Обман Инкорпорэйтед (сборник) - Филип Дик

Карл сдался.

– А, да ладно. Все равно это всего на неделю. – К нему уже возвращалось обычное хорошее расположение духа.

– Неделю! Ее еще прожить надо.

– Что вы хотите этим сказать?

– Неделя. Скорее, две.

– Они сказали, что мы сможем уехать…

– Когда придут китайцы. Но китайцы могут и не спешить сюда. Восточные мозги неисповедимы. Иногда им нужны столетия, чтобы принять решение.

– Ну и ладно. Господи, до чего же тут мрачно, когда никого нет! – Карл снял пальто и пошел с ним к шкафу. Приоткрыв дверцу, он замер.

– В чем дело? – к нему подошел Верн. В шкафу до самого потолка громоздились картонные коробки с пыльными журналами учета и регистрационными карточками, бухгалтерскими книгами и бумагами. Все перевязанное бечевками, сваленное так, что того гляди рухнет.

Карл хлопнул дверцей.

– Сдаюсь. Я думал, что это забрали.

– Чего ради? Кому нужно это барахло? Документы завода, который разорился. Они ничего больше не значат. Свидетельства бурной, но недолгой экономической страсти.

– Не такой уж и недолгой. Лет-то прошло немало.

– Лет прошло немало, верно, – согласился Верн. – И в виду этого факта неделя-другая погоды не сделает.

Карл взял со стола график движения и принялся его изучать.

– Кто это? Женщина, Барбара Малер. Вы ее знаете?

– Немного.

– Я думал, вы всех женщин тут знаете.

– Имя слышал. И все.

– Что она собой представляет?

– Ничего особенного.

Внезапно за окном раздался громкий рев. Это завелся тяжелый грузовик. Мимо них проплыл кузов с рабочими, проехал по дороге по самой кромке территории Компании и скрылся за воротами. Дальше его поглотила темнота. Звук двигателя еще доносился до них некоторое время, пока машина ехала по шоссе.

– Что это было? – нервно спросил Карл.

– Рабочие. Не думал, что они так быстро все закончат. Похоже, им не терпелось убраться отсюда.

– Хотите сказать, что мы остались втроем?

Верн кивнул.

– О господи. Уже. Быстро здесь все происходит. – Карл прошелся по офису. – Только вы и я. А где Барбара Малер? Интересно взглянуть, какая она.

– Она была здесь недавно. К концу недели появится. Времени у нее много.

Карл поерзал. Еще раз беспокойно прошелся туда-сюда, потирая руки.

– Господи, до чего здесь тоскливо.

– Пожалуй. – Верн снова сел за стол.

– Не возражаете, если я пойду поищу ее? – спросил Карл.

– Зачем?

– Просто интересно взглянуть, кто она.

Верн вздохнул.

– Валяй, если хочешь.

– Спасибо. – Карл взялся за ручку двери. – В конце концов, ближайшие две недели нам все равно предстоит провести вместе. – Он открыл дверь и вышел наружу, на темное крыльцо.

– До свидания, – безжизненно сказал Верн. Он слушал, как затихали вдали шаги Карла по гравию.

Барбара Малер. Ну, ему-то нелюбопытно. Он прекрасно знает, как она выглядит.

И много чего еще. Верн закурил сигарету, положил ноги на стол. Барбара – какая ирония. Надо же, чтобы из такого сонма людей это оказалась именно она! Он криво ухмыльнулся. Прямо как нарочно подбирали. Да, неделя обещает быть интересной. Как-то она себя поведет? Будет ли притворяться, что…

Хотя, конечно, времени прошло немало. Может, она и вправду забыла.

Когда же они встретились впервые? Это было в Касле, но вот в каком году? Много, много лет назад. Касл. Его мысли начали путаться. Какая ирония! Была какая-то вечеринка. Он встретил ее на вечеринке. Она сидела на стуле. Нет: на кушетке.

