О магах-отступниках и таинственных ритуалах - Елена Звездная

Он улыбнулся, протянул руку, погладил меня по щеке и добавил:

— Ты потрясающая девочка, Риа, и ты наша, так что поверь, в обиду тебя никто не даст. Что сейчас делать будешь?

— Хочу понять, что сделал с моей кровью дядя Тадор, — прошептала я.

— Уверен, что защитил, — улыбнулся Дан, — я бы на его месте так и поступил со своей дочкой — поставил самую совершенную защиту, чтобы мою девочку никто не обидел.

Открылся проход в стене — Норт и Эдвин, напрягаясь, втащили стол, заваленный снедью и бутылками.

— А… — начала я.

— Расслабься, Артан отбыл с королем в столицу, — правильно понял меня Норт, — так что ночь наша. Я хотел устроить вечеринку в корпусе, но, думаю, ты сейчас не захочешь видеть никого постороннего.

Следом за Нортом показались Гобби, Пауль и Салли. Последняя втащила громадный торт.

— А Рик? — встревожилась я.

— Отбыл в столицу, — хмуро сообщил Эдвин. — В качестве охраны Гаэр-аша. Странно, да?

Откровенно говоря, более чем. Единственное, что объясняло поступок ректора, его хмурое: «Я не потерплю Тарна». Впрочем, сделать я сейчас ничего не могла, а потому вновь вернулась к книге, просматривая оглавление.

Но все было не то.

«Эйш та эшра» — кровь ядовитая.

«Эйш эн хаада» — кровь говорящая.

«Эйш уга элсар» — кровь воспламеняющаяся.

Не то, не то, не то… И вдруг мой взгляд выхватил фразу «Эс тагана эйш эбраэта» — кровь защищающая. А точнее, кровь, способная защитить!

С этого момента я была потеряна для всего мира. И больше никаких эмоций, никакой спешки — сосредоточенность, внимательность, четкость сознания. Я вчитывалась в каждое слово, а когда поняла, что не знаю перевода двух из пяти, начала читать вслух и память сработала. Я словно воочию увидела себя, сидящую перед камином на коленях у дяди Тадора, его, читающего мне сказки очень оригинальным способом — строчка из книги и тут же ее перевод на языке вечных, строчка из книги и снова перевод… Тогда, в детстве, я не могла сказать, какая сказка мне нравится больше — на родном чуть напевном языке или на грубоватом, с обилием шипящих и рычащих звуков языке вечных. Мне нравились они оба, первый делал историю яркой и красочной, второй — сложной и многогранной…

Вот и сейчас, я словно слышала два голоса — мой, тихий, когда я читала вслух, и дяди Тадора — низкий, рокочущий, когда прочитывала строку про себя…

— Это ведь не заклинание, нет? — Норт подошел, положил теплые широкие ладони мне на плечи.

— Нет. — Я улыбнулась. — Не мешай, пожалуйста.

— Отвлекись на минутку, — в свою очередь попросил некромант. — Пауль достал свиток.

И книгу я мгновенно отложила, а Норт протянул бумагу мне.

На светло-зеленом магически защищенном свитке синими ядовитыми чернилами было выведено:

«Леди Риаллин кен Эриар должна быть уничтожена в самое ближайшее время. Совет рода».

— Как-то лаконично до крайности, — задумчиво проговорила я.

— Да нет, они всегда так, — сказал Норт. — Дело не в этом, — он указал на слова «Риаллин кен Эриар». — Этот человек тебя ненавидит.

Удивленно взглянула на Дастела, тот пояснил:

— Почерк. Присмотрись, его перо трижды дрогнуло при написании твоего имени, а все остальное выведено идеально… Что странно, так как лорд Эксаэш Веридан в редкие дни способен писать четко, обычно у него рука подрагивает, и вот то, что наблюдается в твоем имени, характерно часто для всего послания. Здесь же… В итоге я согласен с Дагасом — это не наши отправили.

Мне, помнившей все слова лорда Гаэр-аша, верилось в это с трудом.

— Да и не стали бы наши, — добавил Норт, — не посмели бы.

Молча вернула ему свиток, вновь взяла книгу.

Посмели, не посмели, а лично я сейчас находилась в крайне неприятном положении, и чувствовать себя разменной монетой мне не нравилось вовсе.

— Риюш, — Норт встал передо мной, прислонившись к краю стола, и едва я на него взглянула, сказал, — все будет хорошо.

Волны спокойствия, исходящие от некроманта, укрепляли веру в его слова. И мне хотелось верить, искренне хотелось, но…

— Я знаю, что у этой проблемы есть решение, — твердости, правда, в моем голосе не было, — я восстановлюсь и повторю эксперимент с переплетением Амаэ и Тхен. Думаю, что сработает, просто тогда что-то пошло не так. И я…

Норт протянул руку, погладил по щеке и молча отошел. Я была благодарна ему за это, но еще больше обрадовалась, когда подошел Гобби.

— Возьмешь стул? — спросила, возвращаясь к чтению.

Гоблин обошел стол, принес стул, на котором вчера я сидела, пододвинул к моему, сел рядом.

Я же в этот момент читала;

— Эсса нгобере эйша, — и шепотом тут же перевела, — яд, вплетаемый в кровь.

— Ыы! — привлек мое внимание Гобби.

Затем взял со стола бумагу и карандаш и написал:

«Мысль».

— Эсса? — переспросила я. — Нет, яд.

Зомби отрицательно покачал головой и написал:

«Ты воспринимаешь на слух, при произношении они похожи, но мысль — „эсса“, а слабый яд „эса“».

В этот момент я почему-то даже не задумалась, откуда Гобби знает язык вечных. Меня напрягло другое — что если я и в других местах ошиблась.

— Так значит «эсса нгобере эйша» — мысль, вплетаемая в кровь? — уточнила я.

Гобби кивнул. Затем написал:

«Твоя кровь измененная».

— Это я уже знаю, — ответила грустно.

«И продолжает меняться, — добавил гоблин. — Мертвые чувствуют».

У меня внутри все похолодело. Невольно поежившись, я огляделась — Норт и Дан накрывали на стол, Эдвин развешивал повсюду искрящиеся кристаллы, у него это выходило здорово — подвесит на острие меча, меч поднимет и цепляет кристалл на стеллажи, так чтобы повыше. Ему помогал Пауль, смешно попискивая, прыгая по стенам и поправляя кристалл, если тот зацепился плохо. Салли бегала по столу, проверяя температуру блюд — подбежит, притронется лапкой, а дальше по обстоятельствам — или подогреет, или дальше побежит. И на душе как-то светлее от этой такой уютной и дружеской атмосферы стало.

Гобби же снова начал писать, и я прочла:

«Я встречал людей с измененной кровью — ты не такая. У тебя осмысленный взгляд, ты отрицаешь мысль о смерти».

— Не поняла, — прошептала я.

«Измененная кровь. Кровь — жизнь. Меняют кровь — исчезает желание жить».

— Откуда ты знаешь? — не удержалась я.

«Помню…»

Гобби неожиданно сгорбился, а потом продолжил:

«Помню лес, помню юношу, который со скалы сошел в низ. Даже не прыгал — подошел к обрыву и шагнул в пропасть. Помню язык вечных и много иных языков, иногда обрывками приходят воспоминания о доме — серая стена пещеры и теплые руки мамы… Не хватает тепла, постоянно холодно. Помню, как умирал, потому что холодно стало именно тогда».