Аленкин клад. Повести - Иван Краснобрыжий

«Рановато начали, поторопились, — размышлял Виктор. — Выполнили бы наши заказы — и хозяина за горло!»

Таксист подогнал автомашину к подъезду гостиницы, получил положенное и укатил. Виктору захотелось немного побродить по ночному Нью-Йорку. Антонио понял его желание без слов и предложил сфотографироваться в новом фотоателье, которое открылось неподалеку от гостиницы.

Голубая реклама, подмигивая и рассыпаясь веселыми огоньками, обещала клиентам лучшие в мире фотографии. В огромном холле фотоателье Светозарова и Риваса, чего они никак не ожидали, встретил бывший официант парохода «Альберт Баллин», тот самый Борис Адамович Выдыбай, который советовал им не связываться с Куртом Весселем и дрожащим голосом рассказывал о бесчинствах немецких штурмовиков. Борис Адамович, улыбаясь золотозубым ртом, предложил старым знакомым угоститься чашечкой кофе.

Просторная комната, названная Борисом Адамовичем кабинетом, была меблирована с врожденной жадностью, но так хитро и умело, что посетитель этого почти не замечал. Антонио, присаживаясь в плетеное кресло, взял со стола набор открыток, взглянул на одну и брезгливо подал Виктору.

— Что это? — удивился Светозаров. — Неужели старик занимается?..

— Американский стриптиз. О, на открытках и цена указана! Пятьдесят центов набор. Выпуск фирмы «Приятные ощущения».

— Кто-то забыл, — решил Виктор. — Старик на такую дрянь не станет тратить деньги.

— А почему тратить? Почему не наживаться? Да, да! Вот еще один подарочек фирмы…

— Да это же настоящее скотство!

— Еще наборчик.

Шаги за стеной помешали Виктору и Антонио просмотреть «шедевр» фирмы. Они положили его на прежнее место и увидели на пороге Бориса Адамовича. Выдыбай приближался к ним воробьиной походочкой, лысую голову держал чуточку набок, но так сильно откинутой назад, точно старался показать, как он смотрит на окружающих, глаза у него плясали в орбитах, толстогубый рот сладко улыбался.

— Друзья! — остановившись у стола и покачиваясь на носках лакированных туфель, объявил Выдыбай. — Моя дочь Ия желает вас угостить черным кофе!

В кабинет вскоре вошла стройная красавица лет шестнадцати. Черные косы у нее на голове были уложены короной, блестящие, как кусочки антрацита, глаза смеялись. Она поставила на стол три чашечки горячего кофе, застенчиво поклонилась гостям и удивительно легкой походной упорхнула к двери.

— Беда! — пожаловался Борис Адамович. — Пока выведешь детей в люди — наплачешься. Яна кое-как удалось пристроить в ресторан «Белые березы». А вот Ию… С ней одно горе. Яна, правда, выручил талант. Если бы вы послушали, как он поет!..

— Спасибо! — поблагодарил Светозаров. — Слушали.

— Вы были в ресторане «Белые березы»? Надеюсь — поражены!

— Действительно, — поддакнул Ривас.

— Милые друзья! — просиял Выдыбай. — Вы можете чертовски помочь Яну. Здесь без рекламы любому товару и таланту — гроб! Похвалите Яна немножечко, совсем чуть-чуть, в одной вечерней газетке. У него, честное слово, вырастут крылья!..

— Борис Адамович, вы сейчас живете в Нью-Йорке? — решил перевеети разговор на другую тему Светозаров. — Как вам все-таки удалось выехать из Германии?

— Ой, не говорите! Я стал совсем нищим человеком! Да, я забыл вам сообщить приятную новость: Курт Вессель убит в Мадриде.

— Лучше бы это сделали сами немцы, — глухо проговорил Ривас.

— Что вы? — съежился Борис Адамович. — Разве такое возможно в Германии?

— Смотря как действовать, — не сдавался Ривас. — В Испании все-таки смогли?

— Там коммунисты — во! — Выдыбай поднял над головой кулак. — Они себя в обиду не дадут!..

— Если бы не Гитлер и Муссолини, — нахмурился Ривас, — испанский народ давно бы свернул шею франкистам.

— Вы правы. Гитлер — главный бандит в этой шайке. Он может залить кровью весь мир.

— Это точно, — согласился Ривас. — Если не свернут ему шею, он доберется и до Нью-Йорка.

— Неужели? Нет, этого не будет! Правда, не случится?

— Время покажет, — поднялся из кресла Ривас и задал Выдыбаю неожиданный вопрос: — Это ваше фотоателье?

— Что вы? Разве я могу иметь такие деньги? Я на последние гроши арендовал это помещение и, кажется, окончательно вылечу в трубу.

— Будете заниматься фотоискусством — вылетите. Пойдете другой дорогой — обогатитесь.

— Друзья, — пошел на попятную Борис Адамович. — Вы же пришли фотографироваться. Прошу в зал.

— Мы действительно хотели сфотографироваться, — подтвердил Светозаров. — Но только не здесь. Хотелось на природе.

— Когда? Сколько вас будет человек? Вам потребуется такси для поездки за город?..

— Завтра все объясним. Мы живем здесь рядом.

— В гостинице «Волкот»? Разрешите записать ваши телефоны? Когда прикажете позвонить?..

Виктор и Антонио, выйдя из фотоателье, быстро зашагали к гостинице. Пройдя метров сто пятьдесят, они сбавили шаг. Первым заговорил Светозаров.

— Не пойму я Выдыбая, — начал он вспоминать разговор с Борисом Адамовичем на пароходе. — В Россию он прибежал из Польши в первую империалистическую. В Петербурге имел ювелирную мастерскую. В революцию убежал из России в Германию. Теперь мы его встретили в Нью-Йорке. Странный тип, верно?

— Вон ты о чем, — засмеялся Ривас. — Не поймешь Выдыбая? А я вижу его насквозь. В Америку он приехал не с пустым карманом. Сына устроил в ресторан с прицелом, как это заведение дешевле и быстрее прибрать к рукам. Фотоателье арендует с надеждой нажить куш на порнографии. Эту продукцию, наверное, сбывает его дочь. Как ты думаешь?

— Тут ты, Антонио, перехватываешь.

— Нет, дорогой, — положил Ривас руку на плечо Светозарова. — Я говорю истину. Святого в жизни для Выдыбая, кроме денег, ничего нет. Он человек особый.

— Как это понять?

— Торгаш…

Светозаров и Ривас, беседуя о Выдыбае, вошли в холл гостиницы. Антонио направился к служащему уплатить за проживание. Виктор, заглядевшись на безделушки под стеклом витрины, не заметил, когда к нему подошел Андрей Кулиш.

— Я к вам. — Кулиш тронул Светозарова за локоть. — Я прибежал вам сообщить…

Виктор, Антонио и Андрей вышли из холла гостиницы и присели в скверике на скамейку. Ночь стояла теплая, светлая и тихая.

— Я слушаю, — напомнил Светозаров Кулишу. — Постарайся быть кратким.

— На фирме Биларда…

— Нам все известно. Но мы не имеем права вмешиваться в такие дела. И вообще…

Светозаров раскурил сигарету, затянулся раз, другой, но так и не смог объяснить своего «вообще».

— Я понимаю, — опустил голову Кулиш. — Я хотел поговорить с вами о забастовке. Мы же не хотим вам плохого…

— Кто это вы? — осведомился Светозаров. — Кого имеете в виду, кроме себя? Вам не кажется, что вы переоцениваете свои возможности. Откровенно говоря, забастовка в данный момент бьет не только по карману хозяина, но и… по нашим заказам. Но в такой сложной обстановке, господин Кулиш, мы с вами не разберемся. Да и не следует нам этим заниматься. Я стремлюсь только к взаимовыгодной торговле.

Кулиш, выслушав Светозарова, намекнул на то, что он мог бы с помощью «своих ребят» за определенное вознаграждение прекратить забастовку.

Виктор закурил вторую сигарету и, повернувшись к Андрею, заговорил резче:

— Считайте, что у нас с вами не было никакого разговора о забастовке. Не наше это дело. Выполнение заказов будет решаться на более высоком уровне. Ясно?

— Извините, — замялся Кулиш. — Я хотел вам и себе только хорошего. Но мистера Биларда мы прижмем!

— Это дело самих рабочих!

Виктор и Антонио пожали Кулишу руку. Андрей вышел из скверика на тротуар. Его шаги в ночной тишине застучали гулко и твердо. Он уходил быстро все дальше и дальше. Светозаров и Ривас молча смотрели ему вслед. На освещенном перекрестке Андрей остановился, помахал шляпой и скрылся в узком переулке.

Утром, едва над Нью-Йорком начал заниматься туманный рассвет, к подъезду гостиницы «Волкот» подкатило такси. Два пассажира сели на заднее сиденье. Один из них попросил шофера:

— Пожалуйста, в торговый порт.

Такси развернулось на каменном пятачке и помчалось по безлюдной улице. Два пассажира понимали друг друга без слов. Когда один из них опускал голову, другой стискивал унывающему руку и ободряющим голосом заверял:

— Все будет хорошо!..

Друзья у ворот торгового порта расставались недолго: обнялись, но русскому обычаю трижды поцеловались.

— Моя последняя просьба в письме, — напомнил Виктору Антонио. — Я его оставил в твоем номере на столе. Ну, друг, прощай! За все большое спасибо!

Две руки, одна, широкая и тяжелая, другая, маленькая, но цепкая и сильная, сплелись в пожатии. На кораблях забили склянки. На одном они зазвенели протяжно, мелодично и, как показалось Светозарову, зовуще. Антонио предъявил чиновникам документы, вещи и направился к причалу. Виктор на такси укатил в город.