Смоленское направление. Книга 2 - Алексей Борисов

– Я могу ехать как посол. Штауфенов в Богемии боятся и уважают.[58] – Высказал своё предложение Гюнтер.

– Хорошо. Тогда с рассветом складываем всё необходимое в возоки. Нюра отвечает за казну. Трюггви за охрану, остальные свита Гюнтера. Мы следуем до Кракова через Берестье, оттуда на Оломоуц. В Регенсбург, ой …, в Ратисбон богемцы поедут без нас. Если вообще поедут.

В Бресте я планировал пополнить наши запасы путём портала и установить там заимку. Камень стоял на островке, недалеко от слияния рек Западный Буг и Муховец. На пятачке земли, поросшей лесом, кроме полянки и валуна не было ничего. Само Берестье находилось в семи верстах, вниз по течению. Установив маячок и соорудив брезентовый навес перед входом, который после ближайшего снегопада привратится в сугроб ещё раз обошёл остров. Повторный осмотр принёс результат. За камнем, была вырыта землянка, не хуже чем у лесных бандитов. Под землей находился целый дом с бревенчатыми стенами шесть на три метра, снабжённый отверстием для дымохода и потайной дверью. Судя по истлевшей одежде, лоскутами свисающей с костей, лежащими на лавке, последний посетитель здесь был лет десять назад. Предав останки земле, я шмыгнул в дверь перехода, и был в крепости у камня как раз перед началом совещания.

Беньямин только рот раскрыл, выставив золотые зубы на всеобщее обозрение, когда увидел, кто его будет сопровождать. Он ожидал рыцаря из меркурьевского отряда с оруженосцами, ну, может, двух, а тут, целое войско. Да ещё о двух санях с прицепами, запряжёнными тройками лошадей. Евстафий представил нас, уточнив, показывая на меня, с кем необходимо произвести расчёт и удалился, пожелав счастивого пути.

– Я рад, Алексий, что такие славные рыцари будут сопровождать мой скромный обоз. Просьба всего одна, сохраните наши жизни. Всем остальным можно пожертвовать …, ну почти всем. И ещё, трапезу мы принимаем и готовим отдельно от вас. – Иудей опустил голову, ожидая ответа. Приказывать нам он не мог.

– Понимаю. На Руси терпимо относятся к религиозным заветам иноземцев. Есть мы будем отдельно.

– Спасибо, мы отправляемя немедля. – Беньямин поклонился.

– Нет! Пока Трюггви не даст команду, ни одни санки не сдвинутся с места. Это надо уяснить сейчас. Он отвечает за охрану. Все приказы выполняются без расспросов. Кто не согласен, может проваливать. Надеюсь, карту с маршрутом посмотрели?

– Да, да. Посмотрели, всё хорошо. Я понял …, только …. – Богемец хотел было что-то добавить, но видимо передумал.

– Свои пожелания о местах стоянки можешь согласовывать со мной.

– Мы привыкли торговать по пути. – Не выдержал и сказал купец.

– Торгуй. Кто тебе мешает. Но если будет сказано:– В путь! Значит, в путь. И ни каких, пять минуточек.

Беньямин понял смысл латинского слова, малостей позволять не будут, покачал головой, но возражать не стал. В европейских странах, еврей был уважаем лишь в одном случае, когда от него нужны были деньги. Во всех остальных, это был презираемый народ. Перечить – было себе дороже.

Трюггви обошёл караван, расставил своих воинов и дал отмашку рукой возничему первых саней. Поезд тронулся в путь, на запад, где шла война, и человеческая жизнь ничего не стоила.

На вторые сутки мы дошли до Орши. Останавливались два раза днём на приём пищи и на ночь. Заданный темп богемцам не понравился. Кто-то попытался возмутиться, но Беньямин в двух словах объяснил возмутителю спокойствия что можно, а что нельзя, после чего голосов недовольства не было слышно на всём промежутке пути до самого Берестья. А началось всё с того, что за час до обеденной стоянки я сыграл сигнал 'Боевая тревога'.

– Тррр! – Просвистел свисток в течение пяти секунд, не прекращая трели.

Датчанин по этой команде должен был заворачивать первую половину саней полукругом по часовой стрелке, а последние сани спешили соединиться с головными, образуя подобие гуляй-города. Возничие, хоть им и объясняли, как надо действовать – растерялись. Середина поезда смешалась. Санки с воском перевернулись, наскочив полозьями на впередиидущие. Товар вывалился. Возок с Ицхаком вообще рванул вперёд, думая, что напали тати и надо спасаться. Тренировка закончилась полным провалом.

После этого случая, мы отрабатывали слаженность действий ещё несколько раз, пока не добились более-менее чёткости в исполнении. В результате, вместо запланированных сорока пяти вёрст, прошли в тот день всего тридцать. Пришлось сократить время стоянок и нагонять упущенное. Орша осталась за спиной, а вслед за ней и удобный для движения лёд реки Днепр. Участок пути до самой Березины пролегал в основном по лесной дороге, не избалованной укреплёнными городишками и деревнями. За каждым деревом могли поджидать лихие людишки. Впервые мы их увидели на седьмой день пути. Не доезжая тридцати вёрст до городка Борисов. В том месте, которое позднее нарекут Лошницей, Витовту выроют яму, обложат шкурами и устроят постель, сберегая князя от непогоды. Гору, где находилось ложе, так и будут называть Ложницей.

Возле ручья, у подножья горы на нас вышел отряд из семи мужичков, вооружённых дубинками и одним луком, перегораживая дорогу. За деревьями прятались ещё несколько человек, но определить их точное количество не представлялось возможным. Поезд по команде создал гуляй-город, после чего на переговоры выехал Свиртил. Это были его родные места и говор, на котором общались разбойники, только прибавил ему задора.

– Я Свиртил. Кто такие? Жить надоело? – Литвин почти вплотную подъехал к вышедшему вперёд всех мужичку.

– Не Жедевида ли сын? Что-то лицо мне твоё знакомо. – Атаман положил окованную железом палицу на плечо и стал внимательно всматриваться в Свиртила.

– Дядька Прокша, ты? – Литвин соскочил с коня и вцепился в мужичка, чуть не повалив его на снег, обнимая. – Батька где, сёстры где? Я это, Свиртил, Жедевида сын.

По случаю прибытия, убывшего много лет назад в поход сына, в деревеньке готовились устроить праздник. Отец Свиртила был жив, сёстры вышли замуж, заимели деток, но не все. Младшая никак не могла разродиться, и уже второй день лежала в бане под присмотром старух. Её муж Давьят, даже сбегал к старому капищу, навестил волхва и принёс неутешительные известия. Старик ни чем не мог помочь, ибо сам дышал на ладан и вроде даже не слышал, о чём просят. Хромоногая старуха лишь забрала зайца.

Давьят, выйдя из землянки волхва, последним видел его живым. Старик умер во сне, и прислуживавшая ему женщина на костыле уже сожгла тело, когда купеческий поезд въезжал в деревню. На капище её больше ничего не держало. Остаться, было равносильно умереть голодной смертью. Охотиться калеке сложно, врачевать она не умеет, а за просто так, кормить никто не будет. Вот и решила, перед тем, как пойти в городок, попрощаться с матерью. Стать обузой в голодающей семье она бы не смогла.

– Лексей, мне надо осмотреть роженицу. – Пин Янг из обрывков разговоров услышал о проблеме и подошёл ко мне.

– Если сможешь помочь, я тебя отпущу. Прямо отсюда можешь ехать в Китай.

– Я постараюсь, повитухи пусть останутся, мне они не мешают. А домой …, я ещё успею.

Свиртил довёл китайца до бани, а через час уже стал дядей. Давьят чуть ли не на руках носил Пина. Родился первенец и в деревне уже отмечали два события.

Ни один домик не мог вместить сразу такого количества гостей. Рядом с колодцем разложили большой костёр, вокруг огня положили брёвна. Оленя, которого Нюра подстрелила с утра, разделали и насадили на вертел. В сторонке остались только иудеи. До них, дела никому не было, завтра начиналась суббота, а в этот день недели они категорически отказывались тронуться с места. Так и просидели они весь праздник, выслушивая проповеди Ицхака, который раввином не был, но числился в авторитете. Зная язык, на котором шла беседа иудеев, можно было услышать то, после чего посадка на кол, показалась бы самой лёгкой казнью для заговорщиков. Беньямин попытался отговорить сородичей, но вскоре поник головой и замолчал.

Глава деревни, он же по совместительству воевода таможенного поста на дороге, Прокша, примостился на мягких лапах ельника, грыз сухарь, ожидая готовности основного блюда, и вёл задушевную беседу с шурином.

– Сын мой большим человеком стал. Храм в его деревне строят, из камня. Целая сотня воев у него под рукой для охраны. – Хвастался Жедевид, брату своей жены Прокше.

– А одёжу его видел? Весь в паволоке и бархате. Богато живёт, настоящий витязь[59], только вот жены у него нет. С чего бы это? – Отвечал Прокша.

– Была у него невеста, Милка из Заболотья, ты должен помнить. С глазами как озеро. Пропала она. Ушла в лес и не вернулась.

– Ага, помню, зим пять назад. Неужто забыть не смог?

– Думаю, не забыл. На груди у сына талисман её. Раз носит – верит. Может, жива? Беседу прервал Свиртил.