Она сидела на кушетке. А он принес ей выпить.

Верн Тилдон смотрел на девушку, сидевшую на краю кушетки. Он пытался понять ее, раз и навсегда уяснить себе, что она за человек. Она похожа на… как бишь ее звали? Вивиан. Только у Вивиан волосы были подлиннее и гладкие. А у этой девушки волосы жесткие, короткие и тяжелые. Как грива. Коротко стриженные, они напоминали шлем. Он почувствовал, что улыбается ей, и, наконец, выражение ее лица тоже смягчилось, и она улыбнулась в ответ.

– Меня зовут Барбара Малер, – сказала она.

Он задумался. Еврейка? Немка?

– У вас фамилия, как у композитора. И пишется также?

– Как?

– Как у Густава Малера. Или вам не говорили?

– Не знаю, – последовала пауза.

– А что же вы знаете? – И он громко рассмеялся. Девушка смотрела в пол. Он не мог понять, рассержена она или смущена. Для него, знавшего многих девушек, знакомившегося с ними в похожих обстоятельствах, именно первые моменты решали все. Он либо нравился девушке, либо нет. Если нет, он просто уходил. Он был слишком стар, чтобы переживать из-за этого.

Жизнь представлялась Верну короткой штукой. Он никогда не жил с ощущением вечности, протянувшейся перед ним. То, что ему хотелось, он рассчитывал получить в отрезок времени столь короткий, что он практически видел его конец. И вовсе не воображал, что та жизнь, которая ему по вкусу, будет продолжаться всегда. Глядя на молчащую девушку, он ждал и готовился к следующему шагу, к знаку, который даст ему понять, оставаться или отчаливать. На другом конце комнаты как раз появилась длинноволосая блондинка: она только что вошла и осматривалась. Стройная, большеглазая, полногрудая, она стояла и ждала. Он снова глянул на Барбару.

– Вы, наверное, думаете, что я жутко глупая, – прошептала та.

Верн снова расхохотался.

– Не возражаете, если я присяду? Вы ведь не претендуете на всю кушетку целиком или как?

Она потрясла головой. Он думал: что вы за птица, юная девушка? Похоже, довольно крепкий орешек. И еще он подумал: но это не все. Нет, далеко не все.

Он сел и поставил стакан себе на колено. Широко раздвинул ноги. Пальцы Барбары теребили нитку, торчавшую из обивки кушетки. Он следил за ней. Оба молчали. Верн знал, как непросто понять, что творится в голове у женщины, что она может выдать в следующую минуту. Он приучил себя навязываться им едва ли не силой и стремительно идти напролом. И либо бесповоротно проигрывал с самого начала, либо получал свое. Он давно уже не пытался постичь сложную работу женского мозга.

– Вы здесь всех людей знаете? – спросила Барбара.

– Некоторых. Я ведь не в Касле живу. Я из Нью-Йорка. Сюда приехал ненадолго отдохнуть от дел. Пора возвращаться.

– Вы из Нью-Йорка? А что вы там делаете?

– Работаю на радио. Даже веду программу о джазе. «С миру по нитке» называется. Неужели не слышали?

– Я из Бостона. «С миру по нитке»? И что у вас за джаз?

– Музыка для музыкантов. Прогрессив. Не какой-нибудь дудл-ди-допдоп, а настоящие джазовые эксперименты. Рейберн, Ширинг. Брубек.

– А Новый Орлеан, Чикаго?

– Есть немного, иногда и на них поступают заявки. Джаз – вещь становящаяся, не забывайте. Нельзя вечно писать и играть музыку, которая умерла. И новоорлеанский, и чикагский джаз были продуктами определенной среды. Чикагский джаз родился в дешевых клубах и барах времен депрессии, это прошло. Джаз – отражение времени, как и любая музыка. Сегодня так же невозможно искренне играть чикагский джаз, как Дариус Мийо не может писать как Моцарт.