Исцеление смертью - Джеймс Дашнер

С обеих сторон склада одновременно раздались два взрыва, и обе противоположные стенки завалились внутрь. На Томаса с Минхо посыпались осколки кирпича. В поднявшихся клубах цементной пыли Томас различал лишь неясные фигуры — те качались, скользили, падали и снова поднимались. Юноша уже был на ногах и нёсся ко входу в мастерскую.

На головы беглецам падали куски цемента. Стоял ужасающий, оглушительный грохот, пол трясся, разрывы следовали непрерывно, один за другим — похоже, весь мир рушился. Томас упал, но Минхо быстро подхватил его и поставил на ноги. Через секунду упал сам Минхо, пришёл черёд Томаса поднимать друга. Они снова побежали. Внезапно перед Томасом из тучи пыли возникла Бренда — её глаза были полны ужаса. Рядом с ней Томас различил Терезу. Все они, еле удерживаясь на ногах, мчались вперёд, к двери.

Громовой раскат расколол воздух. Томас не удержался и оглянулся. Грохот шёл сверху — от потолка отвалился массивный блок и полетел вниз. Томас, словно заворожённый смотрел на то, как он падает прямо на него. Уголком глаза он ухватил какое-то движение — фигурка Терезы была едва различима сквозь висящие в воздухе клубы пыли. Девушка врезалась в него и толкнула в сторону двери в мастерскую. Он упал, ничего не соображая, и только тупо наблюдал, как громадный бетонный блок расплющил тело Терезы; из-под него торчали только её голова и рука.

— Тереза! — вырвался из груди Томаса дикий крик, заглушивший весь остальной шум.

Он пополз к ней. Лицо девушки было залито кровью, торчащая из-под камня рука, по-видимому, была сломана.

Он снова позвал её по имени. Мысленно он видел окровавленного, падающего замертво Чака и безумные глаза Ньюта. А теперь вот Тереза. Все трое были его близкими друзьями. И всех троих ПОРОК забрал у него.

— Прости меня! — прошептал он, зная, что она всё равно его не слышит. — Прости меня...

Губы девушки шевельнулись, и он склонился поближе, чтобы разобрать её слова.

— И ты меня... — выдохнула она. — Я всегда... тебя...

И в этот момент кто-то рванул Томаса прочь, попытался поднять на ноги. У него не было сил сопротивляться. Тереза погибла. Всё его тело болело, сердце разрывалось от скорби. Бренда и Минхо тащили его к двери; через пролом, пробитый в стене разрывом, в помещение ворвался огонь, вспыхнул пожар, склад заполнился едким дымом. Томас закашлялся.

Снова всё вокруг потряс взрыв. Томас обернулся на бегу и увидел, как падает, рассыпается передняя стена склада, как пламя лижет кирпичи. Потолок, больше ничем не поддерживаемый, рухнул вниз. Всё здание летело в тартарары.

Они добежали до двери в мастерскую, протиснулись внутрь. Гэлли как раз проходил сквозь транс-плоскость; остальные уже ушли на ту сторону. Томас и его друзья пробирались по узкому проходу между верстаками. Ещё несколько секунд — и от них мокрого места не останется. Грохот и треск за спиной Томаса достиг невыносимой для ушей громкости; скрежет металла сливался с рёвом пламени. Томас заставил себя не оглядываться — он и так знал, что хаос подобрался к ним вплотную, он в нескольких шагах, дышит им в спину. Томас протолкнул Бренду через плоскость. В разваливающемся мире остались только он и Минхо.

Они вместе прыгнули в ледяную серую стену.

Глава 73

Томас приземлился на все четыре на дощатый пол сарая. Он никак не мог отдышаться, кашлял, отплёвывался; сердце колотилось с бешеной скоростью и отказывалось успокаиваться. Он бросился прочь от транс-плоскости, стараясь убраться подальше — на случай, если с той стороны прилетит какой-нибудь зловредный обломок. Удирая, он краем глаза заметил Бренду — та нажимала кнопки на контрольной панели. Серая мерцающая стена мигнула и пропала, на её месте теперь виднелась дощатая стена сарая. «Откуда она знает, как это делается?» — недоумевал Томас.

— Быстро убирайтесь отсюда! — скомандовала она Томасу с Минхо.

Томас озадачился ещё больше: что это с ней? Они же теперь в безопасности! Или как?..

— Осталось ещё одно, последнее дело, — пояснила Бренда.

Минхо уже вскочил на ноги и подошёл к Томасу — помочь тому подняться.

— Мои грёбаные мозги уже совсем не шевелятся. Пусть делает, что хочет, валим отсюда!

— Лады, — согласился Томас.

Друзья несколько секунд постояли, переводя дыхание и глядя друг другу в глаза — они словно заново переживали всё, через что им пришлось пройти вместе: кровь, боль, смерть. А ещё в их глазах была надежда, что может быть — лишь может быть — все испытания остались позади.

Но больше всего Томаса терзала скорбь по потерянным друзьям. Смерть Терезы, отдавшей свою жизнь взамен его, Томаса, жизни — эта боль была непереносима. В этот момент, когда он смотрел в глаза своему настоящему, самому верному и надёжному другу, он поклялся себе никогда не рассказывать Минхо о гибели Ньюта.

— Ещё бы не лады, образина ты уродливая, — отозвался наконец бывший Страж в своей обычной манере, однако без фирменной кривой усмешки. Его взгляд сказал Томасу: друг чувствует то же самое. В глазах Минхо светилось понимание: они оба будут скорбеть об утратах до конца жизни. Затем Минхо развернулся и вышел. Томас ещё некоторое время постоял, затем последовал за ним.

Выйдя из сарая, он вынужден был опять остановиться. Ему внушали, что подобных мест уже не существует… Но вот же он: пышный, зелёный, искрящийся жизнью мир! Томас стоял на вершине холма, возвышающегося над лугом, где посреди высокой густой травы пестрели цветы. По лугу бродили люди — две сотни спасённых иммунов; кое-кто из них даже бегал и прыгал от полноты чувств. Правый склон холма плавно опускался в долину, заросшую высоченными деревьями — лес простирался на многие мили и заканчивался там, где в синее безоблачное небо упиралась иззубренная стена скалистых гор. Слева от Томаса травяная равнина переходила в заросли кустарника, за ними тянулась полоса песка, а дальше гнал свои тёмные, покрытые белой пеной волны необъятный океан.

Рай. Они очутились в раю. Томасу оставалось только надеяться, что в один прекрасный день и он тоже сможет прочувствовать спокойствие и радость этой земли.

Томас услыхал стук захлопнувшейся двери и приглушённый шелест занявшегося огня. Он обернулся и увидел Бренду; та легонько подтолкнула его, уводя от горящего сарая.

— На всякий случай? — спросил он.

— На всякий случай, — подтвердила она и улыбнулась ему такой сердечной и искренней улыбкой, что он на мгновение почувствовал себя спокойнее — совсем чуть-чуть, но всё же. — Мне... мне жаль, что с Терезой так получилось...

— Спасибо. — Другого слова он попросту не нашёл.

Бренда больше ничего не сказала, да и к чему?

Они спустились на луг и присоединились к своим друзьям — тем, с кем плечом к плечу боролись против Янсона и его приспешников. На всех живого места не было от ран и кровоподтёков. Томас встретил взгляд Котелка — такой же, какой был несколько минут назад у Минхо. Все повернулись к горящему сараю и молча смотрели, как его пожирает пламя.

Прошло несколько часов. Томас сидел на прибрежном откосе, болтая в воздухе ногами и вперив взор в океан. Солнце уже почти исчезло за горизонтом, который казался объятым пламенем. Это был самое невероятное и впечатляющее зрелище, которое юноше когда-либо приходилось наблюдать.

Минхо уже отправился в лес, где они решили устроить себе жильё. Необходимо было выслать людей на поиски пропитания, организовать строительство, обеспечить безопасность, ну и тому подобное. Томас был рад, что кто-то взял всё это на себя. Он устал тащить на своих плечах груз ответственности. Устал душой и телом. Он надеялся, что здесь, в этом месте, они будут изолированы от остального мира. Пусть они там творят, что хотят — разбираются со Вспышкой, ищут лекарство, но — сами, без него. Он понимал, что процесс этот будет долгим и тяжёлым, и не хотел принимать в нём участия. С него хватит.

— Привет!

Он повернулся. За спиной стояла Бренда.

— Тебе тоже привет, — ответил он. — Посидишь со мной?

— Да, спасибо. — Она плюхнулась рядом. — Какой закат! Напоминает те, которыми я любовалась из окон ПОРОКа. Только там они никогда не были такими красивыми.

— А в ПОРОКе вообще что-нибудь когда-нибудь было красивым?

Томас снова ощутил боль — перед его мысленным взором прошли лица Чака, Ньюта, Терезы...

Несколько минут они молча наблюдали, как гаснет свет дня, небо и волны из оранжевых становятся пурпурными, а потом — тёмно-синими.

— О чём ты думаешь? — спросила Бренда.

— Абсолютно ни о чём. На некоторое время я вообще прекращаю о чём-либо думать.

Томас не рисовался, он действительно этого хотел. Впервые за всю свою жизнь он чувствовал себя в безопасности. Они оба были в безопасности, и они дорого за неё заплатили.

Хотя нет, одна мысль всё-таки будоражила его ум. Он взял руку Бренды в свою.