ФАТА-МОРГАНА 2 (Фантастические рассказы и повести) - Альфред Ван Вогт

Он внимательно следил за болотом, желая знать, какая судьба постигнет кристаллические шарики, о которых Шан Дхи говорил, что со временем они исчезают. Надев болотные сапоги, он собрал немного шариков и положил их в шалаше. Одновременно следил за тем, что происходит на краю болота.

Почти неделю ничего не происходило, но однажды ночью Максвелл кое-что заметил. Случайно получилось, что он не мог заснуть и вышел на поляну подышать свежим воздухом. Тогда он и увидел фиолетовое свечение, охватившее всю территорию болота. Похоже было, что всю поверхность болота покрывал слой дымящегося антрацита, освещенного множеством бледных синих огоньков. Максвелл торопливо вернулся в шалаш, взял факел, надел сапоги и приступил к наблюдениям.

Он обнаружил множество ползающих улиток, по внешнему виду напоминавших австралийского утконоса. Некоторые из них шумно пожирали стебли лилий, однако большинство лежало, вглядываясь, как зачарованные, в кристаллические шарики. Иллюминацию создавал свет их фиолетовых глаз, что не очень-то удивило Максвелла: большинство представителей фауны Венеры имело светящиеся глаза. Однако потрясла его метаморфоза, происходившая с шариками под действием света: они уменьшались почти на глазах. Сначала они становились размером с ноготь, потом исчезали совершенно, и только пузырьки воздуха обозначали место, где шарики погружались в болото. Максвелл собрал целую горсть этих уменьшенных шариков перед самым их исчезновением.

Наутро он разрезал одну из жемчужинок и исследовал. Это, несомненно, было семя, может быть, семя лилии. Еще один интересный пример обходных дорог, которыми ходит природа. В начальной фазе зерно было явно бесплодным, и одновременно имело форму и вес, которые позволяли ему держаться на поверхности болота, потом же, может, в результате симбиотического импульса, притягивало к себе улиток. Фиолетовые лучи, идущие из их глаз, каким-то образом оплодотворяли семена и те, изменив свой вес, уходили в почву.

Исходя из этих предположений, Максвелл решил проверить свою теорию. Вооружившись дополнительным снаряжением, он ночью отправился на болото, неся пучок сухих жердей и спектрограф. С помощью прибора он точно установил состав излучения и время облучения семя н. Потом обозначил места погружения семян, воткнув там палочки. Если здесь вырастут лилии, значит, шарики были их семенами.

На следующую ночь он превратил аппарат в проектор и, воссоздав свет улиток, облучил им шарики, собранные неделю назад. Они превратились в семена. Теперь у него было, по крайней мере, одно доказательство. Он посадил свои шарики и тоже пометил места.

Постепенно Паркс выздоравливал. Несколько дней подряд Максвелл устраивал экспедиции для охоты за пауками, но с каждым днем их было все меньше. Наконец они исчезли совсем. Видимо, дата обрядного торжества была выбрана так, чтобы пришлась на время наибольшего их количества. Когда они появятся снова и каким образом? Обдумывая это, Максвелл приступил к исследованию остатков их тел, сваленных кучей возле шалаша. Он надеялся узнать что-нибудь о способе размножения канкилон.

Он рассматривал один труп за другим, но без результата. Наконец нашел нечто, потрясшее его. Это явно было яйцо, однако яйцо канкилоны одновременно оказалось уже знакомым ему кристаллическим шариком. Теперь у него в руках было еще одно звено цикла развития, и оставалось ждать следующих.

Впрочем, ждать приходилось и по другой причине. Паркс поправлялся, но не подлежало сомнению, что еще какое-то время он не сможет путешествовать самостоятельно, и Шан Дхи теперь не было. Максвелл вдруг подумал, оставили ли разгневанные жрецы их лодку, и решил тут же это проверить.

Лодка оказалась в том же месте, где они ее спрятали, и Максвелл столкнул ее на воду. Он поплыл в низ лагуны, но, добравшись до линии треугольных запрещающих знаков, быстро повернул обратно: сразу за ней располагался лагерь подозрительно выглядевших томбовов. Это было неприятное открытие.

Вскоре он все же немного успокоился: один из томбовов тоже заметил его, и долгое время оба молча смотрели друг на друга. К этому присоединились другие томбовы, однако поведение их всех было совершенно спокойным, ни малейшим жестом или окриком они не выражали враждебных намерений, а когда Максвелл повернулся и направился к священному острову, дикари равнодушно вернулись в лагерь.

Зачем нужен этот лагерь, угадал Паркс. К этому времени он уже мог разговаривать и с большим интересом выслушал рассказ Максвелла.

— Вся история с канкилоной — одна из величайших тайн томбовов. Они уже познали эгоизм белых и их грабительский способ эксплуатации. Они не хотят нас убивать — если бы хотели, сделали бы это сразу после окончания обряда — но и не желают, чтобы мы вернулись в Ангру хотя бы с одним живым пауком, яйцом или другим секретом. Мы можем выйти отсюда живыми, но с пустыми руками.

— Понимаю, — мрачно сказал Максвелл. — Они не хуже нас знают, что если наша раса узнает о паучьем яде, толпы людей явятся на болота и после этого от канкилон не останется и следа. Пауков для этого слишком мало. Их постигла бы судьба бизонов и других вымерших видов. Но в таком случае мы оказались в замкнутом круге.

— Верно, — согласился Паркс. — Разумеется, мы должны провести анализ яда и его составных частей, но наши приборы уничтожены. Значит, если мы не сможем забрать с собой хотя бы одного экземпляра, наше путешествие окажется бесполезным.

— Посмотрим, — сказал Максвелл.

Тем временем в местах погружения семян взошли лилии. Еще немного, и они должны были стать взрослыми растениями, и тогда придет время для нового ритуального обряда. Паркс и Максвелл хотели выбраться до этого, и по весьма важной причине. Если они не вернутся в Ангру, их пребывание здесь превысит шесть месяцев, и тогда уже ничто не сможет убедить тупоголовых карантинных чиновников, что организмы ученых не кишат венерианскими вирусами.

Уже расцвели первые лилии, когда они сели в лодку, отправляясь в обратный путь. Максвелл зацепил веслом пучок растений и сорвал один из цветов.

Бутон выглядел странно, у него не было ни тычинок, ни пестика.

Растение было бесполым, но на одном из лепестков ученый заметил как будто нарост. Он разрезал его, и изнутри выпал целый клубок маленьких красных созданий, как муравьи из разрытого муравейника. Малютки-канкилоны!

— Теперь мы знаем все, — сказал Максвелл, бросая лилию в воду. — Пауки вылупляются из лилий, потом откладывают яйца, появляется улитка, и яйца превращаются в семена лилии. Таким образом замыкается цикл.

— А поскольку, — дополнил Паркс, — канкилоны являются источником здоровья, то, когда они снесут яйца, томбовы хватают их и съедают. Так называемые драгоценности святыни — попросту резерв семян на случай засухи.