово! Он снова перестает мне верить! Да, похоже, он слегка простоват, и мне придется вбить ему истину в голову, не церемонясь.

- Знаете, - говорю я ему, - и мне потребовалось время, чтобы поверить. Впрочем, я пришел к мысли, что именно женщин привлекает подобная ситуация. Потому что для них есть в этой ситуации поистине нечто дьявольское. И поскольку дьявол обладает чарами…

Его мало волнуют мои парадоксы. В нем просыпается деловой человек. И вот ему уже не терпится узнать подробности, а в голосе появляются металлические нотки:

- В конце концов, чтобы быть настолько категоричным, вы должны располагать доказательствами ее связи?

- О, да!

На этот раз я не сдержался, я выдал свою боль. С моих губ сорвались не слова, а стон, и я, едва волоча ноги, добираюсь до письменного стола.

- Я покажу вам письмо. Письмо от ее любовника.

Беру со стола письмо "Поля". Я правильно говорю - письмо "Поля", то, которое мы с Улиссом извлекли из черного чемодана и которое так хорошо изучили.

- Оно написано в Лондоне 3-го марта… Вы позволите представить образчик этой литературы? "Любовь моя, я не в силах дольше ждать. Ты придешь, и наши плечи соприкоснутся, наши руки, наши губы…" И так далее…

Я протягиваю ему письмо.

- Возьмите! Прочтите сами. Утолите любопытство!

Андре пробегает письмо, и я с удовлетворением наблюдаю, как он, неприятно изумленный, таращит глаза.

- Непостижимо! Но кто такой этот Поль?

Уж личные данные Поля я знаю наизусть! Улиссу сообщать их пока рановато, но наступит и его черед.

- Поль Дамьен, Париж, бульвар Мальзерб, 44. Журналист, пишет о политике.

- Как они познакомились?

- В Париже, разумеется

И добавляю с вполне естественным сарказмом:

- Вы представить себе не можете, мой дорогой Андре, как любила Франсуаза ездить к вам в гости!

А вот уж это ему совсем не нравится. Он морщится.

- Использовать меня как алиби! Этого я ей не прощу!… Но все же они, должно быть, не часто встречались?

- О, напротив! Поль Дамьен, в свою очередь, нередко посещал наш добрый старый Дьепп.

- Чтобы повидать Франсуазу?

- Ну не меня же! Кстати сказать, мы не имеем чести быть знакомы.

- И… он часто приезжал?

Внезапно я улавливаю в этом степенном господине шевельнувшееся чувство зависти и восхищения. Бывают, значит, такие самцы, которые позволяют себе не только подцепить замужнюю женщину, но еще являются ублажать ее на дом. Под самым носом у мужа! Черт возьми, вот это любовники, достойные своих любовниц!

- Он приезжал чересчур часто, - произношу я сквозь зубы. - Франсуаза принадлежит к породе женщин, которые имеют большую власть над мужчиной, ради них мужчине и попутешествовать нетрудно.

- Франсуаза, маленькая моя Франсуаза! - бормочет президент-генеральный директор. - Но как же это возможно?

Сейчас я ему втолкую, этому слепцу! Открою ему глаза и не как-нибудь, а скальпелем! Пусть увидит, наконец, реальность, какой увидел ее я, со всеми ее Гнойными язвами!

Однако есть одна вещь, которая мне во всей этой истории нравится - Андре Дюверже начинает испытывать страдание. Братья всегда относятся к своим сестрам немного как мужья. И если те обманывают супругов, то у них возникает странное чувство, - будто и они рогоносцы. В то же время братья ничего не понимают в этих женщинах, вышедших из одного с ними чрева. Словно у сестер уже не выросла грудь и они, дожив до тридцати лет, в глазах своих братьев все те же девочки, играющие в серсо. Я уверен, Андре так до конца и не осознал, что Пюс уже больше не девица даже после семи лет замужества.

И он, этот теленок, продолжает сомневаться в способностях своей сестренки!

- Но тогда, значит, здесь в Дьеппе… они вдвоем? - спрашивает он с приторным лицом.

