Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры - Мэттью Коллин

9 октября Партия Наступления и ее союзники в последний раз продемонстрировали свое могущество, собрав в центре Лондона, по их собственным подсчетам, 100 000 сторонников. Настроение у демонстрантов снова было приподнятое и лишь немного омрачено ожиданием приближающегося поражения. Однако когда митинг подходил к концу, одна из саунд-систем медленно двинулась по Парк-лейн в сопровождении более тысячи танцующих и попыталась войти в Гайд-парк, нарушив уговор с полицией. Танцующие были остановлены отрядом спецназа, после чего полицейские напали и на остальных демонстрантов, попытавшихся было уйти домой, — настроение было испорчено и ножи вновь обнажены. «Были такие моменты, когда происходящее казалось чем-то из области фантастики, — писал корреспондент газеты Guardian Дункан Кэмпбелл. — Пожиратель огня, циркач на одном колесе развлекают толпы людей посреди одной из самых престижных британских улиц, а тем временем с одной стороны стоит отряд спецназа, а с другой трубит рейв».

Полиция напала на демонстрантов один раз, потом второй и теперь уже избивала всех, кто попадался у нее на пути. В толпе началась паника, люди бросились врассыпную. Прибыл отряд конной полиции, и началась серьезная битва. Около девяти часов вечера одетые в броню полицейские, многие без идентификационных номеров, произвели двойной охват, чтобы разогнать оставшиеся полторы тысячи демонстрантов, отодвигая их вниз по Парк-лейн. Многие, спасаясь от увечий, укрылись в «Макдоналдсе» и наблюдали через окно за страшными драками, происходящими на улице. А другие бежали по Оксфорд-стрит, громя на бегу витрины и спасаясь от полиции, дубинками сбивающей с ног тех, кого удавалось настигнуть. Начальники полиции утверждали, что виновниками насилия стали те же ключевые фигуры, что возглавляли бунт против подушного налога на Трафальгарской площади пять лет назад, а некоторые из организаторов демонстрации винили в случившемся анархистов-подстрекателей и говорили, что такая реакция полиции — это именно то, к чему следует приготовиться диссидентам, если законопроект об уголовном судопроизводстве утвердят.

3 ноября министр внутренних дел Майкл Говард предпринял попытку успокоить то, что он называл «преувеличенными страхами» по поводу возможных последствий утверждения законопроекта: «Это вовсе не означает, что будут запрещены все рейвы, — обещал он. — Будут запрещены только те рейвы, у которых нет лицензии, и получить такую лицензию будет вполне реально при условии, что рейв не мешает спокойствию других людей. Новый закон также не сможет лишить людей права на демонстрации. Его смысл состоит в том, чтобы позволить людям вести себя так, как им хочется, если их желания не идут вразрез с правами других» (The Guardian, ноябрь 1994).

В тот же день была получена королевская санкция, и билль об уголовном судопроизводстве и общественном порядке стал законом.

И ничего не произошло. Ни массовых арестов, ни крупных выселений, ни задержания нежелательных лиц, ни плача на улицах. Хотя билль об уголовном судопроизводстве теперь входил в кодекс, протесты продолжались. Через несколько часов после утверждения законопроекта пятеро протестующих проникли на студию внутреннего телевидения палаты общин, взобрались по водосточным трубам на крышу, развернули плакаты с надписью «Не поддавайся БУСу!» и устроились поудобнее, чтобы выкурить косяк. За этим последовал марш протеста в загородной резиденции Джона Мейджора в Чекерсе (Букингемшир), а за ним — массовое вторжение в Виндзорский замок.

Однако в хрупком содружестве участников бесплатных вечеринок то и дело возникали разногласия. На собрании Партии Наступления, последовавшем сразу за принятием билля, несколько центральных фигур объявили о своем намерении выйти из партии и основать другую организацию, под названием Объединенные системы. Они заявили, что теперь, когда билль об уголовном судопроизводстве стал законом, Партии Наступления больше нечего делать. Она больше не была подвижным, побуждающим к действию организмом, но превратилась в громоздкую бюрократическую конструкцию, занимающуюся совсем не теми проблемами, ради которых создавалась. Объединенные системы сосредоточат все свои силы на поддержке бесплатных вечеринок и саунд-систем в их борьбе за выживание в условиях принятия нового закона. «Бесплатным вечеринкам не помогут ни политические кампании, ни телевизионные ток-шоу, ни журнальные статьи, ни ораторские выступления, ни поддержка знаменитостей. Равно как не помогут им флайеры, листовки, постеры и стакеры, — говорилось в их программной речи. — Бесплатные вечеринки могут спасти только бесплатные вечеринки!» Новая организация будет изумительно аморфна — настоящая адхократия [146], ее имя сможет использовать как укрытие или знамя любая саунд-система, и еще она будет давать дельные практические советы по устройству нелегальных рейвов.

В передвижные подразделения Объединенных систем входили многие саунд-системы из тех, что возникли после Кэслмортона и заняли центральное место в иерархии систем после того, как Spiral Tribe и Bedlam покинули страну. Новые саунд-системы действовали в многочисленных непохожих друг на друга заброшенных зданиях лондонской земли сквотов, в грязных и запущенных районах города, в которых когда-то появились на свет Mutoid Waste Company, The Shamen, Spiral Tribe, Club Dog и многие-многие другие. Центром внимания снова стали Брикстон и Хэкни, где новые команды из сквотов вроде Ooops, Jiba, Vox Populi и Virus играли для общины, которая чувствовала, что ей чужды провинциальный материализм, претенциозные дресс-коды, дорогие входные билеты и «коммерческая музыка» того, что они называли «мейстри- мом» хауса — «лихорадкой субботнего вечера» массовой экстази-культуры. Хриплая эйсид- и техно-музыка систем из сквотов должна была быть, как и техно Spiral Tribe, яростным криком, вызовом, хотя, конечно, и у нее были свои собственные неписаные дресс-коды и иерархии.

«Это дело выбора, — говорил Аарон из Liberator, еще одной кислотной команды. — Я не осуждаю того, что делают другие люди. Им хочется наряжаться, хочется пойти в какое-нибудь милое место, где их наряд оценят по заслугам. Если они придут к нам на вечеринку, ничего подобного с ними не произойдет. Потому что их новые красивые туфли затопчут, а новую красивую рубашку обольют пивом. У нас тут собираются неудачники, уродливые парни в дешевых шмотках, и мне это нравится, потому что именно такие все мы и есть» {Mixmag, август 1995).

Новые саунд-системы стали еще одним проявлением феномена британского техно-хиппизма, развивавшегося с тех пор, как в конце 80-х появились первые эксперты в области психоделики: Фрейзер Кларк, Mixmaster Morris и The Shamen. Это не было определенным направлением — скорее чем-то бесформенным, постоянно изменяющимся континуумом идей, новой интерпретацией возможностей, которые дает слияние наркотиков и технологий. Принцип смешения, которым пользовалась новая сцена — гедонизм эйсид-хауса, пост-панк, сцена городских сквотов, бродячие саунд-системы, борцы за отмену строительства дорог, психоделическое транстанцевальное движение, импортированное с берегов Гоа в Индии, киберкультура «New Edge» журнала Mondo 2000 и обрывки мыслей философов вроде Маккенны и Лири, — размечал новую территорию психоделической традиции, свидетельствовал о том, что этика хиппи переживает новое рождение и что в результате этого на свет появится не просто бледное подобие 60-х, а нечто совершенно новое. 

После утверждения законопроекта об уголовном судопроизводстве полиция могла действовать по своему усмотрению: если хотелось — использовать для отмены вечеринки новый закон, а если нет — пользоваться старыми проверенными методами. К весне 1995 года выяснилось, что большинство полицейских отделений предпочитают мягкий подход, то ли из страха перед массовыми протестами, то ли потому что новый закон им не нравился и не был нужен. Десять лет спустя после «Битвы на бобовом поле» , на Первое мая, когда часть страны праздновала юбилей победы над Германией, Объединенные системы устраивали двухдневные вечеринки в Вудбридже (Саффолк) и Бэнгоре (северныйУэльс). Местная полиция, казалось, пребывает в самом благодушном состоянии духа: она позволила обоим мероприятиям протекать беззаботно до самого утра понедельника, но в понедельник их отношение вдруг ни с того ни с сего изменилось: оба поля бесцеремонно очистили от людей и конфисковали аппаратуру. Хотя закон об уголовном судопроизводстве применен не был, Объединенные системы почувствовали в произошедшим холодную руку министерства внутренних дел. «В случае с Бэнгором полицейские подходили к нам и говорили: "Извините, ребята, мы не хотим этого делать, но нам дали команду сверху"», — рассказывает Дебби Стаунтон, управлявшая телефонными линиями Объединенных систем.