Отражение не меня. Сердце Оххарона - Марина Суржевская

— Знаешь, я и сама могу это делать, — не сдержалась я. Бросила сухо, потому что тело откликнулось, выгнулось от этих прикосновений.

— Проверим в другой раз, — от его голоса вода в шаре стала еще горячее. — Я должен удостовериться, что запаха… не осталось.

Он опустил руку и развязал шнурок на моих штанах. Я слегка дернулась.

— Прекрати!

— Шшшш, тихо, кошечка, — Шариссар отвел мои волосы и тронул губами мочку уха, лизнул, сжал между зубов, прикасаясь языком. И я непроизвольно издала тихий стон, проклиная Темного и не понимая, как он это делает. Как заставляет забыть обо всем? Вновь поверить ему? Только не это!

Но тело откликалось на его прикосновения, и когда Шариссар провел пальцем по моей груди, обвел навершие и сжал, я вновь чуть не застонала. Он, кажется, тоже, потому что дыхание стало еще тяжелее. Мужские ладони накрыли мою грудь, лаская, задевая затвердевшие и напряженные до боли соски. Провел по животу, обхватил бедра и с силой вдавил мои ягодицы в свой пах.

И мы одновременно застонали, не сдержавшись.

Моя голова откинулась ему на грудь, и Шариссар присосался к шее, скользя влажными клыками там, где билась венка. Его напряженная и горячая плоть пульсировала, я чувствовала ее сквозь ткань штанов.

— Надо… снять с тебя… остальное, — слова он не произнес — вытолкнул из охрипшей глотки. — Я хочу тебя вылизать, Лея… Всю.

Темный потянул вниз ткань, оголяя мне бедра. Медленно. И я почувствовала, как прижались к коже горячие губы. Шариссар провел языком, собирая с меня капли воды, от шеи к пояснице. Каждый участок моей чрезмерно чувствительной кожи. Каждую впадинку на позвоночнике. Лопатки. Выпуклость ребер. Опускаясь все ниже. Сжал ягодицы, трогая шелковым языком. И каждое прикосновение заставляло меня вздрагивать. Меня трясло, и отнюдь не от страха или неприязни. Боги! Какая неприязнь? Я хотела этого! Хотела безумно, но не могла допустить. Хотела забыть о его предательстве, обо всем забыть и отдаться этим чувственным прикосновением, дразнящим ласкам, ему… Хотела вновь почувствовать его сильные движение, почувствовать в себе. Желала соединения наших тел — мучительного и прекрасного, порочного и ошеломляющего, такого, когда кажется, что и души — рядом… Что мы — вместе. Что мы одно целое. И от этого желания разозлилась еще сильнее.

Забыть? Ну уж нет!

— Только давай без вранья и этих… нежностей! Мне их хватило в Хандраш. Мы оба знаем, зачем я здесь, так что… Просто сделай все… быстро. Я устала и хочу спать.

Он замер. Отстранился. Поднялся. А я обернулась, чтобы увидеть его лицо — злое, с тлеющими внутри темных глаз алыми углями.

— Значит, вот как? Мои нежности тебе не нужны? Лепестков роз не хватает? — алого во тьме стало больше, и я ощутила желание попятиться. Похоже, мне вновь удалось его разозлить. Кажется, у меня это отлично получается.

Шариссар усмехнулся.

— Как скажешь, кошечка. Сделаю быстро.

Он шагнул ко мне и я все же не выдержала — попятилась. И пятилась, пока не уперлась в затянутую паром, вогнутую стену. Дальше отступать было некуда. Шариссар остановился в шаге, развязал свои штаны, отбросил. Я выдохнула, стараясь не опускать глаза и смотреть ему в лицо. Хотя это было сложно, его желание было слишком очевидно. Темный прижал меня к стене, так что я ощутила все то, на что старалась не смотреть. Горячая плоть прижалась к низу моего живота, и Шариссар сжал зубы.

Положил ладонь мне на бедра, приподнял и… Я не выдержала и застонала, когда он просто насадил меня на себя. Застонала, хотя и пыталась сдержаться, от наслаждения, от невероятного чувства принадлежности ему, от почти болезненного желания близости.

Мой тихий стон–выдох совпал с его — похожим на рык. Шариссар закрыл глаза и втянул с хрипом воздух. Пальцы Темного сжались на моих бедрах почти до синяков.

Несколько мгновений неподвижности и тяжелого дыхания, обжигающего сухие губы, а потом он распахнул глаза и… движение. Сильное, но плавное движение, вырвавший из моего рта непроизвольный стон.

— Смотри на меня, — он зарылся пальцами в мои волосы, лаская и мучая. — Не смей от меня отворачиваться… Никогда!

И вновь плавное движение внутри моего тела. Я тихо всхлипнула, желая большего. Почти умирая!

— Так… достаточно… быстро? — процедил Шариссар.

— Что ты… — слова раздирали глотку. — Я сейчас усну, паладин.

— Дрянь! Моя… — простонал Темный и вбился в меня уже по–настоящему сильно, так, что я закричала, выгнулась в его руках, прижимаясь лопатками к влажной стене пузыря. — А так? — его пальцы сжимали мои бедра, а я сама вцепилась в мужские плечи, откидывая голову и ловя губами капли, что падали с его волос, слизывая их, глотая, желая ощутить во рту вкус его кожи, языка, тела…

— Ты такой медлительный… — сказать не смогла — простонала.

Наши тела соединялись с ритмичным звуком, и мы пытались втянуть воздух, вцепившись друг в друга, обжигаясь прикосновениями, ловя капли воды и дыхание. Мне казалось, что вода внутри этого шара достигла пика и закипела вместе с нами. Забурлила и пошла паром. Синие глаза Шариссара стали почти черными, клыки чуть приподняли губу, но я не испытывала страха — я захотела ощутить его укус. Он вбивался в меня все сильнее и резче, клеймил своим телом, заполняя так, чтобы я никогда не смогла его забыть. Его мощные толчки лишали меня всего — разума, силы воли, свободы, даже ненависти, за которую я держалась, как за спасательную доску в бушующем водовороте страсти, дикости и наслаждения. Этот водоворот затягивал все яростнее, не давая возможности выбраться. Нам обоим. Потому что Шариссар уже рычал, входя в меня — сильно, до конца, приподнимал и снова вбивался, выпуская клыки с яростными стонами. И на его лице было ошеломление и блаженство. Снова и снова, заставляя меня уже биться в его руках, не в силах выдержать этой сводящей с ума близости!

— Лея…

Он произнес имя, и оно прозвучало как молитва, как признание, как обещание и подчинение. Я не знала, что всего несколько звуков можно произнести так.

— Дотронься… Прошу… Метка…

Не осознавая до конца, что делаю, я провела рукой по его спине, обрисовывая каменные мышцы, двигающиеся под кожей, переместила выше, к его лопатке. Накрыла ладонью.

— Ле–яяя… — Полустон–полурык, и я откинулась на скользкую стену, закричав от взорвавшегося вокруг меня мира, обхватив Шариссара, чтобы не упасть. Внутри моего тела ударила горячая струя его наслаждения, Шариссар дрогнул, но рухнуть Темный не дал, удержал нас обоих, со стонов выплескиваясь внутри меня. И коснулся моих губ — первый раз в этом странном шаре. И этот поцелуй был таким нежным и осторожным, со вкусом благодарности и любви, что мне захотелось плакать. Ну почему с ним так? Слишком хорошо, слишком сильно, слишком больно. И надо вспомнить, за что я его ненавижу.