Мой друг Тролль (авторский сборник) - Александр Мазин

Что напилась, это точно. Она облизнула пересохшие губы: хотелось пить. И писать.

«Представляю, в каком я виде!» – подумала Лейка.

Нет, все-таки куда это ее занесло? И что было до этого?

Лейка быстренько себя ощупала… Похоже, ее беспомощным состоянием никто не воспользовался. Это радует. Еще похоже, что ее поколотили. Ребра болят. И на затылке шишка… Двигаться не хотелось. Хотелось снова лечь. Еще больше хотелось домой. Но сильнее всего – в туалет.

С тяжким вздохом Лейка встала, взяла лампу и отправилась на поиски туалета.

Поиски успехом не увенчались. Лейка минут десять бродила по каким-то помещениям, спотыкаясь о пыльный хлам, цепляясь за трубы, стукаясь обо все подряд и бормоча ругательства. Пару раз она натыкалась на лестницы, ведущие вверх и заканчивающиеся дверьми. Запертыми.

Судя по всему, это был какой-то подвал.

Когда терпение Лейки истощилось, она просто присела в уголке за парой толстых, обмотанных стеклотканью труб. Потом побродила еще немного и наткнулась на кран, из которого сочилась струйка воды. Лейкины родители явно не одобрили бы ее поступка. Дома Лейка пила только родниковую воду, которую по графику (оплачено на год вперед) привозили в больших пластиковых бочках. Но сейчас Лейке так хотелось пить, что она наплевала на токсины и инфекции и утолила жажду экологически грязной жидкостью из водопровода. Ею же и умылась.

Удовлетворив наиболее насущные потребности, Лейка задумалась. Ей было страшновато. Она не знала, кто и зачем запер ее в подвале. Но поскольку ничего особо ужасного с ней не сделали, не связали, а даже поставили лампу (кошмар что было бы, очнись Лейка в полной темноте), значит, можно и нужно отнестись к ситуации оптимистически. Допустим, как к чьей-нибудь шутке. Тот же Сережка вполне был способен запереть ее в подвале: у него мозгов – как раз на такие приколы.

В кармане у Лейки нашелся почти полный пакетик миндальных орешков. Она съела их, запивая неочищенной водой.

«Причин для паники нет»,– сказала она сама себе. В крайнем случае можно найти какую-нибудь железяку и колотить ею изнутри в запертые двери. Кто-то наверняка услышит. Но сначала следует поискать, нет ли где выхода.

«Надо обследовать это место систематически»,– решила Лейка. И приступила к делу.

Выхода она не нашла. Зато отыскала помещение, где очнулась. Точно, бомжатник. И запах соответствующий.

Лейка присела на табурет… И вдруг услышала странные звуки. Как будто где-то тихонько подвывала собака.

Колебалась Лейка недолго. Любопытство пересилило страх. С куском ржавой трубы (какое ни есть, а оружие) в одной руке и лампой в другой Лейка двинулась на звук и через минуту увидела человека. И собаку. Насколько Лейка могла разглядеть в довольно скудном свете лампы, человек неподвижно лежал на спине на каком-то длинном ящике, а собака устроилась за ним, положив довольно-таки большую и страшную морду человеку на живот.

При появлении Кати собака приподняла голову и издала негромкое рычание.

– Спокойно, песик, спокойно… – проговорила Лейка, попятившись.

Пес рыкнул громче. Оскалился.

– Спокойно, хорошая собачка, не надо злиться… – пробормотала Лейка, продолжая отступать и крепче стискивая обрезок трубы.– Я уже ухожу, уже ухожу… Ой!

Обрезок трубы выпал из Лейкиной руки. И лампа тоже. Но не разбилась – просто потухла. В подвале стало совсем темно. Но за мгновение до этого Лейка успела увидеть, как «собака» медленно поднимается… на задние лапы, и еще – понять, что это никакая не собака!

В следующий миг Лейка пронзительно завизжала…

Она визжала, наверное, минуту, зажмурившись, не переводя дыхания…

Потом судорожно вдохнула и завизжала снова…

А потом вспыхнул огонек – и Лейка увидела, что чудовище с собачьей головой… Нет, не с собачьей! Не бывает у собак таких страшных морд!… Что это чудовище еще ужасней, чем показалось Лейке. И оно поставило на пол непонятно как зажженную лампу, нависло над сидящей на полу Лейкой и зарычало глухо и страшно…

Лейка зажмурилась и снова завизжала. Еще громче прежнего.

Ее не разорвали на куски.

И она не очнулась на койке психиатрической больницы.

Когда Лейка открыла глаза, то обнаружила, что лежит, свернувшись калачиком, на бетонном полу, метрах в двух от нее стоит керосиновая лампа, а за лампой сидит на корточках воплотившийся кошмар голливудских ужастиков, при этом острые колени «кошмара» торчат вперед, передние лапы упираются в пол, спина изгибается горбом, а заросшая шерстью морда (или лицо?) лежит на коленях.

Чудовище рыкнуло еще раз. В сознании Лейки что-то переключилось (до этого момента она просто не могла осознать, что в этом страшном рыке может быть смысл), и она поняла. Чудовище разговаривало. Более того, оно обращалось к Лейке. И – совершенно невозможно! – оно обращалось к ней по-шведски!

Это было настолько невозможно, что Лейка вдруг приняла все происходящее как должное. И села. И перестала бояться. Нет, не перестала, просто страх превзошел какой-то предел, после которого сознание перестало его воспринимать.

«Не бойся, маленький человек!» – вот что прорычало чудовище.

– Кто ты? – тоже по-шведски проговорила Лейка. Она не очень надеялась, что чудовище поймет. Оно и не поняло. Прорычало что-то невразумительное, но требовательное. Волосатая лапа с длинными толстыми пальцами на удивление бережно дотронулась до щеки Лейки. Лейка не отшатнулась. Она бы не успела. Движения существа были невероятно быстрыми. Дотронулось и в следующий миг отпрыгнуло назад, оказавшись рядом с лежащим человеком, тронуло его лапой, затем сделало такое движение, словно вспарывало лежащему грудь и вырывало внутренности. И поманило Лейку: иди сюда!

Лейка отчаянно замотала головой. Потом, напряженно подыскивая подходящие шведские слова, выдавила:

– Я не кушать человек.

Чудовище рыкнуло, выразив непонимание.

– Я не кушать человек! – повторила Лейка, дополняя слова жестами.– Не кушать его! Нет!

Чудовище замерло. Затем распахнуло пасть во всю ширину и издало кашляющий рев.

«Сожрет,– совсем отрешенно подумала Лейка.– Этого сожрет и меня за компанию. Господи, я в тебя не верю, но сделай так, чтобы это был сон!»

Чудовище подпрыгнуло метра на два, ударившись спиной о трубы на потолке. Трубы задрожали и загудели. Пол тоже задрожал: чудовище колотило по нему ручищами, рычало и подвывало.

Потом наконец умолкло и, явно передразнивая Катю, замотало здоровенной башкой.

– Нет! – отчетливо повторило оно.– Нет, человек! Ты – человек. Он – не человек… (дальше Лейка не поняла).– Ты его кушать – нет! Ты его – жить!

И снова – приглашающий жест.

Лейка колебалась. Ей ужасно не хотелось приближаться к трупу. Но ее очумевшее от потрясений сознание подсказывало, что труп – это намного менее опасно, чем болтающая по-шведски помесь гориллы, леопарда и паука.

«Надо делать то, что он хочет»,– подумала Лейка.

Она встала.

Чудовище заворчало. Кажется, одобрительно.

Лейка набралась храбрости и двинулась к лежащему.

Это был очень длинный путь. Лейка о многом успела подумать. В частности о том, что лежащий – не обязательно труп. Может быть, это живой человек, но без сознания.

Наконец путь в двадцать коротких шагов был пройден, и Лейка оказалась рядом с лежащим. И что дальше?

Она посмотрела на монстра (на лежащего она старалась не смотреть совсем). Монстр рыкнул, полыхнул глазами, ухватил Лейку за руку и прижал ее ладонь к животу лежащего. Живот был совершенно холодным и очень твердым. В памяти Лейки всплыли слова: «трупное окоченение». Еще она подумала: «Сейчас меня стошнит!» … И тут нос ее уловил очень знакомый запах – запах сена и нагретого солнцем камня. И она наконец посмотрела вниз, на лежащего. Это был Карлссон.

Глава сорок вторая

Поцелуй мертвеца

Нанялся как-то молодой тролль на кладбище могильщиком.

А гнусный эльф решил над ним подшутить.

Переоделся призраком, череп на макушку привязал, внутрь зажженную свечку вставил. Подобрался к троллю, который могилу копал,– да как заухает.

Тролль глянул через плечо – и снова за работу.

Разочарованный эльф походил еще немного вокруг, понял, что тролля не напугать, да и двинулся к воротам.

А у самых ворот его тролль догнал и за шкирку – цап!

– Здесь,– говорит,– гуляй. Призракам за территорию выходить не положено.

Это был Карлссон, и он, несомненно, был мертв. Потому что был холодным. Потому что, присмотревшись внимательнее, Лейка увидела, что он – весь в черной запекшейся крови. Что голова его совсем разбита.