Твое противоядие - Евгения Мос

Часть сердца моего. Я представлял, сколько ей горя пришлось пережить, сколько бед было на ее пути. И я чувствовал себя отвратительно, что не мог решить все одним моментом.

Запах ванили, апельсина и горького шоколада. Все-таки, Судьба все знает наперед и расставляет флажки на своем пути.

Она оторвалась от меня, когда мы снова потные валялись на кровати, я смотрел на ее приоткрытые пухлые губы и пытался понять, что она хочет еще. Что мне сделать, чтоб она улыбнулась еще раз? Чтоб продолжала это делать.

Но она просто лежала, обнимала и хотела моего присутствия. Я провел пальцем по ее груди, и она покрылась мурашками.

Ее реакция сводила с ума. То как она реагировала на меня, то, что чувствовала ко мне. Я был благодарен Судьбе за такой подарок. За то, что нужен ей, за то, что могу находиться рядом и созерцать ее моменты счастья и предоставлять ей новые поводы для радости.

На следующий день мы отправились в бухту Золотого коралла. Рейни почему-то считала, что я рожден для серфинга. Сказала у меня очень подходящая прическа. Логики я в этом не находил, но, к своей женщине нужно прислушиваться.

Я проверил сообщения от Люриса, но ничего нового не нашел. А вот сообщение Канга было куда интереснее:

«Фелор корпит в лаборатории обложившись книгами о проклятиях»

Каких проклятиях? Что за байки шаманов? Не думал, что такой расчетливый человек, погруженный в науку будет читать старые россказни. Могло ли быть это связано с Рейни?

— Что-то случилось?

Рейни посмотрела на меня, когда я барабанил пальцами по доске рядом со мной. Я не хотел ее волновать, но она заслуживала отношений без тайн. И если бы я что-то утаил… ей бы это не понравилось. Как бы я не хотел спрятать ее где-нибудь дома и оберечь от всех проблем… Я выбрал не ту девушку. Или мне ее выбрала Судьба? В любом случае, я полюбил сильную и стойкую духом. Преступлением будет стелить ей мягкую перину, если под ней скрывается ядовитая змея.

— Фелор изучает проклятия.

— Что? — она фыркнула и слегка посмеялась, у нее был обворожительный смех, звонкий, но с бархатными нотками.

— Вот и я не понял. Но надо будет разобраться. Пойдем на доску?

Она кивнула. Нас проинструктировали час назад, но сами мы еще не пробовали вставать. Тренер с сомнением смотрел на нас, когда мы сказали, что уже занимались этим. Ну, соврали чутка. Но не объяснять же ему, что может на досках мы и не стояли, зато были в таких передрягах, которые ему в кошмарах не снились.

Я встал на доску, поглядывая на Рейни. Волна приближалась, нарастала и мы… поймали ее. Скользить на воде было непросто, наверное, если бы не наши ассасинские особенности, мы уже упали. Но Рейни отважно стояла, задорно поглядывая на меня, ее мышцы на ногах напрягались, передние пряди волос выбились из косы, а в глазах заплескалась строгость. Я посмотрел на свои ноги и поправил стойку. Все-таки, она была дотошной. Но такой восхитительной. Настоящая морская богиня. Если они когда-то существовали.

Первый заплыв получился отличным. Но мышцы ныли, несмотря на тренированное тело. Рейни потянулась рядом со мной на песке и слегка застонала, будоража горячие мысли.

— Тебе идет солнце и песок, — вдруг сказала она.

А тебе идет беззаботность. Но вслух я не стал этого говорить, не в силах разрушать ее покой и умиротворение.

— А я знаю, что подойдет тебе, — подмигнул я.

— Что?

— Вкусное жареное мясо, мягкая кровать и… О дикое море… — я заголосил песню из сериала.

Она легонько стукнула меня.

— Опять о дурацком сериале.

— Эй, это не я выучил дельвентийский только ради того, чтоб слушать диалоги о любви в оригинале.

— Зря я тебе рассказала, — покачала головой она.

— Вообще не зря!

Я перекатился на живот, как и она, придвинулся к ней поближе и лизнул ее в щеку.

— Что-то вякал про собак, а сам… — недовольно вытерла она свою щеку.

Я закинул руку на ее спину и провел по ребрам, Рейни прикрыла глаза, ловя момент. Солнце играло на ее лице солнечными бликами, а ветер развивал волосы. Она приоткрыла один глаз, и я окнулся в теплый шоколад, в котором захотел утонуть.

Я всегда любил женщин, девушек. Но никогда не думал, что найдется та, к кому буду так серьезно относиться. Может все эти проблемы выпали мне в наказание за легкомысленность? Теперь я должен отстоять свое право находиться рядом с ней и решить настоящие проблемы.

Интересно, она, вообще, догадывается, какое влияние имеет на меня?

В Дельвентии был настоящий рай. Рейни сказала, что никогда не видела моря до этого, и оно ей понравилось, она даже сказала, что, если все решится, — тут я ее, конечно, поправил, что не если, а когда, — то она хочет каждый год ездить к морю. Рейни любит воду. Я вижу по восхищению, что охватывает ее лицо, когда она видит волны. Но еще больше меня будоражит блеск в глазах, когда она смотрит на меня на доске или, когда взлохмачивает мои волосы.

Рейни отказалась смотреть со мной «Розу дикого моря», но включала местный канал, где крутили сутками сериалы на дельвентийском, она иногда переводила мне и довольно улыбалась.

Мы выучили новую песню и горланили ее по вечерам. Один из сериалов был о бедной сиротке, которая попала горничной в богатый дом и влюбилась в сына хозяина дома. Назывался он «Любовь всесжигающая».

Рейни вспомнила старый перевод на языке Нуринии и Кароса:

Ты рисуешь на мне!

Я играю Судьбе!

Положи ворох проблем,

Хворост, обиды, доспехи и шлем.

Вода не смоет раны и боль

Лишь разбередит душу твою точно раны соль.

Зажги меня и гори со мной!

Гори и пой!

Любовь сожжёт всю боль!

Любовь поглотит нас вдвоем!

Мы будем вместе играть свою роль,

Пока остаемся в жизни и поем!

Я старался подпевать, наливая ей лимонной настойки. Она целовала меня цитрусовыми губами и улыбалась.

Но я знал, что мы не в отпуске. По ночам моя жена иногда просыпалась и подскакивала в постели. Я обвивал ее руками и успокаивал, прогоняя ее страхи. И обещал нам обоим, что это закончится. Днем она снова была собранная, то колола и шутила, то целовала и обнимала.

Две недели в Дельвентии вызолотили ее кожу, волосы чаще были распущенны и придавали ей дикий вид. Глаза часто светились счастьем, но глубоко внутри я видел затаенный страх и готовность бежать.

И он был к месту, как бы я