Междуглушь - Нил Шустерман

— Мэри говорит, они плохие!

— И ты этому веришь?

— Да, — быстро сказала вестница. А через секунду: — Не знаю… — Она ещё немножко подумала, посмотрела на монетку, явно заинтересовавшись. Затем спросила: — А что вы мне сделаете, если я её не возьму?

— Ничего не сделаю, — ответил Ник. — Если я её тебе предлагаю, то это ещё не значит, что ты обязана принять дар.

Его удивил вопрос девочки, но он тут же сообразил, что удивляться-то нечему. Ложь, которую Мэри скармливала своим подопечным, настолько глубоко въелась им в сознание, что одной шоколадной улыбкой тут не обойдёшься.

— Мне нельзя ничего у вас брать, сэр.

— Понимаю. Возвращайся к Мэри и скажи, что Шоколадный Огр согласен. Я встречусь с нею.

Девочка, ни секунды не медля, умчалась, а Ник показал письмо Джонни-О.

— Двести послесветов? — фыркнул Джонни-О. — Ну, если у неё только две несчастных сотни, то у нас по двое на каждого ейного бойца! Да мы их одной левой! — Он стукнул одним кулаком о раскрытую ладонь другой руки. — Подберёмся и ка-ак дадим!

— Могли бы, но не станем. Мы дерёмся не ради драки, а ради освобождения — никогда этого не забывай.

— Ага, а для чего тогда тебе армия? Разве не для того, чтобы посносить сотню-другую бошек?

— Мы в Междумире, — напомнил Ник, — здесь голову никому не снесёшь. — Джонни-О ответ не удовлетворил. Ник вздохнул. Его друг и помощник прав, и придётся признать этот факт не только перед ним, но и перед самим собой. — Да будет тебе твоя драка, успокойся! Мэри так промыла им мозги, что они охотнее полезут драться с нами, чем возьмут свои монеты.

— Тогда мы их заставим! — сказал Джонни-О. — Мы заставим их взять монеты, а если будут упираться, вгоним в землю. Только и делов!

Ника охватил гнев, и на мгновение его шоколад стал чёрным, словно лакрица. Он схватил Джонни-О за грудки, его голос превратился в глубокий клокочущий рёв:

— Мы так не поступаем!

Джонни-О не устрашился.

— Да ведь ты сам хотел армию! А зачем, по-твоему, нужна армия?

Правота Джонни-О поразила Ника до глубины души. Одно дело — собирать войска и совсем другое — действительно воевать. Ник, возможно, был хорошим вожаком, но полководец из него…

Его гнев остыл, шоколадная рука отпустила рубашку Джонни-О, оставив на груди мальчишки противное коричневое пятно.

— Вот разберёмся с Мэри, а тогда освободим всех, кого сможем, — сказал Ник.

— А если они не захотят освобождаться?

— Тогда заберём их в плен.

Джонни-О кивнул, но лицо его оставалось по-прежнему озабоченным.

— Знаешь… Ты не можешь драться с нею. Ты её любишь.

Всё время их дружбы он придерживался негласного правила — не говорить с Ником о его чувствах к Мэри. Но, наверно, настало время отменить это правило.

— Я боролся с нею и раньше — и победил, — напомнил Ник.

— Да, но на этот раз она готова к борьбе.

Ник закрыл глаза и постарался найти в себе что-нибудь более твёрдое, чем шоколад.

— Я тоже.

Письмо от Мэри Ник получил вскоре после полудня, но прошло не меньше часа, прежде чем он вызвал к себе Цин. Ему нужно было побыть в одиночестве и тишине, чтобы набраться решимости перед последним, решающим шагом, но ветер, дующий с Миссисипи проносился над поездом, и его унылый вой мешал сосредоточиться, вселял тревогу и уныние.

Добрые намерения Ника превратились в нечто, подобное пожирающему его шоколаду — сладкому и чудесному, но одновременно топкому, засасывающему и вредному для здоровья. Ник стал слишком мягкотелым. Здесь, около него, целое ведро монет — хватило бы освободить множество послесветов, но скольких он освободил с тех пор, как начал собирать армию? Ни одного. В таком случае — чем же он отличается от Мэри?

— Ну что, время пришло? — спросила Цин, входя в салон-вагон. — Наше свидание с дьяволом, значит, сегодня, да?

— Присядь.

— Я лучше постою, сэр, — отказалась она. — В этом вагоне ни одного чистого стула не осталось.

Поскольку она была права, он не стал её принуждать.

— Мэри призвала меня на встречу. Мы возьмём с собой нескольких человек, но в само помещение войдём только мы с тобой. Возьми бумаги — я скажу ей, что ты там для того, чтобы составить и записать мирный договор.

— Э-э… Джонни-О учит меня читать, но до письма мы ещё не дошли…

— Не имеет значения. Потому что как только я произнесу пароль, ты бросишь всё, что у тебя в руках, и примешься заталкивать Мэри в живой мир, да так, будто это последнее дело твоей жизни.

Ник десятки раз проигрывал сценарий в голове на разные лады, пока у него не сложилась ясная и чёткая картина. Вот они с Мэри ведут вежливую, но насторожённую беседу. До определённого момента он будет со всем соглашаться и всему поддакивать, а потом сделает свой ход.

«У меня есть для тебя подарок, — скажет он ей. — Самый прекрасный подарок во всей Вселенной!» Он подойдёт к ней и поцелует. Последний поцелуй… А потом Цин схватит её и примется толкать до тех пор, пока Мэри не окажется по ту сторону, в мире живых, так, как это было с Кудзу. Мэри станет живым человеком, и ничего не унесёт с собой, кроме одежды на живом теле да сладкого вкуса шоколада на устах.

«Я не только спасу от тебя Междумир, я спасу тебя от тебя самой. Я преподношу тебе драгоценнейший дар жизни, Мэри. Потому что я люблю тебя».

— А если у меня не получится, сэр? — спросила Цин. — Ведь протолкнуть Кудзу было почти невозможно, а тут целого человека запихать!

Ник положил ей на плечо свою «нормальную» руку.

— Этот момент — смысл всей твоей послежизни, — сказал он. — Я верю в тебя, Цин.

Глава 34

Сцена у бассейна

Многие из разведчиков Ника ходили по улице, на которой жил Дэнни Розелли, один даже прошёл сквозь мальчика… Но они искали девушку-послесвета, а не живого семилетнего пацана. Можно сказать, они почти умудрились наткнуться на иголку в стоге сена!

Внутри Дэнни Розелли жили два сознания, два рассудка, две жизненные истории, и с каждым днём для обоих — и Алли, и Дэнни — становилось всё труднее различать, где своё, где чужое. Теперь они просыпались вместе, засыпали вместе и сны у них тоже были общие.

Наступил конец августа, в школе начались занятия. Жизнь пошла своим привычным чередом. Алли пыталась вообразить себе, как она растёт, взрослеет и старится — и всё постояльцем в чужом теле. Наступит ли время, когда она смирится с участью второй половинки Дэнни Розелли? За эти две недели они узнали, кто чем живёт и дышит, и теперь быстро приспосабливались к существованию в одном теле, словно сиамские близнецы.

А как же собственное тело Алли? Оно лежит где-то, в одной из многочисленных больниц — это если оно вообще в Мемфисе. Алли несколько раз пыталась дозвониться в приёмные покои, но все попытки окончились провалом. В трубке неизменно раздавалось: «Деточка, почему бы тебе не позвать к телефону маму?» Никто не хочет иметь дела с малолеткой.

«Угораздило же меня! Совсем не этого я хотела», — думала Алли.

«А я так тем более!» — немедленно огрызался Дэнни. Но протесты обоих становились всё слабее с каждым проходящим днём. Кажется, оба примирились с тем, что им придётся мирно сосуществовать всю жизнь.

А потом к ним пришли рабочие — почистить бассейн.

Это случилось в тот день, когда Мэри прибыла в Мемфис и послала Нику письмо. Но Алли ничего об этом не знала — как вообще не знала о событиях в Медумире. До тех пор, пока она сидела в живом теле, всё, что было доступно её чувствам — это мир живых.

Под вечер Алли с Дэнни играли во дворе в мяч, ударяя его о боковую стенку дома. Одно из преимуществ их положения — всегда есть, с кем скоротать время. Сначала мяч бросала Алли, тут же уступала место Дэнни, потом наступал его черёд. Они здорово наловчились переключаться туда-сюда. Никто больше не боролся за контроль. Всё равно что ехать на тандем-велосипеде.

Алли заработала очко.

— У-у! Несправедливо! — высказался Дэнни вслух.

«Тихо! — мысленно прикрикнула на него Алли. — А то твоя мама услышит, что ты разговариваешь сам с собой».

Но когда они подняли взгляд, оказалось, что рядом стоит не мама, а какой-то человек, держащий в руках голубой шест с сеткой на одном конце. В нескольких шагах за его спиной маячил ещё один парень.

«Это ничего, — успокоил Дэнни, — они пришли бассейн почистить».

Первый, по всей вероятности, главный, был мужчиной средних лет в потрёпанной бейсболке и с щетиной на лице; в помощниках у него ходил панк, череп которого был украшен татуировками и поникшим, по-видимому, собравшимся сойти с тропы войны «ирокезом».

— Привет, Кертис! Привет, Ирокез! — весело обратился к ним Дэнни. — Бассейн ужасно грязный. Набилась целая куча листьев и всякой дряни.