Аврора - Жюльетта Бенцони

Девушка сделала глубокий реверанс, он заставил ее выпрямиться, торопясь встретиться с ней взглядом, потом осыпал ее руки поцелуями.

— Идемте! — позвал он ласково. — Вы вступите во владение вашим царством.

Не спуская с нее глаз, но не произнося больше не слова, он снова повел ее к гондоле. Теперь свита состояла не только из музыкантов, но и из придворных, каждому из которых было предписано исполнять определенную роль, что они и делали с присущим молодости воодушевлением.

На береговой пристани стояла карета, в которую оба героя постановки сели, чтобы отправиться в замок. Звучала завораживающая музыка, в воздухе плыли пьянящие ароматы. На ярком солнце сияли бесценные ткани, сверкали бриллианты, рубины, изумруды и сапфиры, заставляя усомниться в реальности происходящего. Сама природа благоухала и пела от радости. Сердце Авроры было готово разорваться от восторга, но вызван он был не этой предназначенной для нее пышностью, а близостью любимого мужчины. Оба молчали, ибо им было достаточно только смотреть друг на друга: они все понимали без слов, ведь взгляды умеют общаться на языке чувств. Глаза Фридриха Августа пылали страстью, но он изо всех сил смирял ее, довольствуясь поцелуями, которыми он то и дело осыпал изящную руку, такую маленькую в его огромной пятерне...

Ехали они недолго. Выйдя со своей спутницей из кареты у замка, он повел ее в великолепные покои, убранные шелками цвета утренней зари. Настенная роспись в предназначенной для Авроры комнате представляла собой сюжеты на тему любви Тифона и Авроры. Там курфюрст опустился на одно колено и швырнул на пол свой тюрбан.

— Здесь вы полноправная царица! — провозгласил он так громко, что его голос, казалось, разнесся по всему парку. — Я, бывший владыка, превращаюсь в вашего раба. Приказывайте, распоряжайтесь! Здесь все принадлежит вам, а более всего сам я, я весь ваш — душой и телом!

— О, Ваше высочество, вы в полном праве сказать, что это я принадлежу вам!

Она наклонилась и легко прикоснулась губами к его губам. Он выпрямился с улыбкой счастливого ребенка.

— Отдохните, а потом приготовьтесь к ужину и балу, моя богиня! Вам поможет она!

Он хлопнул в ладоши, и появилась молодая женщина с каштановыми волосами, в восточном облачении. С порога она поклонилась и сложила руки на груди.

— Ее зовут Фатима, дарю ее вам. Она — рабыня-турчанка. Не такая, как те, которых вы видели недавно, а настоящая. — Он усмехнулся. — Теперь она принадлежит вам. Полагаю, ее услуги придутся вам по вкусу.

— Рабыня?! — Аврора была шокирована. — Вот не думала, что у нас существуют рабы!

— Как видите, это так. Фатима сделает для вас все, что вы пожелаете. Ее приобрели для меня в Венеции, и я ценю ее умения. Если хотите, можете ее окрестить.

Фатиме было лет двадцать семь — двадцать восемь. Не красавица, но с прекрасными черными глазами, в которых светился ум, она становилась привлекательнее от милой улыбки. После ухода курфюрста она склонилась перед новой госпожой, еще не оправившейся от удивления, взяла ее за руку и повела в соседнюю комнату, где служанки наполняли благоухающей водой серебряную ванну. Раздев Аврору, Фатима помогла ей погрузиться в воду и оставила нежиться. Через некоторое время помогла выйти из воды, обернула мягкой простыней, вытерла, уложила на стоявший тут же стол. После медленного умиротворяющего массажа она надушила ее и повела назад в спальню. Все это происходило в полном молчании. Казалось, рабыня умеет изъясняться только улыбками и жестами. Испугавшись, что перед ней немая, Аврора спросила:

— Ты не умеешь говорить?

Опять улыбка, но на сей раз веселая:

— Нет, я говорю, госпожа. Но только когда это необходимо. Зачем испытывать ваш слух звуком моего голоса?

— Ты мудра не по годам! Надеюсь, мы найдем общий язык. — Произнося эти слова, она в тревоге гадала, как отнесется к новой служанке, умения которой нельзя было не оценить, старая Ульрика. Никогда еще Аврора не чувствовала себя так хорошо, легко, не испытывала такого счастья...

В спальне ее ждал новый сюрприз: на кровати были разложены предметы восхитительного наряда турецкой принцессы: розовые муслиновые шальвары в хрустальных блестках, длинный кафтан из серебристой ткани с перламутром, плотно облегающий бедра и застегивающийся на бриллиантовые пуговицы, с широкими рукавами, собиравшимися на запястьях блестящими застежками... Декольте позволяло любоваться округлостью ее плеч и груди. Под этот необычный наряд не полагалось надевать сорочку, и Аврора, не привыкшая к этому, поежилась. Она хотела надеть свое ожерелье, но Фатима этому воспротивилась, зато унизала ей запястья широкими браслетами и закрепила у нее на голове тамбурин из той же ткани, что и кафтан, с гирляндой из рубинов и бриллиантов. К нему была прикреплена длинная вуаль. Новая гувернантка показала, как в нее кутаться, потом подвела новоявленную турчанку к зеркалу. Девушка заулыбалась: никогда еще она не была так красива!

То же самое без труда читалось в глазах Султана, встретившего ее на пороге пиршественного зала и проводившего до ее места за столом — как раз напротив него, как если бы это был свадебный пир, предшествующий брачной ночи. Ее встретило рукоплескание, на которое она ответила изящным реверансом. Но тот, кто дарил ей все это великолепие, превосходившее роскошью царские свадебные торжества, приготовил еще один сюрприз. Аврора, сняв со своей тарелки салфетку, обнаружила букет цветов, изготовленный из рубинов, изумрудов, сапфиров и жемчужин, который вездесущая Елизавета, на сей раз в восточном облачении, надетом ею в замке, под аплодисменты гостей закрепила на груди красавицы.

Трапеза была выше всяких похвал: веселая, щедрая, сдобренная несравненными винами. Шум в зале не мешал героям праздника, которые ели мало, зато не сводили друг с друга глаз, предвкушая волшебное мгновение, когда они останутся наедине.

Потом начался бал. Влюбленные открыли его медленной испанской паваной[9], вовсе не торжественной, но томной, а потом, когда в толпе танцующих стало тесно, Фридрих Август схватил Аврору за руку и утащил из зала через потайную дверцу.

Еще мгновение — и они остались одни, лицом к лицу в большой спальне цвета утренней зари. Медленно, словно исполняя трепетный ритуал, он наклонился к ней для первого поцелуя, в ожидании которого Аврора боялась лишиться чувств. Пока еще принц до нее не дотрагивался. Потом, снова встав перед ней на колени, он стал расстегивать одну за другой ее мерцающие застежки, осыпая поцелуями обнажающуюся кожу. Сначала упал на пол кафтан, потом муслин, обвивавший ее длинные ноги. Только после этого он отнес ее на постель, а тогда уж с нетерпением разоблачился сам и улегся рядом со своей ненаглядной красавицей, с нежностью целуя и лаская ее. Непревзойденный любовник, он играл на женском теле, как на изысканном музыкальном инструменте, благо что инструмент был великолепен. Принц сдерживался, следя, как нарастает ее желание. Когда он овладел Авророй, она издала крик, отчего стало понятно, что он ее первый мужчина. Он не удержался от торжествующего стона.