Совершенно очевидно, что слова внушают ему страх, и меня, чье ремесло играть словами, это забавляет. Слова-соучастники, слова-друзья, чудесные слова, которые, не уклоняясь, точно говорят то, что должно быть сказано. Слова, из-за которых развязываются войны и разрушается любовь, как и призывающие к миру, созидательные слова, слова, которые сближают народы и соединяют любовников, пока не наступит венчающая объятия тишина. Слова, вы несете на своих крыльях жизнь!…

Итак, словами, довольно звучными и ничего не скрывающими, - вот противные слова! - я объясняю Андре, что делали вдвоем его сестренка Франсуаза и журналист Поль Дамьен, когда встречались в Дьеппе. Они отправлялись прямиком в тот маленький отель, который некогда давал приют моим любовным играм за три с половиной франка. Фатальная необходимость! В самом деле, на весь Дьепп есть лишь один этот сарайчик, где можно снять комнату на час или на два. В округе слишком много епископов, и на такие дома свиданий смотрят не очень благосклонно.

Но то, что Пюс, моя маленькая Пюс, не колеблясь, с высоко поднятой головой прошла мимо грудастой матроны, преодолела ступени мерзкой лестницы вслед за воняющей уксусом прислугой - этого мне никогда не постигнуть до конца. Это ранило меня, быть может, сильней всего, и я знаю, что моя рана не заживет вовек.

Когда случается что-либо гнусное, в памяти почему-то остается одна картина, причиняющая больше всего страданий, и бессонными ночами именно она без конца является тебе. Для меня измена моей жены заключена вся целиком в образе Пюс, поднимающейся по лестнице дома свиданий. Именно эта картина сделала меня злым, эта и никакая другая.

- Разумеется, их в конце концов засекли и уж, конечно, не отказали себе в удовольствии известить меня.

- И вы себя не выдали? - удивляется Андре. - Я хочу сказать, вы не объяснились с Франсуазой?

"Объяснились"! Вот выражение в духе П. Д. Ж. [Сокращение по начальным буквам французских слов президент - генеральный директор]! Откровенно и честно, и будьте-любезны-пройдите-в-кассу! А что делает П. Д. Ж. с самолюбием, с тоской, которую испытывает человек, отравленный до мозга костей ядом жуткого видения? Попросту на все это плевать хотел?

- Десять раз, двадцать я готов был взорваться и бросить ей гнусную правду в лицо!

- И что же?

- Каждый раз брал себя в руки.

- Но зачем?

- Хотел посмотреть… Посмотреть, до чего она способна дойти. Ну, вот, она и дошла до Лондона!

Ему этого не понять. Он устроен не так, как я. В нем нет кошачьего азарта, заставляющего кота играть с мышкой, прежде чем ее слопать.

Он качает головой, он не согласен.

- Это невозможно, - говорит он. - Как можно знать об измене и не вмешаться из-за того лишь, что желаешь "посмотреть"?

Мне очень хочется его шокировать, ответить: "Из порочности. Вы никогда не слыхали о людях, любителях подглядывать?" Но я не мешаю ему продолжать.

- Нет, у вашего молчания другая причина.

- В самом деле! - произношу я, вкладывая в слова всю силу сдерживаемого бешенства. - У меня есть один недостаток, Андре. Я слишком горд. Я готов не скрывать своих страданий, но при одном условии: в свою очередь заставить страдать!

- Это обычное явление, - заявляет П. Д. Ж с серьезной миной, желая, видимо, чтоб я поверил в его многоопытность.

- Да, но у меня все в обостренной форме! Однако, когда речь зашла о Франсуазе, о ее измене, я тщетно искал, как заставить ее страдать.

- Между тем вы славитесь неистощимой фантазией, - усмехается Андре.

- Жизнь и романы - это разные вещи. Так по крайней мере я думал до сих пор.

- Вы в самом деле хотели отомстить?

- Разумеется! Но трудность состояла в том, чтобы найти способ мести, достойный меня, каким я себе, во всяком случае, это мыслю. Палить из револьвера для меня было совершенно неприемлемо. Слишком вульгарно! Мне хотелось чего-нибудь нового, невиданного и более жестокого.

- Более жестокого? - обеспокоенно повторяет Андре и, чуть помолчав, спрашивает: - В конечном счете придумали?

Бедняга! Неужели ты думаешь, я открою перед тобой свои карты! Уж не ради ли твоих выдающих больную печень глазок!

- Нет, мой дорогой Андре, я ничего не придумал. Итак, вы понимаете теперь, почему я предпочел молчать, изображать ни о чем не подозревающего мужа. Мужчины, безропотно скулящие у ног своих жен, вместо того, чтоб взять в руки плеть, внушают отвращение, не правда ли?

Он по-ослиному мотает головой. До него определенно доходит с трудом.

- Но как, - удивляется он, - как у вас хватило духа играть перед Франсуазой эту комедию?

Тут я смеюсь в открытую:

- Вы что же, в некотором роде упрекаете меня за то, что я ее обманул?