Рухнувшие надежды - Николай Побережник

— Серега, перемещайся… не стреляй с одного места, — крикнул Иваныч, пристроившийся за кадушкой с каким-то фикусом у стены.

Я пробежал взглядом по окнам коридора, на одном решетка была распашная, и проушины под замок были замотаны проволокой.

— Иван прикрой, я размотаю…

Перебежал к окну, дернул раму… сука… окно тысячу раз крашено и никогда не открывалось… Ба-Бах! В окно, высыпалось стекло, провел стволами по краям рамы, чтобы сбить осколки.

— Тащи их сюда Иваныч, есть выход!!!

Вылез в окно, огляделся. На меня двое бегут, без оружия… Дураки что ли? Ба-Бах! Ба-Бах! Перезарядка.

— Иваныч мля, уснул!?

Через секунду из окна показались руки Иваныча удерживающие Верочку. Я принял ребенка, задвинул за себя.

— Стой тут! Давай быстрей Иваныч, пока свободно.

Еще один ребенок… женщина… Иваныч… Все бегом! Мы бежали… Иваныч подхватив на руки Верочку впереди, Женщина с малышом на руках следом, и я с рюкзаком замыкал нашу группу, держа наготове оружие и периодически оглядываясь. От школы вслед за нами бежала группа людей, человек пять, с их стороны раздался выстрел, мы еще ускорились. До старой фермы, где нас должен был ждать дед, было метров четыреста.

— Догонят, — прошипел Иваныч, — бери девчонку, уходите. Я их успокою.

— Да ты охренел Иваныч? Вон уже «тачанка» мчится.

От полуразрушенного длинного одноэтажного здания фермы нам на встречу дед гнал «Машку» чуть ли не в карьер. Не доехав до нас метров семьдесят, дед увел телегу в разворот и вскоре остановился около нас.

— Сигайте хлопцы! — прокричал он.

Бух! — раздалось со стороны школы…

— Бля! Больно то как… — прошипел Иваныч

Мы повалились кое-как в телегу.

— Н-но-о Машка! Пошла родимая.

Телега громыхая и подскакивая на ухабах понеслась под горку, преследователи видя бесполезность погони еще один раз выстрелили и отстали. Мимо нас и над нами ничего не пролетело, дистанция была порядка 300 метров, вероятно стреляли какой-нибудь утиной дробью.

— Серега, мне в жопу дробью угодило.

Я посмотрел на филейную часть Иваныча. Две дырки точно… кровит…

— Ноги чувствуешь?

— Бля я жопу чувствую!!! Что там?

— Ну кровит.

— Сильно?

— Ну хрен знает как оно сильно или нет, два пятна красных на полужопице.

— Ладно… терпимо.

— Спасибо тебе дед, выручил, — сказал я спрыгивая с телеги рядом с въездом на пирсы.

— Ох… не знаю сынки, чего меня вообще дернуло вас выручать, до сих пор коленки трясутся.

— Хороший ты человек потому что, — ответил Иваныч морщась сползая с телеги.

— Для вас то да, мобыть и хороший, а вот «эти», — махнул он рукой себе за плечо, — наверняка злобу затаят. А мне ж тут жить еще. Эх… как быть то теперь…

— Как звать то? — спросил я нашего спасителя.

— Машкой то звать… старая уже, а все силенок хватило для форсу.

— Да не кобылу, тебя как звать?

— А… так же как етого… писателя то… Федор Михалыча.

— Ну поехали с нами. Сахарная то знаешь где?

— Так чего ж не знать, знаю. А разве не сгинула она?

— Осталось чуть-чуть. Остров там теперь, вот там мы и живем.

— Это сынки подумать надо… а Машку… хозяйство куда?

— Большое хозяйство то?

— Ну коза, курей пара десятков. Огород же…

— Схоронился бы ты Федор Михалыч пока, а через несколько дней мы вернемся, да заберем тебя со всем твоим скарбом и хозяйством.

— Да стар я сынки уже куда-то переезжать, доживу как-нибудь… хоронясь-то.

— А все таки подумай. Где найти тебя, если что?

— Так у складов и ищите или на Ленинской улице, что от котельной вверх, 8-й дом. Ладно, бывайте сынки, поеду я нервы успокаивать.

— Береги себя Федор Михайлович.

— Да уж поберегусь как-нибудь, — дед отодвинул край соломы, которой была застелена телега, и нам показался приклад ружья.

— Ну веди, где мужик твой? — обратился я к женщине, проводив взглядом Федора Михайловича, он развернулся и выехал с пристаней, — А то хочется по светлому вернуться домой.

Мы прошли к самому дальнему строящемуся пирсу, где порядка десяти мужиков трудились над заколачиванием свай, еще около десятка занимались разгрузкой пиломатериала с двух телег.

— Вон Саша, — сказала женщина, — указав на парня в повязанной на голову красной футболке.

Мы подошли еще ближе, и парень нас заметил, оглянулся и направился к нам. Его кто-то окрикнул, но он махнув рукой, продолжил движение.

— Алена, ты как здесь, вас отпустили? — спросил он поцеловав и обняв жену.

— Эти люди… они по твоему объявлению, они вытащили нас, зовут с собой плыть. Саша, пожалуйста, поехали… я боюсь, я не могу больше здесь.

Парень посмотрел на меня и Иваныча, у него от поясницы до колена все шорты были в крови… потом снял с головы намотанную футболку и вытерев ей пот, стекавший по лицу ответил:

— Поехали.

— Никитин! Чего шкуру там трешь? Давай работать, — проорал белобрысый мужик «баскетбольного» телосложения.

— Без меня дальше.

— Это с какого такого перепуга? — спросил белобрысый подойдя к нам.

Все остальные занятые на строительстве замедлили темп работы и внимательно следили за нами.

— Ты кем тут будешь? — спросил Иваныч продемонстрировав рукоять пистолета за поясом.

— Так это… бригадир я тут.

— И много в твоей бригаде тех, чьи близкие находятся в заложниках? — Иваныч говорил достаточно громко, что бы проходивший мимо погранец остановился и начал слушать продолжение разговора.

Белобрысый заметно занервничал, оглянулся сначала на рабочих, которые уже вовсе прекратили свои занятия и все смотрели на нас, потом мельком взглянул на любопытного погранца и ответил:

— Да что ты несешь? Спроси любого, здесь все по своему согласию.

— Так они и не скажут правды, пока знают, что их родные в школе под охраной, — ответил я.

Погранец махнул рукой кому-то, и через минуту около нас стоял старший охраны пристани, который потребовал объяснить что происходит. Ну Иваныч ему и объяснил… в красках, не забыв продемонстрировать покрывшиеся кровью штаны, после чего белобрысого повели к Аслану, поведать об интересном «бригадном подряде». А мы погрузились на «Мандарин», я сбегал расписался в журнале охраны об убытии, и уже через 20 минут наш бот покидал акваторию Лесного.

— Да лежи ты смирно Иваныч!

Бот шел на малой скорости, Иваныч лежал на палубе и матерился как последний сапожник.

— Дети закройте уши, — сказал я выуживая мультитулом следующую дробину.

Очередная матерная тирада заглушила работу движка «Мандарина». Полив обильно задницу Иваныча перекисью наложил повязку.