Место встречи изменить нельзя. Гонки по вертикали - Аркадий Александрович Вайнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здесь!
Честно говоря, я с большим сомнением осмотрел здоровенный навесной замок, потом обошел будку со всех сторон – дверь была одна, кроме нее отверстий в кирпичной кладке не было. Я взял носовой платок, обернул им замок, потряс его, потянул за дужку, и мне показалось, что она поддается. Я потянул сильнее и, к моему великому удивлению, дужка вышла – замок открылся. Торопясь, я вытащил замок из петель, схватился за ручку, дернул дверь на себя, но меня остановил Алимов:
– Постой, Володя… А если там кто-нибудь…
Стоя сбоку от двери, мы осторожно открыли ее, и Алимов на самом коротком поводке запустил в будку собаку. Радостный басовитый лай ее, перемежавшийся неожиданным щенячьим каким-то повизгиванием, возвестил о том, что в будке никого нет, и мы вошли внутрь, широко распахнув дверь для света. Под запыленным трансформатором вдоль стен навалом лежали вещи: два рулона мануфактуры, несколько костюмов, пальто, коробки с обувью, два белых мешка с сахаром и еще много всякого добра – впопыхах все сразу и не разглядеть…
Я от души хлопнул по плечу Алимова, тот весело подмигнул, и мы разом захохотали, довольные собою, и друг другом, и распрекрасной нашей собачкой. Алимов с сожалением посмотрел на мешки с сахаром, вздохнул и достал из кармана кулек, развернул его – там лежал серый неровный кусок рафинада. Еще раз вздохнув, поглядел Алимов на мешки и бросил рафинад вверх. Абрек, кажется, только чуть-чуть повел широченной своей башкой, лязгнул, словно пушечным затвором, челюстями, и негромкий хруст известил о том, что заслуженная награда принята с благодарностью.
Я заметил вожделенные взгляды Алимова на мешки и его вздохи.
– Угостил бы пса от души, – сказал я. – Честно заработал небось!
– Не-е, не дело, – отозвался Алимов. – Пес должен без корысти работать, понимаешь? Ну, вроде на патриотизме, честно. А то забалуется. Думаешь, он не понимает? Он все понимает… – И Алимов на мгновение прижал к себе голову Абрека, и столько было в коротком этом движении нежности и ласки, и столько было преданности во взгляде и тихом, еле слышном повизгивании пса, что я почувствовал что-то вроде зависти.
– Пошли дальше, однако, – сказал Алимов, и мы вышли из будки. Я снова аккуратно навесил и закрыл замок. Огляделись – было еще раннее осеннее утро, пусто кругом, ни живой души, – и Алимов скомандовал Абреку: – Ищи!
И снова началась азартная и утомительная гонка по дворам, сараям, закоулкам и переулкам, пока не вывел теплый еще след на многолюдную Первую Мещанскую, где уже сотни рабочих торопились в этот ранний час на фабрики и заводы и каждый оставлял на сыром утреннем асфальте свой неповторимый и отвлекающий запах, где одинаково непереносимо ранили чуткий собачий нос ядовитый перегар автомобильных выхлопов, резкие ароматы простых женских одеколонов, острый смрад гуталина, щекочущий запах бесчисленных галош; и Абрек замедлил ход, стал оглядываться на хозяина, петлять, всем своим неуверенным видом демонстрируя сложность обстановки, а потом и вовсе остановился, недовольно фыркнул, будто чихнул по-собачьи, и широко, с хрустом зевнул, оскалив свои страшные, но пока совсем бесполезные клыки.
– Все, кончилась работа, – сказал Алимов со вздохом. – Эх, в деревне бы…
– Сам ты деревня, – передразнил я. – Сколько вещей нашла собака – и за то скажи ей спасибо… Знаешь, Алимов, сказать по-честному, не очень-то я надеялся, что она найдет что-нибудь…
– Почему же это ты не надеялся? – всерьез обиделся Алимов. – У нас собачки есть, которые добра людям возвратили побольше, чем некоторые оперативники за всю свою службу…
– Загибаешь? – спросил я.
– Да что с тобой говорить! – махнул рукой Алимов. – Ты про Эриха слыхал? Или про Гету?
– Не слыхал, – признался я.
– То-то! Ордена давать бы им полагалось. Их капитан Гетман дрессировал, у него только Эрих задержал восемь вооруженных бандитов. Убили пса в схватке. Это был такой пес – уж на что мой Абрек хорош, а по совести если, то, конечно, ему против Эриха не сдюжить.
– А Гета?
– Та тоже была классная сыскарка. Не чистых кровей она, ее Гетман где-то щенком подобрал. На два миллиона рубчиков отыскала похищенного, понял? Ты и не видал таких денег. А собаки плохо живут, – закончил он неожиданно.
– Почему? – удивился я.
– Да отношение к ним несознательное – вот вроде как у тебя. Ведь это сейчас стали немного расчухиваться, а раньше, когда было их всего четыре души, гоняли нас с места на место – жилья дать никак не могли. Потом дали пустой свинарник, мы его сами с Гетманом и Рубцовым чистили, ремонтировали, утепляли, для нормального собачьего житья приспосабливали. А нужен настоящий питомник и по всем правилам – они бы все расходы на себя оправдали…
– Я вижу, любишь ты собак, Алимов…
– А как же их не любить? Они ведь как люди! – горячо сказал Алимов и стал мне объяснять тысячелетнюю родословную отбора своего Абрека.
Я узнал, что все овчарки – немецкая, английская, бриарская, боснийская и астурийская – имеют предком древнюю азиатскую овчарку, а та произошла от бронзовой собаки, а та является порождением волков и шакалов, общим родителем которых был первобытный томарктус. И как ни хорош английский полицейский пес доберман-пинчер, он все-таки в нашем климате против овчарки не сдюжит – теряет на морозе чутье… И поскольку остановить Алимова было невозможно, я не спеша шагал рядом с ним и думал, что благодаря раннему времени нас около трансформаторной будки, скорее всего, никто не видел и если сейчас там не болтаться, а
