Путь на врата. Нашествие Квантовых Котов. - Фредерик Пол

Да, я нашла время позвонить жене своего любовника! Это было не впервые, но первый раз я задержалась при этом более, чем требовал этикет, — как раз настолько, насколько нужно бы, чтобы сказать, что Дом неверный муж и я не виновата!

Обычно, я верила в это…

И пришла Эми… с чаем, с надуманными вопросами: какие платья я хочу носить в Рочестре? Я вдруг вспомнила, что мне назначено интервью из „Ньюсуика“, что из Рочестера звонил импресарио, а я еще не ответила ему.

Конечно, я не забыла про концерт.

Можно сказать, что я работала, как никогда раньше. Они пригласили дирижером Рикардо Мати, с которым я придерживалась различных взглядов. Я хотела исполнить Чайковского, и он соглашался, но я хотела играть его полностью, а Мати был против. Когда я исполняла Чайковского, я ссорилась каждый раз и всегда уступала, но только не сейчас!

Я проиграла его полностью. От начала и до конца дважды, выпила пару чашек холодного чаю… и играла снова и снова.

Меня беспокоило, что мои пальцы думают о музыке, а сознанием владело другое. Что делает Дом? Почему он не звонит мне? Быть может, он только пошутил о безумном проекте Кэтхауза? И что я сделала со своей жизнью? Время от времени на меня находило сомнение: хочу ли я иметь ребенка? И если да, то от кого?

Я постаралась опять вернуться к музыке, пока из Гварнериуса выплывают эти волнующие романтические темы. У Чайковского была масса сложностей с концертами, например. „В первый раз могу поверить в возможность существования музыки, неприятной для слуха!“ — сказал на премьере один из критиков. Как бы вы жили после этого? (Но теперь, это самый любимый концерт из его репертуара.) И его собственная жизнь была закручена посильней моей в немузыкальном (политическом?), кажется, политическом смысле. Поскольку здесь присутствовал византийский аромат интриг царского двора. Его брак оказался неудачным, и на его почве он получил нервное расстройство. На протяжении двадцати лет Чайковский имел пылкий роман по любовной переписке с Надеждой фон Мекк, не встречаясь при этом с ней ни разу (как только она появлялась, он немедленно выбегал через черный ход). Сумасшедший Петр Ильич! Говорят, он мечтал стать дирижером, но не вышло, поскольку правой рукой он управлял оркестром, а левой держался за подбородок (иногда у него появлялась навязчивая идея, если он расслабит руку, голова свалится с плеч).

Сумасшедший Петр Ильич!

Спинг — лопнула пятая струна, порванная мной. Я сердито ухмыльнулась, вспомнив, что говорил мне однажды Руггиеро Рикки: „Вы соблазнили Страдивари, но изнасиловали Гварнери!“ На этот раз я изнасиловала его немного грубовато.

Эми сразу же ворвалась в дверь. Я не спросила, не подслушивала ли она. Без сомнения. Я протянула ей скрипку, и она внимательно рассмотрела порванную струну.

— Нужно натянуть точно такую же!

Она кивнула.

Пока Эми раскрывала пакет со струнами, я вновь ушла в грезы. „Сумасшедший Петр Ильич!“ — подумалось опять, только это обернулось в: „Сумасшедшая Найла Боуквист! Что ты сотворила со своей жизнью?“

Раздумывая, я полизала болевшие ногти. Они не изрезались до крови, для этого потребовался бы, как минимум, резец, но они болели. Я сильно страдала. И сказала:

— Эми, как вы думаете, где сейчас находится мой муж?

Она взглянула на часы.

— Здесь около пяти, значит, в Чикаго четыре. Думаю, он в офисе. Вас соединить?

— Пожалуй, да!

— Ферди не любил отпускать меня на дальние гастроли.

Для связи мы использовали специальную линию.

Только Эми лучше меня помнила номера, на связь у нее уходило не более двух минут.

— Он едет в клуб! — Она протянула трубку. — Я связалась с салоном автомобиля.

Я посмотрела на нее так, что она все поняла правильно.

— Я закончу в другой комнате! — сказала Эми и ушла, прихватив Гварнериуса и инструменты настройки.

А я сказала:

— Милый? Это Найла!

— Спасибо за звонок, дорогая! — донесся мягкий пожилой голос, — Я очень тревожился за тебя, все что случилось…

— Со мной все в порядке! — обманула я, — Ферди?

— Да, дорогая?

— Я… как будто взбесилась!

— Я знаю. У тебя хлопоты с Рочестером: на авиалиниях хаос! Послать за тобой самолет компании?

— О нет! — быстро откликнулась я. Чего я хотела, я и сама не знала, но только не этого! — Нет, у Эми все под контролем. Дорогой Ферди, я давно хотела сказать тебе одну вещь!.. — я сделала глубокий вздох, подбирая слова. Они никак не выходили.

— Да, дорогая? — вежливо проговорил Ферди.

Я сделала еще один вздох и попробовала иначе:

— Ферди, ты помнишь Де Сота?

— Конечно, дорогая! — Он очень забавно произнес эти слова. Что за глупый вопрос! Кто же в эти дни не знал Дома Де Сота? Кроме того, Ферди знаком со всеми реальными силами штата Иллинойс. — Это просто ужасно! — продолжил он. — Я знаю, тебе не нравится, что он замешан во всем этом дерьме!

Я сглотнула. Безусловно, он не намекал ни на что иное… но все же… когда у вас совесть нечиста, даже „привет!“ может иметь двойной оттенок. Я пробовала представить себе, что понял из сказанного Ферди. Мне думалось, что отлично играю роль жены, которая все сознает, но из ее рта не вылетает ни единого слова. И может быть, я подсознательно стараюсь вызвать у Ферди подозрения, чтобы он вышел из себя и задал мне вопросы.

Но Ферди не заподозрил ничего. Нежно и снисходительно он забавлялся нерешительностью своей супруги, которая, кажется, забыла, что хотела сказать.

— Ферди! — выдавила наконец я из себя, — Все, что я хотела сказать… Видишь ли, я хотела сказать… Что, Эми?

Она появилась в проходе.

— Вас хочет видеть миссис Кеннеди! — сказала Эми.

— О дьявол! — выругалась я.

В трубке послышался смешок.

— Я понял! — сказал Ферди. — У тебя гости! Ладно, дорогая, сейчас я паркуюсь у клуба… ты, наверное, слышишь гудки? Давай поговорим позже! О’кей?

— Хорошо, милый! — расстроенно произнесла я… но, слава Всевышнему, день еще не закончился. Тут пришла Джеки и сказала, что подвезет меня на ужин.

— Простой семейный ужин в узком кругу! Мы хотим, чтобы и вы присоединились к нам!

Я с радостью приняла приглашение.

На самом деле это не было „семейным ужином“ — из детей не было никого, даже занимающихся политикой, хотя за столом сидел главный помощник Джека Кеннеди с супругой. И был также наш старый приятель Лаврентий Джугашвили. Хорош хозяин — любезен и гость! Но тем не менее, увидев его, я поразилась. Мое присутствие становилось более понятным: ведь Лави был один, а Джеки не любила неуравновешенный стол.

— Нет, милая Найла! — сказал он, галантно поцеловав руку. — На сегодня я холостяк! Ксения улетела в Москву, чтобы убедиться, что дочка регулярно принимает витамины и посещает школу.

— У нас будет обычный непринужденный ужин, — сказал сенатор, — поскольку всем нам нужно встряхнуться! Альберт! Подберите что-нибудь из напитков для миссис Боуквист!

Это было не просто роскошью! Ферди так же богат, как и Джек Кеннеди, но, когда мы устраиваем семейный ужин, мы не проводим его в большом зале с дворецкими, подающими блюда. Обычно мы ужинаем в столовой, и повар Ханна ставит перед нами блюда. У Кеннеди все по-иному. Мы выпили коктейли в гостиной, где на стене висели портреты грех покойных братьев сенатора. Вина были в родовых бутылках, и столовое серебро было золотом!

На самом деле, все было так, как сказал Джек Кеннеди. Мир снова сделался реальным. Это было нечто вроде маленького ужина, каких у меня сотни в год. Говорили о погоде (надвигается ураган и ожидаются дожди), о школьном классе дочки Лави, и о том, как поистине великолепно я играла Гершвина, какая жалость, что выступление было прервано!

Посол Советского Союза взглянул на меня (красивое русское лицо было в восхищении от моей одежды), весело провел глазами по цветам на столе, еде и винам. Лаврентий мне всегда нравился: отчасти потому, что действительно получал от музыки наслаждение. И не всегда от такой, какую я понимала.

Как-то мы ездили слушать гастролирующую у нас труппу из советской Грузии — пятьдесят приземистых смуглых красавцев мычали песни-капеллы (это больше походило на рев, каждые несколько секунд прерываемый возгласами „хай“ и „хэй“). Мне это не по вкусу, но глаза Лави были затуманены, как во время Второго концерта Прокофьева (изумительно музыкальный, но часть аудитории находит его трогательным).

Почти час мы старательно уходили от темы вторжения иных Штатов и особенно от моего Дома.

В этом немало усилий прилагала Джеки. Она и миссис Харт рассказали забавную историю про то, как Пэт Николсон хотела вступить в группу кантри-вестерн, а мисс Хелис, у которой в Южном методическом университете был любовник-тенор, хотела ее разоблачить. Когда мы приступили к курице и дикому рису, Джеки, посмотрела на меня и сказала: