Весеннее равноденствие - Михаил Барышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прошу вас, — с мягкой улыбкой руководитель сектора экономической эффективности встал, как истый джентльмен, и предложил стул старшему инженеру Замараевой.
Инна Александровна уселась на краешке. Застегнула под подбородок кофточку-джерси и с великими ухищрениями натянула на колени укороченную юбку. То, что многим мужчинам нравилось в Инне, на Жебелева производило совершенно обратное впечатление. Как красное на быка.
Это было тем более странно, что руководитель сектора имел возраст тридцать шесть лет, плечи внушительной ширины и рост сто восемьдесят сантиметров. Инна собственными глазами видела однажды, как Жебелев уцепил голыми пальцами трехдюймовый гвоздь и выдернул его из стены. Дети у шефа тоже были — мальчик и девочка.
И ко всему прочему у такого человека еще зарплата четыреста рублей в месяц. С ума сойти можно!
Жебелев откинул со лба мягкие, рассыпающиеся, как вычесанный лен, волосы и дернул себя за мочку уха. Привычка дергать собственное ухо, очевидно, перенятая Жебелевым у известного горьковского героя, была верным признаком, что шеф не в своей тарелке.
— Я побеспокоил вас, Инна Александровна, — заговорил Жебелев ровным голосом, — чтобы побеседовать с вами о выполнении плановых работ. Мне кажется, что в последнее время у вас возникли непредвиденные обстоятельства, несколько, если позволите мне так выразиться, затормозившие вашу работу по теме… Межэтажные перекрытия, я надеюсь, вы уже посчитали?
— Понимаете ли, Николай Павлович, — сбивчиво заговорила Инна и ворохнулась на стуле, будто на сиденье была подложена острием вверх канцелярская кнопка. Глаза старшего инженера выразительно уткнулись в щель между рассохшимися паркетинами. — Я, видите ли…
— Вижу, Инна Александровна, — кивнул Жебелев. — Вижу и понимаю… Но эффективность затрат по внутренним стенам у вас, конечно, готова? Тоже нет?.. Вы огорчаете меня, Инна Александровна… Ну, а заводская себестоимость конструкций, я осмеливаюсь надеяться, вами проанализирована?
Замараева покаянно склонила голову. Невидимая кнопка на стуле все глубже впивалась острием в ее грешное тело. Она знала, что Жебелев с аптекарской точностью перечислит задания последних двух недель. Ровным, вежливым голосом он будет требовать у Инны ответы, которые она не может дать. Будет искренне удивляться, сокрушенно качать головой, допытываться об уважительных причинах столь тяжело сложившихся обстоятельств невыполнения плана научной работы. Он не повысит голоса, не позволит себе ни единого жеста неудовольствия. Более того, ни одной живой душе не обмолвится о печальных обстоятельствах уединенной беседы, не будет объявлять Инне выговор и лишать ее очередной премии.
Но разговор он сумеет провести так, что в душе у старшего инженера Инны Замараевой с каждым его словом будет нарастать отвращение к самой себе, к собственной проклятой безалаберности. Не Жебелев, а сама Инна собственными руками будет снимать с себя стружку, обзывать себя ничтожеством. За часовой разговор с шефом в ней, как в аккумуляторе с повышенной емкостью, накопится столько искреннего раскаяния, столько завидной злости на саму себя, что Инна неделю будет работать, как пара добрых украинских волов. Да что там волов! Как дюжина мощных самосвалов… Общелкает, как жареные семечки, все метровые ведомости, выдаст всякие там сравнительные анализы себестоимости и экономической эффективности. Подгонит до ажура то, что запустила за две недели, и наработает еще на неделю вперед.
Все-таки у Инны имелись приличные извилины в сером веществе больших полушарий. Но для того чтобы они активно функционировали, а не находились в предпочтительном состоянии покоя, требовалась периодическая встряска методом, психологически тонко разработанным кандидатом технических наук Жебелевым.
— Я полагаю, что вы справитесь с этими… назовем их… временными затруднениями?
— Справлюсь, Николай Павлович, — искренне пообещала старший инженер Замараева.
— Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? — с легкой улыбкой осведомился Жебелев.
— Не надо мне помогать, — с пугливой дрожью в голосе ответила Инна и тоже вскочила со стула. — Ради бога, только не помогайте, сама справлюсь!
Нет уж, с нее хватит по горло и этого разговора. Если словами шеф может так истерзать человека, то что же будет, если он помогать возьмется. Кошмар будет, ад кромешный…
Из кабинета Жебелева Инна возвратилась отягощенная осознанными прегрешениями, злая и работоспособная.
