Ветер разлуки - Соня Мармен

– Открывай рот!

Она подчинилась, как это делают дети. Летиция апатично пережевывала и глотала каждый кусочек, пока котелок не опустел. Покончив с едой, она выпила воды и взяла трубку, которую Александер набил табаком и зажег.

Оба думали о своем. Стук дождя о палатку заглушал остальные шумы, кроме смеха и песен. Александер различил громкий голос Мунро, декламирующий стихи. Мало-помалу гомон затих, превратился в шепот. Даже выстрелы смолкли. Наступила полная тишина. Кто-то взял в руки скрипку и робко прошелся смычком по струнам. Обрамленный изысканными музыкальными арабесками, зазвучал голос чтеца:

– Lìon deoch – slànte Theàrlaich, a mheirlich! Stràic a’chuach! B’ì siod an ìocshlàint’ àluinn, dh’ath – bheòthaicheadh mo chàileachd, ged a bhiodh am bàs orm, gun neart, gun àgh, gun tuar. Rìgh nan dùl a chur do chàbhlaich oirnn thar sàl ri luas![73]

Александер закрыл глаза. Сколько раз, сидя у костра с товарищами, чьи изможденные лица заросли щетиной, слушал он эту трогательную поэму во время кампании 1745 года! Ностальгия захлестнула его, и он прошептал:

– Разверните же паруса – прочные, надежные и белые как снег – на крепкой сосновой мачте и поплывем по океану! Эол обещал послать восточный ветер нам в помощь…

– …и Нептун успокоит бурные воды!

Нежный, как бриз, голос Летиции присоединился к его голосу. Молодая женщина смотрела на него через облако дыма. Ему показалось, что по ее лицу блуждает тень улыбки.

– Ты знаешь этот стих?

– Это «Песнь кланов»[74], верно? Все слышали, и не раз, этот призыв к кланам, которые не могли решить, на чьей стороне им выступить во время последнего восстания! А Мунро – храбрый парень! Читать поэму якобитского толка в английском лагере… Его могут за это повесить.

При упоминании событий того времени на Александера нахлынули видения из прошлого. Он снова закрыл глаза, и перед его мысленным взором замелькали полные ужаса картины. Сколько страданий, сколько подавленной ярости! Поток болезненных воспоминаний захлестнул его, проникая в каждую клеточку тела, заставляя снова пережить моменты, которые он так старался забыть…

Мелкий дождик падал на равнину Драммоси-Мур. Якобиты в синих беретах вот уже час как выстроились несколькими шеренгами. Александер обратил внимание, что Макдональдов разместили на левом фланге. Он догадывался, насколько это огорчило отца и братьев: традиционно место клана было на правом фланге. Еще со времен Баннокберна[75], то есть испокон веков! Почему же в такой ответственный момент их переместили на левый фланг? Ни Джон, ни Колл не могли ему ответить на этот вопрос, они были столь же рассержены и озадачены, как и он сам. И это не предвещало ничего хорошего…

Мальчики спрятались в высокой траве на самой окраине болотистой равнины. Замерзшие бойцы переминались с ноги на ногу, чтобы хоть как-то согреться. Неподалеку кучка любопытных местных жителей затянула двадцатый псалом – молитву за царя: «Господи! Спаси царя и услышь нас, когда будем взывать к Тебе…»

Воины побросали пледы на землю, и полы их килтов колыхались на ветру. Над равниной неслась песнь волынки. И только солнце не вышло озарить своим светом сталь широких обоюдоострых мечей. Оно не желало смотреть на кошмар, которому вот-вот суждено было начаться. Небо было мрачным, а тучи шли так низко, что Александеру казалось, что до них можно дотянуться рукой. Ему так хотелось стоять там вместе с остальными…

Вдалеке виднелась тонкая красная черта – войско англичан. Волынка завибрировала от неистового волнения, и хайлендеры стали выкрикивать свои боевые девизы, звучавшие как песнь славы. Но во всем этом чувствовалась фальшь… А красная черта все растягивалась и растягивалась под гул барабанов… У англичан были пушки, много пушек, готовых изрыгнуть смерть на тысячи людей… ради какого-то короля.

Александер не заметил, как Летиция придвинулась ближе, и невольно отшатнулся, когда она погладила его по щеке.

– Почему ты плачешь?

– Я не плачу.

Он отвернулся так стремительно, что она вздрогнула. Он ужасно разозлился на себя за то, что утратил выдержку на глазах у женщины, которая сама нуждается в утешении.

– Нет, ты плачешь!

Она стерла слезу и показала ему мокрый палец, потом присела рядом и протянула ему свою трубку.

– Я знаю, кроме смерти Эвана, есть еще что-то, что тебя огорчает. Рассказывай!

– Нечего рассказывать! – процедил он сквозь зубы.

– Алекс, мне и так тяжело! В другой день я бы отступилась, но… не сегодня.

Он вернул ей трубку. Острый запах табака распространился по палатке, от дыма защипало в глазах.

– Я вспомнил Каллоден. Ты наверняка слышала, как это было…

– Ты там был?

– Да.

– В то время ты был совсем мальчик!

– Мне было четырнадцать.

– И ты участвовал в бою?

– Да.

От громовых раскатов дрожала земля. Небо плевало на нечестивцев и оплакивало невинных, смерть же проливалась дождем и на тех, и на других. Джон, Колл и Александер беспомощно наблюдали за мощным обстрелом, который разносил в клочья надежды их народа, отнимал жизнь у кланов. Они застыли от ужаса, перестали ощущать дождь, покрывавший их тела похожей на тончайший саван пеленой влаги.

«Банник!»[76], «Порох!», «Откат!», «Заряжай!», «Забивай!», «Готово!», «Огонь!» Артиллерийская канонада стала для кланов похоронным маршем. С поля битвы доносились крики и стоны умирающих. Даже самое неуемное воображение не смогло бы описать масштабы побоища, которое происходило за завесой дыма, застилавшего глаза и выедавшего легкие.

По-прежнему свистел ветер. Он вонзился в завесу и разорвал ее в клочья. Зрелище, открывшееся глазам мальчиков, леденило кровь. Слой человеческой плоти и грязных тартанов укрывал собой землю. У Александера перехватило дыхание. В голове осталась одна мысль: спасти свой народ, клан, отца…

А Мунро все читал по-гэльски «Песнь кланов», прославлявшую короля, ради которого они отдали себя на растерзание и утратили свободу. Ирония состояла в том, что в хайлендском полку собралось немало участников восстания 1745 года. Многие побывали в тюрьмах Инвернесса, Стирлинга, Эдинбурга, Карлайла, Саутворка, Йорка, Ланкастера… И так же, как и ему самому, им удалось уцелеть. И все же часть их души умерла, осталась в тех ужасных застенках. По крайней мере так представлялось Александеру…

Сегодня они – и простые солдаты, и офицеры – пожимали руку, которая некогда отняла у них оружие. «Песнь кланов»… Последний раз он слышал ее за несколько дней до побоища при Каллодене. Она вселяла храбрость в сердца людей, которые шли на смерть. Исполнить ее сегодня означало показать нос англичанам, которые… не понимали по-гэльски.