Пастыри чудовищ (СИ) - Кисель Елена Владимировна

— Полюбила, — твердил кудрявый паренек, пока Нэйш его осматривал на предмет укусов, — она меня полюбила… лилию дала мне… болотную а… нет, как я пошел туда, я не помню… куда? Ну, к ней же, она же меня полюбила. Но я… я не помню. А вы кто?

Своё имя и возраст девятнадцатилетний Амель помнил. Помнил даже, что у него есть отец и что отец «в рейде». С сестрой временами путался и не узнавал. Последний месяц жизни из памяти как корова языком слизала.

— Я… я не помню… наверное, она просила забыть.

— Внешних повреждений нет, — сказал Нэйш, когда мы вышли из дома. И нехорошо задумался.

— Ага, а зрачок — на весь глаз, и радужка зеленью отдает. Либо они там все вместе откушали грибочков, и ему привиделись эти девы… либо что — его отравили? Болотные испарения, что ли?

За нашей спиной девятнадцатилетний Амель уверял, что «она за мной придет, она полюбила меня, она вот… дала мне болотную лилию».

— Может быть, — бросил Нэйш и куда-то направил стопы, обмолвившись, что нам предстоит «небольшая ночная охота».

Решил, конечно, караулить парнишку, потому что мало ли какая лунная дева явится, чтобы забрать его через окно.

Так что я меланхолично вливал в себя грог и закидывал жареную свинину — заведение попалось слегка пиратское. Предвкушал охоту на ядовитых красавиц-кровопийц с крыльями. Ноги гудели, грызун попискивал в районе печени, день был неприлично насыщенным. Словом, когда появились Джерк и его дружок — я их встретил совсем не с распростертыми объятиями.

— Далли, лапочка, встречка-то каковская!

Куча ласковых словечек, смешной западный говорок и коверканье слов крепились к рыжим бакенбардам, мелкозубой усмешечке, мутно-зеленым глазенкам. Любите-жалуйте — Джерк Лапочка, а раз этот здесь — то поблизости и его дружок-арбалетчик, имя которого точно кто-то проклял — дальше первой буквы я его запомнить не мог.

Мы с ними три-четыре раза делишки проворачивали — я в роли «крысы», они в роли «набить морду-запугать-отобрать-прирезать». А вот, не запомнилось что-то.

— Сорный, Сорный, встречка каковская, — забубнил Джерк, приобнимая меня за плечи. — Нежданка, нежданочка! Сор, дружище, а я-то слышал — ты нынче где-то в Вейгорде. Будто бы зверушек холишь-лелеешь. М-м-м?

И утащил у меня из миски кусок свинины. Мигнул своему бровастому дружку — давай, тащи пиво, сидеть будем!

— Холю-лелею, — сказал я, убирая свою миску подальше от Джерка. — Только вы, ребятки, никому не слова. Я, знаете, завязать решил.

— Ну-у?

— Подкопить деньжат — а потом жениться на Милке из «Честной вдовушки». Только, сам понимаешь, нужно что-то продать. И тут мне прямо в голову стукнуло — питомник! Да ведь там просто горы навоза яприлей, и если как следует расторговаться…

Джерк замурлыкал-засмеялся, не разжимая губ. Его дюжий дружок раззявил рот и хохотнул, показывая четыре прорехи в зубном частоколе. Грохнул три пива — на меня тоже взяли, щедрые.

— Дайте догадаюсь — а вы тут не навозом яприлей торговать?

— По дельцу, — ласково сказал Джерк. — Халтурка махонькая — может, и выгодненькая, как выгорит. Так ты в ковчежниках нынче, Сор? И как оно там, а, как оно? Окрутил какую-нибудь красоточку?

— Двух. Одну гарпию и одну кербериху. Правда, есть у меня нехорошее чувство, что они купились не совсем на мое мужское обаяние, а скорее на, — похлопал по животу, — мою героическую стать.

— А начальствие-то не обижает, а, Сорный? — осведомился Джерк, сдувая пену. — А правда, что там полно опасных тварюшек-то, в питомнике? Да и главный там…

— Гриз Арделл, — за кружкой хорошо прятать ухмылку, — лютый тип. Ну и да, опасных тварей достаточно — и я тут не о животных говорю.

Мы довольно славно посидели. Поболтали о старых временах, перекинулись новостями, рассказали пару анекдотов. Мы — это я и Джерк, а этот, как его, Бенни, как всегда помалкивал и налегал на пиво. Про питомник больше вопросов не было — и, спрашивается, откуда мне было знать, зачем они в этой местности?!