— Инна, тебя Лялька просила позвонить, — сообщил Славка Курочкин. — Сказала, что важное дело.
— Перебьется, — отрезала старший инженер Замараева и подвинула к себе арифмометр.
Когда за Инной захлопнулась дверь, руководитель сектора Жебелев потер руки, как некогда Понтий Пилат, и достал дерматиновую папку с истрепанным языком застежки. В отличие от прочих служебных папок в кабинете шефа, пестревших наклейками с наименованиями тем, результатов и вопросов, на этой папке не было надписи. Она была инкогнито. Была таинственна, как резидент американской разведки в латиноамериканской республике. Хранил эту папку Жебелев в гремучем железном ящике, именуемом в инвентаризационной ведомости сейфом, или уносил ее домой.
Славка Курочкин уверял, что в папке находятся материалы для докторской диссертации, которую шеф будет защищать «под грифом». Жебелев не опровергал рассуждения старшего техника-лаборанта, обожавшего по молодости лет все таинственное и непонятное.
Заняться содержимым папки Жебелеву не удалось, так как ему позвонил Лаштин и дал указание срочно подготовить справку с данными по эффективности сборного железобетона.
— Срок — три дня. Ваш раздел — промышленное строительство.
— У нас же данных нет, Зиновий Ильич.
— Делайте по усредненным… Важно выявить общую положительную тенденцию развития.
Жебелев покосился на дерматиновую папку.
— А если отрицательные данные будут?
— Не извращайте задания, Николай Павлович, — строго откликнулся Лаштин.
— Ладно, дадим, что имеем… Только за три дня мы, Зиновий Ильич, никак не управимся. Прошу еще пару деньков.
Зам согласился на прибавку и закончил разговор. Жебелев медленно положил трубку, непонятно усмехнулся и подергал себя за ухо.
Глава 6. Опять этот Жебелев
Зиновий Ильич уселся на заднее сиденье и коротко сказал водителю:
— В министерство!
Водитель развернулся и поехал в обратную сторону. Он знал безобидную слабость заместителя по научной работе, любившего поездки на служебной машине. Лаштину было приятно покачиваться на просторном сиденье «Волги», чей благородный блеск не был испятнан примитивными шашечками рядового таксомотора.
Голубая «Волга» в представлении Лаштина делила мир на две неравные части: лиц, имеющих служебные машины, и лиц, таковых машин не имеющих.
С доброй снисходительностью Зиновий Ильич поглядывал, как топают по тротуарам пешие представители человечества, как выстраиваются они хвостами на троллейбусных остановках, дробной рысью бегут к станциям метро и бесформенными стаями изнывают в ожидании трамваев.
Приятно было сознавать, что единственным словом он, Лаштин, может остановить голубую «Волгу», повернуть ее направо и налево, заставить ждать у подъезда, а то и проехаться ради собственного удовольствия по какой-нибудь живописной окраинной улице. При этом не надо поглядывать на счетчик, не надо расстраиваться из-за его жадного пощелкивания, пожирающего на глазах-трудящихся заработанные рубли и копейки.
Сладостное ощущение поездки в служебной машине Зиновий Ильич всегда старался продлить. Поэтому в министерство, до которого было пятнадцать минут пешей ходьбы, он ездил, огибая десяток кварталов.
Уютно покачиваясь на сиденье, Зиновий Ильич ломал голову, почему его так срочно вызвал Маков, начальник отдела научно-исследовательских учреждений министерства. Приказание было отдано по телефону весьма сердитым тоном. Когда же Зиновий Ильич, чтобы прозондировать почву, поинтересовался, не нужно ли ему прихватить какие-нибудь документы, Вячеслав Николаевич нелестно ответил, что документами он обеспечен в избытке.
Это еще больше встревожило Зиновия Ильича. Он напряженно перебирал в памяти события последней недели, но ничего не мог найти такого, что могло рассердить начальство.
Справку по эффективности сборного железобетона подготовили точно в срок. Правда, Жебелев дал свои материалы буквально за полчаса до отправки, но Лаштин сводную справку скомпоновал так, что эти материалы оставалось только пристегнуть как обосновывающие к одному из разделов справки. И итоговые данные сделали приличные…
Сейчас, скрупулезно роясь в памяти, Лаштин не находил у себя никаких отклонений от норм должностной, научной и прочей этики. Но это обстоятельство, как всякая неизвестность, и тревожила его.