Абсолем - Саша Глейзер

Я начал много размышлять на эту тему, много читать, причем я искал книги старого времени: лишь они, да и то не все, могли хоть как-то утолить мою страсть и любопытство. Я пытался найти информацию про одну старую сферу жизни человека — веру. Я по крупицам собирал все знания, которые можно было добыть. И мне становилось легче. Я что-то обретал. До сих пор этому нет названия. Лишь сам для себя я могу объяснить, что это и для чего, но другому человеку — никогда. И не потому, что не хочу, а потому, что слов не подберу, не сумею.

Когда я понял, что готов, я приступил к чтению главной книги своей жизни. Вы даже не представляете, чего мне стоило найти её. Она не значилась ни в одном хранилище мира, я изучил все красные списки — бесполезно. Я связывался с коллекционерами, но большинство из них даже не подозревали о ее существовании. И когда я уже было отчаялся разыскать ее, ко мне постучали в дверь. «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят». В дверь ко мне постучали. Я никого не ждал и не желал никого видеть, а потому встретил гостя не самым любезным образом. Но он не обиделся и не ушел. Он понимал, что человек, который ищет подобную книгу, делает это не просто так.

— Я слышал, вы ищете Библию? — тихо и устало проговорил он, оглядывая мое жилище. — У меня она есть. Я могу отдать её вам, если у вас всё ещё есть в ней потребность.

Я не знал, что ответить. Я был поражён. Неужели стоящий передо мной человек готов был с лёгкостью расстаться с самым великим сокровищем, которое существовало на земле?

Он всё понял по моему лицу. Не говоря больше ни слова, он снял свой пыльный рюкзак, расстегнул кожаные ремешки и раскрыл его. Оттуда он достал что-то, завёрнутое в белую ткань. Я уже понимал, что это было. Мой гость положил свёрток на стол и бережно развернул. Я молча рассматривал книгу. Обычная черная обложка, изрядно потёртые уголки, перекошенный размягченный корешок, потускневшие от времени золотые буквы. Всего одно слово.

Я боялся обидеть стоящего рядом со мной человека, тем не менее я набрался смелости:

— Сколько я должен заплатить?

Человек поднял на меня свои усталые глаза, я заметил, что веки у него воспалены и покраснели. Он посмотрел на меня, затем произнес, будто и не было моего вопроса:

— Мне уже пора, пожалуй, я пойду.

Я спросил его имя, уже стоя на крыльце своего дома, но он сделал вид, что не услышал. Через секунду он вышел за калитку. Больше я его никогда не видел, хотя многое бы отдал, чтобы поговорить с ним. Но признаюсь, в тот момент я не настаивал, я не бежал за ним — возможно, где-то глубоко внутри я опасался, что незнакомец передумает и заберёт книгу. Я поспешил обратно в гостиную. Я запер все двери, плотно зашторил окна и принялся читать. Я держал ее, как младенца, нежно и с трепетом переворачивая одну страницу за другой. Ох, что за картины вырисовывались перед моим взглядом, какая истина открывалась мне. И тогда я воскликнул: «Господи!»

Я окончательно позабыл о той жизни, мне было прекрасно в полном одиночестве, хотя уже тогда я понял — я не одинок, Он всегда незримо присутствовал рядом со мной. Я отрешился от происходящего вокруг — это произошло само собой, непроизвольно. Я не проверял почту, не отвечал на звонки, ни с кем не общался. Хотя, забегая вперед или возвращаясь назад, тут уж кому как удобнее, один звонок мне все же стоило сделать. Подробный отчет проекта “Дино” — все результаты исследований, наблюдения, выводы, фотоматериалы и прочее — я оформил и подготовил к печати. Это должно было стать нашим общим триумфом, нашим ключом к спасению, огромным шагом по направлению к такому фантастическому понятию, как мирное сосуществование человека и демона. Научный издатель забрал у меня мой труд накануне трагедии с сыном. Когда всё произошло, мне, понятное дело, было не до книги. В тот момент я, честно говоря, вообще забыл о ней. И лишь когда мне прислали код авторского экземпляра, я вспомнил об этом. Понятно, что уже было поздно что-либо менять. Код был занесён во Всемирный реестр, а образцы отправлены во все профильные учебные заведения мира. Единственное, что я смог сделать, так это добиться внесения издания в красный список, чтобы оно было помещено в особое хранилище и как можно меньше людей имело к нему доступ. Я также сумел уничтожить развёрнутую рецензию в реестре и все упоминания об этой книге в мировых учебных каталогах. И я добился своего — издание прошло незамеченным, и все эти годы книга тихо пылилась в закрытых хранилищах. И никто о ней не вспоминал, как и обо мне. Я стал настоящим отшельником, даже самые близкие люди отдалились от меня. С кем-то я сам перестал общаться, кто-то сам самоустранился из моей жизни. К последним, кстати, относился Натан Ор. Он так и не простил мне того, что я сделал. Хотя я уверен, что, обладая возможностями, которые ему предоставила Лига, он очень быстро восстановил большую часть наших исследований. Для полного успеха ему не хватало лишь нужного подопытного.

Как бы то ни было, каких-то значимых людей в моей жизни не осталось. Как-то вечером я сидел дома один, впрочем, уточнение это лишнее, тогда я всегда был один… я сидел и читал. И услышал стук в дверь. Робкий. Скорее даже не стучались, а поскреблись. Воровато как-то. Когда я открыл дверь, то подумал, что у меня началась болезнь старого времени: горячка, бред. Правильнее — галлюцинации… Она стояла, опираясь о косяк. Выглядела такой изможденной, замученной. Бледная. Бедная.

Ее огромные выразительные глаза казались еще больше из-за тёмных кругов под ними. Кожа словно просвечивала от обезвоживания, казалось, можно было разглядеть каждую жилочку. Она была такой хрупкой, несчастной, усталой, но её глаза смотрели на меня с такой любовью и добротой, что я разрыдался. Я сжал ее в объятиях так крепко, что у неё захрустели кости. Она тут же испуганно высвободилась, прикрыв живот руками. Только тогда я увидел, что свободное пальто прикрывает округлившийся живот. Я тут же всё понял. София носила под сердцем моего внука. Какие еще нужны были доказательства существования Того, о Ком говорилось в этой великой книге?! Он есть, и Он милостив, проговорил я.

В тот вечер я не расспрашивал ее ни о чём. Ей нужен был отдых. Я переодел ее и уложил, предварительно накормив. Кажется, тогда она проспала почти сутки. Когда очнулась, ее вновь мучил голод, уж не знаю, когда она последний раз ела до того, как добралась до меня. Едва утолив голод, она снова уснула. Лишь на третьи сутки мы смогли поговорить. Уминая хлебно-солевой салат, она смотрела на меня исподлобья, как зверёк, испуганно и вместе с тем радостно, глаза искрились. Я не мог насмотреться на нее. Когда она покончила с едой, я наконец спросил: