Каятан - Кирилл Довыдовский

Кроме насекомых и меня, в комнате было еще семеро. Насколько я мог судить, все они представляли собой низшую бандитскую среду и сидели здесь по причине… ну, кто-то же должен был здесь сидеть. Хотя им, конечно, не могло это нравиться.

Когда в трактире к нам подошла стража, я подумал, что во временном пребывании в местном изоляторе, по сути, нет ничего плохого. Если бы мы напали на стражу: нам пришлось бы тут же бежать из города. А так… если честно, я надеялся бесплатно переночевать, но, увидев условия… да и понюхав к тому же… здесь ночевать расхотел.

— И кого это к нам привели? — раздался радостный голос. Говорил, конечно, один из моих сокамерников. Самое обидное было в том, что этот конкретный бандит, а может, даже и вовсе — местный «авторитет», — был чуть ли не самым хлипким из всех семерых, а меня вообще, ниже почти на две головы.

На провокации я решил не поддаваться — по крайней мере, не сразу. Все семеро заключенных располагались в левой части камеры, подальше от бьющего наповал запаха. Лично я сомневался, что слева пахнет лучше, чем справа, но на всякий случай решил не рисковать и тоже сел с левой стороны, сразу рядом с дверью и на некотором расстоянии от всех остальных. Вряд ли от моих товарищей по несчастью пахло лучше.

— Парниша, ты что, глухой? — Да, видимо, сам не отстанет. — Отвечать надо, когда с тобой старшие разговаривают.

— Пошел ты…

Нет, наглость меня когда-нибудь погубит, но так хочется сразу выяснить отношения…

Кажется, «авторитета» я недооценил: после моих слов по камере прошел ощутимый «холодок», — видно, его тут побаивались. Интересно, за что?

— Что ты сказал? — раздельно поговорил он. По задумке «авторитета», преобладавшее в его голосе спокойствие должно было повлиять на меня устрашающе.

Я с удовольствием повторил. Мало ли — вдруг у человека проблемы со слухом, или мозг медленно информацию обрабатывает…

— А теперь, щенок, молись! — посоветовал он и тут же сорвался с места.

Сидел он в шести метрах от меня и, преодолевая это расстояние, успел не только порядком разогнаться, но и вытащить откуда-то маленький тонкий ножик. Реакция у «авторитета» действительно было отменная. Тем больше было его удивление, когда, уже будучи в нескольких сантиметрах от меня, и его нож, и он сам, не потеряв скорости, резко изменили направление движения. И если нож просто упал на пол, то «авторитету» повезло меньше. Встретившись со мной, он каким-то невероятным — особенно для него самого — манером свернул на полметра влево и на столько же вверх.

Два предмета столкнулись. Один из них, а именно — тяжелая деревянная дверь, оказался прочнее и никаких повреждений не понес, второй с глухим стуком упал на пол. Подняв с пола нож, я положил его в карман: пригодится еще.

— Есть еще какие-нибудь вопросы? — осведомился у публики.

Я думал, что дельных замечаний не последует, но, как ни странно, ошибся.

— Он мне всегда не нравился, — заявил один из арестантов, указывая на лежащего у двери.

— Мне тоже, — сказал еще один.

По камере пронесся одобрительный гул.

— И мне, — присоединился я, деликатно закругляя разговор. У меня вдруг возникла одна очень интересная мысль. Она уже приходила мне в голову, но никак не удавалось уделить ей должного внимания.

Засунув руку за пазуху, я вытащил оттуда тетрадь, добытую необычным образом. Ответить, почему я ее до сих пор не выбросил, я не мог даже самому себе. Почему-то просто не хотелось.

Ощутив прикосновение гладкой черной кожи, я вдруг обнаружил: что-то изменилось. Что-то едва ощутимое… Кожа стала чуть темнее, что ли? Хотя она вроде бы такой и была…

В задумчивости я раскрыл тетрадь, решив в очередной раз проверить ее на предмет каких-либо малозаметных пометок. Пометок не было. Зато… появилась нумерация страниц! Появилась или была прежде?.. Теперь я не мог вспомнить.

Закрыв тетрадь, я открыл ее уже на последней странице, — та пронумерована не была. И предпоследняя тоже, и предпредпоследняя… Так добравшись до первой страницы, я определил, что в тетради пронумерованных страниц нет вовсе. Это уже интересно.

Кстати, а как я, собственно, определил, где у тетради конец, а где начало? Внешне-то она с обеих сторон выглядит одинаково. Хотя под обложкой с одной стороны, на первой странице, раньше стояла циферка «один»… Вот именно — раньше. Сейчас тетрадь лежала как раз этой стороной вверх.

Ради эксперимента, перед тем как открыть заново тетрадь, я перевернул ее задней, а вернее — другой стороной. Теперь тетрадь была пронумерована с другой стороны… Я вновь закрыл ее, перевернул и открыл снова, — опять единичка снизу страницы. Долистав до конца, я убедился… что ни в чем не убедился. Последняя страница была пуста. Перевернув лист назад, я увидел, что и с предыдущих страниц номера куда-то пропали. Н-да… эксперимент не удался.

От греха подальше я положил тетрадь обратно за пазуху. А подняв глаза, понял, что все это время за мной очень внимательно наблюдали мои сокамерники.

— Не обращайте внимания, — успокоил я их, — лучше скажите, здесь вообще кормят? — есть я пока не хотел, но мне же здесь еще до самой ночи сидеть.

— Кормят, — не очень уверенно ответил кто-то.

Ясно, опять голодать…

Главным позитивным итогом или, скорее, минимизацией потерь попадания в изолятор временного содержания было то, что стражники — видимо, на нервной почве — забыли обыскать задержанных. И потому оставшаяся в распоряжении Мика горстка серебряных монет грела его.

Сейчас Мик уже примерно понимал, почему Кай решил сдаться стражникам без боя. Вновь пускаться в бега, да еще к тому же на полный желудок, Мику тоже не хотелось. Впрочем, как ему не хотелось и сидеть здесь. Но, хорошо зная друга, Мик надеялся, что на слишком долгий срок ему задерживаться не придется, особенно если в камере Кая санитарные условия оставляют желать столь же много лучшего.

Оказавшись в своем «номере», Мик решил первым делом оценить соотношение сил. За Кая он не волновался совсем. В последнее время в друге обнаружилось много разных талантов. Конечно, главным талантом было умение попадать в неприятности, но Мику стало чрезвычайно интересно узнать, — чем же все это в итоге закончится, насколько далеко заведет их кривая неосознанного движения.

Как назло, вспомнилось где-то слышанное изречение: «Его жизнь была интересной, но недолгой». К счастью, пессимистом Мик не был, и потому надолго эта мысль в его голове не задержалась.

Что же касается наших баранов — или в тюрьме говорят: козлов? — то в камере, помимо самого Мика, было всего два человека. Один — тщедушный и седоватый, но еще не старик, второй — здоровенный, под два метра, верзила с квадратным малоинтеллигентным лицом и садистскими наклонностями на этом же лице.