Хроника Третьего Кризиса - Сергей Мусаниф

Выжившие сотрудники корпорации успели запрыгнуть в свои машины и свалить в неизвестном направлении, пока я, ругаясь на чем свет стоит, выбирался из-под груды свалившихся на меня тел. Преследовать их не стали.

Я собрал своих парней. Поскольку уж мы были здесь, половину из них я поставил на разборку завалов и спасение оставшихся под ними людей, остальные оказывали первую помощь нуждающимся. Когда пыль, поднятая каменной бомбардировкой, улеглась, выяснилось, что само здание пострадало вовсе не так катастрофически, как это казалось. Валуны разнесли только левое крыло, в котором были в основном подсобные помещения, и число человеческих жертв вне террасы было не столь велико.

Но Гриссом исчез. И мнимый ледоруб тоже.

Спустя полчаса на сцене появились представители местных служб спасения и безопасности. Раненых вывозили скоростными скиммерами, эсбэшники опрашивали очевидцев о случившемся.

Видя, что в нашем присутствии необходимости уже нет, я отправил своих парней в Штаб-квартиру.

А сам остался. Не знаю почему. Возможно, мне просто хотелось побыть наедине с собой и поразмыслить над причинами и последствиями провала, прежде чем мне будет задана сотня неприятных вопросов.

Жизнь понемногу возвращалась в привычное русло. Дальше все будет развиваться по типовому сценарию.

Местные службы безопасности, получающие большую часть жалованья у владельцев отелей, проведут тщательное исследование имевшей место диверсии и ничего не найдут, списав трагедию на действия залетного маньяка или природные катаклизмы.

Туристы постараются покинуть планету как можно быстрее, решив, что острых ощущений с них предостаточно. Персонал отеля всеми правдами и неправдами постарается замять скандал, дабы не потерять следующий приток клиентов и их денег. А пропасть по-прежнему будет зиять на том же месте, ожидая наивных дурачков, надеющихся переломить судьбу.

Гриссом появился через сорок минут после падения, поднявшись из туманной бездны на невидимом облаке. Его волосы развевались несуществующим ветром, глаза горели адским огнем, а черты лица были искажены гримасой ярости. Всюду, куда бы ни падал его взгляд, вспыхивали огни. Когда он ступил на террасу, бетон плавился под его шагами и покрывался паутиной мелких трещин. Пули отскакивали от его тела, лазерные лучи отражались от него и разили его врагов. Мановением ладони он смел половину людей в пропасть. В остальных он метал длинные зеленые молнии, превращая попавших под удар людей в обугленные трупы. Он был новым воплощением Зевса-громовержца, могучего, полного сил, сокрушающего титанов и заставляющего трепетать весь Олимп.

Я помотал головой и моргнул, отгоняя кошмарное видение, навеянное теориями отставного профессора философии с Авалона.

Гриссом не появился в образе Зевса. Он не явился и в образе Тора Молотобойца или Сета Разрушителя. Он не явился и в своем привычном обличье, хотя и непонятно, какой облик можно назвать привычным для хамелеона. Он не появился вообще.

И все же меня не покидало ощущение, что нам не удалось избавиться от Гриссома навсегда.

Я поверг администрацию отеля в глубокий эмоциональный шок, оставшись единственным туристом, не пожелавшим покинуть его немедленно. Более того, я заперся в своем номере и вразумительно попросил меня не беспокоить ни по какому поводу, кроме следующих взрывов. Крыло, в котором находились мои апартаменты, полностью уцелело, и я хотел без помех принять ванну и расслабиться.

Если хотите, можете считать это проявлением трусости. Я знал, что, как только прибуду в Штаб-квартиру, на меня как на инициатора операции с нашей стороны тут же навалятся со всех сторон и не дадут времени поразмыслить. А поразмыслить было над чем.

Я докуривал шестую сигарету, когда дверь ванной комнаты внезапно распахнулась, и я чуть не пристрелил оказавшегося за ней Мартина. Тот сделал круглые глаза, покачал головой, опустил крышку унитаза и уселся на нее.

— Здорово, кореш, — сказал он невесело. — Как дела?

— Поскольку ты уже здесь, то сам чертовски хорошо знаешь как.

— В общих чертах знаю.

— Он снова ушел.

— Спрыгнул в Хаос, да?

— Именно. Но во время полета у него была уйма времени, чтобы уйти через ноль, так и не долетев до тумана. Сам знаешь, время перехода занимает…

— Десятые доли секунды. Думаешь, он так и сделал?

— А как еще?

— Он мог бы рискнуть. Бездна способна предоставить ему другие возможности.

— Или убить. Бездна для него лишь журавль в небе, которого не видно за облаками, а он считал, что держит в руке большую и жирную синицу.

— Гм, — как-то странно произнес Мартин. — Впрочем, если бы он горел желанием испытать судьбу, то мог бы сделать это и раньше.

— Так точно.

— И как он выглядел?

— Турист, среднего роста, естественно. Чуть пухленький, белый. Волосы короткие… Да какая, в сущности, разница?

— Как давно этот турист жил в отеле?

— Месяца два. Полагаю, труп бедняги упокоился на дне пропасти, после того как Гриссом занял его место. Идеальный способ избавиться от тела.

— «Смерч» он унес с собой?!

Этобыл скорее не вопрос, а утверждение.

— Да.

— Ясно. Ты знаешь, Стас выжил. Медики сработали оперативно и сумели его спасти. Через пару недель будет как новенький. Так что из наших никто не пострадал.

— Я надеялся, что рана не смертельна.

— Я вот решил тебе сразу об этом сказать. Зная тебя, не сомневаюсь, что ты сразу взвалил бы на себя всю вину…

— А как иначе?

— …и я не хотел, чтобы ты это делал, потому что вины на твою долю хватит.

— Что еще стряслось? — После таких туманных намеков начинаешь подозревать самое худшее.

— Как он сумел уйти?

— Трудно сказать. Слишком много народа оказалось на террасе. Слишком большая паника. Думаю, не все сразу увязали взрывы с деятельностью Гриссома… Мне кажется, вряд ли он ушел запланированным путем. Скорее, не ожидал такого противодействия и воспользовался тем, что под руку подвернулось. Хотя, кто знает, может, он рассчитывал прыгнуть с самого начала…

— Я не об этом, — отмахнулся Мартин. — Так что задам вопрос по-другому. Говоря серьезно, ты — один из наших лучших оперов. Ты вырубаешь киборгов пачками, крушишь пиратов кораблями и в одиночку противостоишь нашествию арахнозавров. Почему ты его не взял?

— Я пытался, мать твою! Но в самый важный момент какой-то неуклюжий верзила рухнул мне под ноги. А потом еще кто-то навалился сверху.

— Ага, — сказал Мартин, и только тут до меня стал доходить весь абсурд того, что я произнес.

Неуклюжий верзила, как я его назвал, был тем самым ниндзя с фотоаппаратом. А ниндзя и неуклюжесть — два понятия несовместных. Ниндзя просто не могут быть неуклюжими, учитывая, что их искусство есть само совершенство, которое они оттачивают годами.

Ниндзя мог бы запросто уйти от столкновения. Он мог бы даже не упасть, как его собратья, даже не дрогнувшие во время всего кавардака.

Они просто безучастно стояли, когда Гриссом резал их, как баранов.

И из-под обычного человека я смог бы выбраться в мгновение ока, как бы он ни трепыхался.

— Якудзы намеренно дали Гриссому уйти, — подтвердил Мартин.

— Но зачем?

— Если бы ты вернулся в Штаб-квартиру сразу после операции, то уже знал бы ответ, да и мне не пришлось бы рисковать жизнью, врываясь в твою ванную.

— Можно было бы просто постучать… — пробормотал я, чувствуя за его словами надвигающуюся беду.

— Ты слышал когда-нибудь о Каноби?

Я постарался припомнить.

— Один из быстро развивающихся Пограничных Миров, как мне кажется.

— Небольшая поправка, — сказал Мартин. — Один из быстро развивавшихся миров. Теперь им затруднительно будет быстро развиваться. Видишь ли, на их планете больше нет киберпространства.

— Что?

— Катастрофа, — сказал Мартин. — Пострадала уйма людей, причем многие необратимо. Местный киберспейс был просто взорван изнутри, в нем закружился информационный торнадо, расшвыривающий, как игрушки, базы данных и перегружая все железо. Часть подключенных на тот момент пользователей либо погибла, либо лишилась рассудка.

Я пораженно молчал. Сказать было нечего.

— Киберпространство Каноби принадлежало и обслуживалось Кубаяши, — сообщил Мартин, хотя это уже было очевидно. — Сейчас с ними рвут контракты по всей Галактике. Ты, случаем, не знаешь, что бы могло произвести подобный эффект?

— Ублюдок! Сукин сын!

Остальные девяносто девять процентов моей речи останутся за кадром по соображениям цензуры. Я не умолкал в течение десяти минут, припоминая все известные мне ругательства и изобретая новые обороты на ходу, не снижая темпа. Все это время Мартин терпеливо сидел и слушал мои излияния.