А Саша делает, как может (СИ) - Козьякова Наталья Дмитриевна

Тогда Аленка разрыдалась на плече у Гришеньки. Тот отловил среди моря своих друзей-приятелей-простознакомых электрика с допуском.

Потолочные светильники убрали, проводку в танцклассе заменили — тут уж родители детишек подсуетились. Кто-то кому-то чего-то был должен…. Блат все же великая сила….

Освещение наладили, старую проводку удалили от греха.

А дыры остались.

Некрасивошно.

Завотделом, пришедшая взглянуть на новые настенные светильники, поцокала языком и приказала дыры заделать и потолок побелить.

А денег нет…. Но мы ж умные, мы ж в академиях как раз этому и учились — дыры в потолке бетонировать. Или их шпаклевать надо было? А побелка потолков — это и вовсе наше хобби. Хлебом не корми — дай потолок побелить. Прямо вот так, не снимая туфелек на шпильках, мы их и белим по три раза на день, да….

Уж не знаю, какая вода теплая стукнула Аленке в голову, но вздумалось ей проверить толщину плиты перекрытия.

Взгромоздилась на стремянку, прихватив с собой метровую рейку, и принялась ширять ею в ту дыру.

Рейка, со второго раза уразумев, что сопротивляться бесполезно, мгновенно исчезла в дыре и даже хвостика не оставила.

Изумленная подобным коварством, Аленка спустилась на пол, нервно вырвала у меня бокал с горячим кофе, выхлебала его в два глотка, и понеслась на улицу — смотреть, куда делась предательница.

Я подругу в трудное время не бросила. Интересно же!

С земли мы ничего не увидели.

Тогда эта ду…. умная на всю голову девица полезла по пожарной лестнице на крышу.

О, как она кричала! Как кричала!

Надрывно, уливаясь слезами и заламывая руки. Тыкая мыском сапожка в то место, где по ее мнению, должна была находиться рейка.

На шум принесся директор, прискакал Гришенька, и даже наш завхоз Славик выполз из своей кондейки, где изволил дремать после обеда.

Девицу с крыши сняли, слезы ей вытерли, меня обругали. Мол, куда ты смотрела, как ты могла, и все в таком духе.

Гришка даже не поленился сгонять в магазин за любимым Аленкиным десертом, лишь бы она отвязалась от пропавшей рейки. И директор даже загнал на стремянку Славика, под страхом отобрания похмельных ста граммов заставив его замазать эти проклятые дырки в потолке.

А рейку мы так и не нашли, хотя обыскали всю прилегающую к ДК территорию….

— Так в каком месте ты высоты боишься? — коварно ткнув подруженьку носом в этот подвиг, поинтересовалась я. Аленка надулась.

И тут над нами синей тучкой завис Гай-цгоргерцеорг. Примерился, ухватил обеих пастью и забросил себе на спину.

— Дер-р-р-ржитесь крр-р-репче! — прорычал нам и лег на крыло, разворачиваясь мордой на закат.

— Уж лучше б я дома осталась! — прокричала мне в ухо ничуть не испугавшаяся подружка. — Но ведь вас, дурней неприспособленных, как бросить?! Пропадете!

Я оглянулась. Гай-цгор младший, наплевав на одежду, уже обернулся и теперь летел следом, неся на себе братьев и Сельвиля, который братом пока не стал. Но ведь не бросать же мальчика одного, не так ли?

Где-то очень далеко и высоко в Огненных горах

Старый Ргрыж доживал последнюю тысячу из отведенных ему лет. Вернее, он давно ее дожил, и должен был, как его друг, Хранитель знаний, раствориться в Первородном Пламени. Всем известно, что драконы родились из него миллионы лет назад. До сих пор горы извещают Мир столбом подземного огня, когда на свет появляется новый дракон. Правда, в последнее время это случается все реже и реже.

Да, родились из пламени — в него и уходят, когда наступает их час.

Почему же старый Ргрыж был все еще жив, почему не спешил по Огненной дороге, по пути, предопределенному Покровителями Элейнлиля? А потому что в давние времена дал клятву, что не уйдет на перерождение, до тех пор, пока не встретит того, кому сможет передать свою магическую суть.

А он все не встречается.

Ргрыж уже и ждать устал. И жить устал. И пламя манило его все больше. Но уйти…. Уйти он не мог. Слишком силен был якорь данной клятвы.

Впрочем, Ргрыж относился ко всему философски, предпочитая проводить свои дни на солнечном склоне возле своей пещеры. Старые кости, что тут скажешь. Кровь, опять же, холодная….

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Да, Ргрыж уже давно никуда не торопился. И на охоту в последнее время летал все реже. Одной овцы ему хватало надолго. А чистая ледниковая вода была совсем рядом — даже лететь не надо было.

Он лежал на солнышке, свернувшись клубком — старому телу было трудно согреться по весне, хотя земля и была достаточно теплой. Лежал, держа в лапах довольно крупный красно-оранжевый камень. Названия у камня не было. А если и было — Ргрыж уже успел его забыть. Да и зачем дракону название камня, если он и говорить-то мог с трудом. И говорить ему особо было не с кем. Соплеменники редко залетали к нему в гости. Даже этот мальчишка, Гай-цгор, правнук старого друга, в последнее время был занят подготовкой к обретению сущности и крыльев. Драконы, едва родившись, встают на крыло. И юный Гай-цгор не был исключением. Летал он отлично. Но кроме крыльев физических у каждого дракона должны быть крылья Души. Крылья Разума, если хотите, а их еще надо суметь взрастить в себе….

Кроме того, у старого Ргрыжа было еще одно хобби — он слушал горы.

Горы — они ведь живые. Пусть их жизнь и незаметна большинству скороживущих, но она есть. И только такие старики, как он, могут вот так лежать на солнышке, и слушать, как горы вздыхают, покряхтывают и потрескивают. А еще рассказывают истории. Медленно, со скрипом, замирая на долгое время. Жалуются, что в недрах скопилось слишком много огня, что так мало нынче драконов приходит, чтобы получить огненное Посвящение….

Так и проводил свои дни старый дракон. До последнего времени.

В последнее время Ргрыж стал ощущать что-то странное. Горы…. Горы волновались. Да, так будет правильно. Горы волновались. Их волнение проявлялось в участившихся сходах лавин, во внезапно проснувшихся родничках. И это было удивительно — родники на высоте тысячи метров. Раньше здесь текла только талая вода из ледников.

Еще и огонь начал вести себя странно. Он вдруг стал разноцветным — будто примерял праздничный наряд.

Даже огненные гейзеры изменили поведение. Они начали петь. Правда, их песню слышал он один, старый дракон, проживший невозможно долгую жизнь. И бОльшую ее часть дракон сожалел только об одном: нет у него возможности услышать, как поет его друг, погибший когда-то от рук врагов. А он, Ргрыж, в то время был далеко, не успел на зов, не помог, не спас.

Теперь он наслаждался песней Огненных гор, слыша в ней голос друга. Наслаждался, и мысленно обещал ему, что вот-вот, уже совсем скоро, еще несколько дней, может быть, недель, и они встретятся. В том месте, откуда берут начало реки Жизни….

Он давно уже не рассказывал свою историю молодым соплеменникам. Уж так случилось, что и большинство его ровесников погибло в те Забытые Времена. Да, они стали забытыми, ибо с уходом свидетелей история становится сказкой, мифом, легендой. А единственный свидетель, все еще живущий, объявляется выжившим из ума стариком….

…А песня была какой-то странной. Ргрыж даже глаза открыл, старательно прислушиваясь к словам. Потом сел, отложил в сторону камень, нервно расправил и снова сложил крылья.

Что-то было… неправильно. В песне неправильно.

— А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер,

Веселый ветер, веселый ветер…

Моря и горы ты обшарил все на свете

И все на свете песенки слыхал…

Песня была о ветре. Вот только здесь Ветра просто веселыми не были никогда. Они были разными: сердитыми, грозными, заунывными, иссушающими…. А веселыми?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Спой нам, ветер, про дальние горы,

Про глубокие тайны морей,

Про синие просторы, про птичьи разговоры,

Про смелых и больших …*

Тут песня прервалась, и чей-то молодой звонкий голос спросил:

— Сашка, а как бы сюда привязать дракона?

Ргрыж взволновался. В его исполнении это выглядело как замедленное перекладывание хвоста с одного места на другое, потому что в ответ прозвучал другой голос.