Скандальные наслаждения - Элизабет Хойт

Слезы блестели в ее глазах, одна сторона лица покраснела и опухла. Это снова привело его в ярость, но он даже не взглянул на брата, а протянул к ней руки, окровавленные и дрожащие, и заключил ее лицо в ладони.

— Ты не сильно пострадала?

— Нет, — сказала она. — Нет.

— Прости, — произнес он. — Прости меня.

Он хотел обнять ее, чтобы хоть как-то загладить этот кошмар.

Но она покачала головой и отстранилась:

— Не надо.

— Геро, — взмолился он. — Пожалуйста.

— Нет. — Она подняла руку, такую тонкую и бледную, останавливая его. — Нет, я не могу… не нужно.

И, развернувшись, выбежала вон.

Гриффин обвел взглядом комнату. Дворецкий, лакей и несколько горничных стояли в дверях, разинув рты. А мать… у нее подрагивали плечи.

— Вон отсюда! Все вон! — гаркнул он на слуг.

Те мгновенно исчезли.

Он обнял мать, чувствуя под ладонями хрупкие лопатки.

— Прости. Я животное.

— Я не понимаю… Что случилось?

— Гриффин соблазнил мою невесту, — еле шевеля распухшими губами, произнес Томас, все еще лежа на полу. — Он поступил с ней так же гнусно, как поступил с Энн.

— Гриффин? — Мать в полной растерянности смотрела на него, и это разрывало ему сердце.

— Заткнись, Томас, — прохрипел он.

— Да как ты смеешь…

Гриффин повернул голову и смерил брата таким грозным взглядом, а его верхняя губа так угрожающе — как у зверя — приподнялась, что Томас умолк.

— Не смей об этом говорить. Не смей даже намекать на это. И ее имя не смей произносить… Ты понял?

— Я… — Томас открыл рот и тут же закрыл.

— Ни слова, или я закончу то, что начал.

Мать предостерегающе взяла его за плечо, но, даже рискуя расстроить ее еще больше, Гриффин не отвел глаз от брата и продолжал обжигать его взглядом, пока Томас не отвернулся.

— Вот так-то, — произнес Гриффин и кивнул матери. — Пойдем, mater. Выпьем чаю, и я постараюсь все тебе объяснить.

И вывел ее из комнаты, оставив Томаса сидеть на полу.

— Не могу притворяться — радости от того, что ты сделала, я не испытываю, — говорила Геро кузина Батильда спустя час. — Но ты достаточно наказана за совершенные тобой проступки.

Она осторожно сменила влажную салфетку на распухшей щеке Геро. Геро закрыла глаза, не желая смотреть на обеспокоенное лицо кузины Батильды. Она лежала в постели, укрывшись в своей комнате от всех перипетий. Половина лица, там, где ее ударил Томас, болезненно пульсировала. Миньон устроилась рядом, уткнувшись носом в здоровую щеку, как бы утешая ее.

Неожиданно слезы наполнили глаза Геро.

— Я не заслуживаю вашей заботы.

— Глупости, — заявила кузина Батильда с прежней безапелляциозностью. — Маркиз не имел права тебя ударять. Подумать только — ударить даму! Хорошо еще, что он не сломал тебе скулу. Так что к лучшему, что ты не выйдешь за человека, подверженного таким приступам ярости.

— Он был доведен до этого, — сухо ответила Геро.

При воспоминании о взбешенном лице Томаса, когда он наклонился над ней, ее проняла дрожь. Это был какой-то жуткий сон. Геро действительно испугалась, что Гриффин не остановится, пока не прибьет брата. Как такое могло произойти?

— Нам, разумеется, придется устроить тихую свадьбу, — сказала кузина Батильда.

Геро непонимающе на нее посмотрела.

— Но я не выхожу за Мэндевилла.

Кузина Батильда похлопала ее по плечу.

— Дорогая, я говорю о Рединге. И как можно скорее, пока не поползли слухи.

Геро устало закрыла глаза. Хочет ли она выйти за Гриффина? И позволит ли ей это Максимус? Мысли о брате вернули ее к действительности.

— О господи! Я забыла о Максимусе! — Геро села, уронив салфетку. Она в ужасе посмотрела на кузину Батильду. — Он уже знает?

Кузина Батильда, кажется, была захвачена врасплох.

— Я, конечно, ничего ему не говорила, но ты ведь знаешь, какой он.

— Да, знаю. — Геро поднялась с кровати.

— Ты куда?

— Он уже узнал… или вот-вот узнает, — бормотала Геро, ища туфли. — Я не знаю, каким образом — то ли через осведомителей, то ли потусторонние силы ему докладывают, но так или иначе, рано или поздно, он узнает все, и учитывая скандальную сущность этой новости… — Она нагнулась и заглянула под кровать, где обнаружила туфли.

— Моя дорогая, я не смею останавливать тебя, если ты хочешь найти утешение у своего брата, но не лучше ли подождать немного, чтобы дать ему время, скажем, пережить эту новость?

— И что, вы полагаете, он тогда сделает? — спросила Геро, засовывая ноги в туфли. Господи, в каком беспорядке ее прическа! Она кинулась к зеркалу.

— Ты хочешь сказать… — Кузина Батильда почти задохнулась и побледнела.

А Геро знала точно, что произойдет. Если ее брак с Томасом не состоится, то Максимуса ничто не остановит, чтобы разделаться с Гриффином.

— Он наверняка что-нибудь предпримет. Не исключаю, что он может вспылить, а, честно говоря, неистовства на сегодня с меня вполне достаточно.

Кое-как причесавшись, Геро — времени, чтобы переодеться, у нее не было — выбежала из комнаты, спустилась по лестнице и стала ждать в прихожей карету.

— Я с тобой, дорогая. — Кузина Батильда, запыхавшись, почти бежала за ней следом, прижимая к груди подобно щиту Миньон.

— Герцог, без сомнения, разгневан, — сказала Геро. — Вам не нужно сопровождать меня.

Кузина Батильда гордо подняла подбородок.

— Вы все находились на моем попечении после смерти ваших родителей. Я не допущу, чтобы ты одна встретилась с ним. — И со свойственной ей практичностью добавила: — К тому же две женщины скорее смогут его утихомирить.

Что касается Геро, ее это не успокоило, но она решительно направилась к карете.

Спустя полчаса они стояли на пороге Уэйкфилд-Хауса, внушительного особняка, построенного их отцом. Отец намеревался жить здесь всей семьей, но сейчас в огромном доме остался только Максимус.

Дверь открыл взволнованный дворецкий. Увидев их, он произнес:

— Миледи, я не думаю…

Геро быстро прошла мимо него со словами:

— Где мой брат?

— Его светлость в своих апартаментах, но…

Геро, едва кивнув, уже поднималась по лестнице. В обычных обстоятельствах она не осмелилась бы вторгнуться в личные покои Максимуса. Но как раз теперь сложились чрезвычайные обстоятельства.

Дверь в комнаты брата открылась, и оттуда, подобно выгнанной собачонке, вылетел секретарь.

Геро глубоко вдохнула для храбрости и вошла.

Максимус сидел в одной рубашке, без фрака, наклонившись над письменным столом, и что-то писал. В комнате находилось еще трое слуг, включая камердинера Крейвена, который служил у Максимуса очень давно. Крейвен был худым и высоким, всегда носил черную одежду и напоминал скорее гробовщика, чем камердинера.