Может, стоило положиться на повизгивающий голохвостый инстинкт. Накачать их до отказа пивком и посмотреть — что из этого выйдет. Джерка довольно легко разболтать, а его так и распирало. Еще чуть-чуть — и он сболтнул бы что-нибудь.

Только вот я основательно занят был мыслями о летающих женщинах-кошкозмеях. Потому советовал ребятушкам не высовываться по ночам и кушать побольше серебра с чесноком.

Потом понял, что время послезакатное — встал, откланялся, сослался на дела. И получил от Джерка «До свиданьица», а от его дружка — веселый взгляд.

И меня это почти успело насторожить, но я уже трусил потихоньку к дому девятнадцатилетнего Амеля. Прихлебывая по пути восстанавливающее с пояса — с ног бы не свалиться после такого денька.

Где-то выла собака. Злорадно и пророчески. В соснах похохатывали скрогги. Луна появилась яркая, но какая-то сильно поеденная с края — висела в небе как позолоченный пирожок.

Нэйш отыскался где уговорено — напротив окошек паренька, за кустами.

— Лайл. Были проблемы?

С белым сюртуком устранитель так и не расстался − зато обернулся в пропитанную маскирующими зельями ткань плаща, и увидеть его стало непросто.

— Если пиво со знакомыми — проблема. Скажи-ка, а ты собрался сигать через забор, если на парня налетит местная крылатая нечисть? Я, конечно, как-то перелез через частокол в полтора раза выше этого, но это было восемь лет назад, а за мной гнались восемь разозлённых женщин. И если у тебя не завалялось такой мотивации…

— Не думаю, что нам придется проверять твои умения, Лайл.

Окна дома были темноватыми и мрачноватыми. Забор — прочным. Порыкивающие на луну собаки за забором — злобными.

А я — медленно соображающим. Раз уж до меня сразу не дошло: открытые окна каждый раз, когда кто-то исчезал… паренек выглядел как лунатик или околдованный… пропавшие, конечно, уходили сами, всякие кошкодевозмеи — уже молва и выдумки.

— Из домов все пропадали по ночам — значит, воздействие возрастает ночью? Но ведь охотники исчезали и днём, если слухам верить. Стало быть, что бы это ни было — оно может охотиться круглые сутки, а подманивает только в ночную пору?

А я уж совсем было настроился прыгать по заборам за крылатыми болотными девами. Хватать их за всякое и сражать неотразимостью.

Вместо этого на мою долю достается суховатая ночь, болотный холодок. Луна-пирожок и собака, которой вдалеке явно демоны овладели. Да еще напарник — почти сросся с сосной, только лицо и видно. Ни звука, ни шороха, ни движения.

— Он ведь полезет в болото, — сказал я с внезапным озарением, — этот идиот. Это… что оно там… засело в угодьях старикашки Ивверта. С них все началось, сборщики его не зря первыми пропадать стали. Черт, три мили топать как минимум… Только не говори, что полезешь за ним.

Нэйш чуть приоткрыл глаза.

— Мантикоры корявые — да я знаю, что ты полезешь! Просто не говори. Побереги мои седины. Дальше что — попытаешься разобраться на месте и прикончить тварь?

Немое согласие можно выражать, даже вообще ничего не делая.

— Мы же до сих пор не знаем количество смертей. Вдруг там стая?

Очевидно же, что Нэйш к таким вещам просто не прислушивается.

— Хотя я допускаю, что ты… ткнешь там в нужные точки. Как в «Семи рыбках». Кстати, что это было сегодня, какой-то особый стиль? Интересно бы знать, где такому учат — не поделишься?

Ответом был короткий взгляд, который отлично читался и при лунном свете. «С тобой? Чем-то делиться? Хорошая шутка, Лайл».

«Боженьки, — вздохнул внутренний голос, — Гроски, да почему ты ещё пытаешься? Даже местным дебоширам уже ясно, что от него надо держаться подальше! Брось это дело, заткнись — и всё тут, не обязательно располагать в свою пользу всех вокруг».

А вир его знает, почему пытаюсь. Может, потому что это то, в чем я хорош. В наведении мостов и внушении симпатии. Может — потому что даже такой вот мостик, односторонний и хлипкий, лучше, чем никакого.

Больше я не заговаривал. Сидел, вспоминал — что приходилось слышать от законников, от гильдейцев, от Лу — насчет боевых искусств. Рукопашный бой в Кайетте не слишком-то ценится — а какой прок, если обычно Дар используют? Затем идут артефакты и оружие. Кулачные бои — для трактиров и ярмарок, удел «пустых элементов». Может, в Гегемонии, на Пустошах, их и практикуют.