Мартынов. Неделя стюарда - Олег Соловейский

для приготовления какого-нибудь вкусного блюда. Но если указание дано, он его выполнит. Любое. По-своему, конечно, поняв, и обязательно что-то перепутав, но выполнит.

Тарас хохотнул.

— Я уж подумал, барин…

Засмеялся и я.

— Да я так и понял, что ты подумал.

Мы заканчивали с улитками, когда у меня зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя Елизаветы Георгиевны Аматуни. Я схватил трубку:

— Алло, Елизавета Георгиевна, рад вас слышать!

— Ты куда пропал, Матвей? — раздался взволнованный голос фрейлины. — Не звонишь, не пишешь, как будто тебе всё равно! У нас тут…

— Простите, что перебиваю, — быстро сказал я, — вы сейчас где?

— Я у себя дома! — ответила она. — У нас тут…

— Я вам перезвоню, Елизавета Георгиевна, прошу вас мне не писать, я очень занят, — протараторил я и бросил трубку, если так можно сказать про мобильный телефон. В детстве я видел в доме отца стационарный телефонный аппарат. Выражение «бросить трубку» шло из этих, полузабытых воспоминаний о раннем детстве.

Причина, по которой я так по-хамски повёл себя в разговоре с Елизаветой Георгиевной, была проста: я не хотел, чтобы те, кто будут расследовать заварушку в доме князя Аматуни, могли проследить связь между нами по звонку.

— Тарас, — обратился я к дядьке, — Собери мой беговой костюм прямо сейчас и жди меня в моей машине.

Тот кивнул и отправился выполнять поручение. Я открыл на телефоне карту Константинополя и прикинул маршрут. Затем я надел купальные шорты и спустился во внутренний двор, где меня уже ждал сидящий в автомобиле Тарас.

— Матвей Михайлович, — обратился он ко мне, когда я сел на заднее сиденье, — вам же Михаил Юрьевич запретили дом покидать.

— Тихо, Тарас, — ответил я. — Важное дело. Поезжай на Нахимовский пляж, остановишь у памятника.

Пока мы ехали, я вывел карту на встроенный в панель автомобиля планшет и дал дядьке распоряжение:

— Когда меня высадишь, поедешь вооот сюда, — я показал пальцем, — там будет кафе быстрого питания, оставишь в туалете под раковиной мой костюм.

— А как вы его заберёте оттуда? — спросил Тарас.

— А с чего ты решил, что его заберу я? — ответил я вопросом.

Тарас недовольно покосился на меня. Я сказал:

— В общем, засунь его под одежду, когда будешь от машины до кафе идти, вдруг за тобой будут следить. Можешь купить там себе что-нибудь, но только на вынос. Понял?

— Понял, Матвей Михайлович, — буркнул Тарас.

— Потом проедешь круг по городу по Потёмкинскому кольцу, и заберёшь меня там же, под памятником. Если меня не будет — подождёшь. «Ладошку» я оставлю в машине. Понял?

— Понял, ваше благородие, — недовольно ответил Тарас.

Чтобы избежать дальнейшего разговора, я включил погромче радио. Там шла какая-то передача, где двое ведущих наперебой рассуждали о том, что нашей стране нужно всё раздать другим странам и народам, а самой желательно перестать существовать. Мы с Тарасом одновременно презрительно фыркнули, и я переключил на другую волну, где играла какая-то музыка.

Тарас довёз меня до Нахимовской площади, где стоял белый памятник великому русскому адмиралу Нахимову. Там я выскочил из машины и пошёл к морю, не оглядываясь.

Проходя под памятником, я увидел двух уже немолодых иностранок. Они довольно громко спорили между собой на английском о том, является стоящий перед ними монумент работой того же скульптора, который создал виденный ими сегодня памятник Ушакову. Дело откровенно шло к ссоре, так как дамы начали обращаться друг ко другу официально:

— Ах вот как, мисс Уолесс?!

— Именно так, мисс Бекдел!

Улыбаясь их горячему отношению к архитектуре моей страны, я проследовал мимо. На пляже была куча народу, и, если за мной кто-то следил, то этот шпион мог бы потерять меня ещё до того, как я вошёл в воду, в которой тоже людей было немало. Я поплыл всё дальше и дальше, пока не оказался от берега на большем расстоянии, чем абсолютное большинство купающихся.

Тогда я взял себя в руку из Яра и быстро, как торпеда, понёс себя через воду в нужную мне сторону. Сдвинувшись, таким образом, около двух километров в сторону, я остановился и прислушался к своему резервуару.

Оказалось, что на преодоление сопротивления воды тратится меньше Яра, чем на преодоление земного притяжения. Интересный факт, который следовало запомнить на будущее. Я оглянулся. Вокруг меня на расстоянии двух или трёх километров не было ни души. Возможный шпион наверняка до сих пор пытается углядеть меня среди толп, отдыхающих на Нахимовском пляже.

Глава 26

Я взмыл в воздух и полетел туда, где Тарас должен был оставить мне мой костюм. Это был первый раз, когда я летал при свете дня. Средиземноморское солнце отражалось от крыш, стёкол домов и автомобилей, отражалось от самого моря. С воздуха было видно, как много в моём Константинополе зелени.

Мокрый после моря, я летел по воздуху, обдуваемый небесным ветром, но не чувствовал холода. Вскоре я увидел кафе, в котором собирался забрать костюм. Пролетев мимо него пару кварталов, я приземлился и пошёл пешком: было бы опрометчиво с моей стороны явиться туда в одно и то же время с Тарасом.

Когда я добрался до этой забегаловки, я сразу прошёл в туалет, где, позаглядывав под стойку с рукомойниками нашёл пакет с моим костюмом. Я тут же — очень быстро — натянул его, надел маску и быстрым шагом покинул заведение.

На улице я зашёл в какие-то кусты и оттуда взлетел в воздух, отправившись к дому князя Аматуни. На площадке перед домом стояли несколько машин, то и дело туда-сюда сновали какие-то люди. Я, быстро как мог, подлетел к окну спальни Елизаветы Георгиевны.

Окно было открыто. Молниеносно я влез в него и шмыгнул под кровать.

— Я ничего не знаю, отстаньте от меня! — услышал я возглас моей фрейлины.

Я увидел её ножки, обутые в изящные домашние туфельки. За ней следовала пара мужских ног в обычных ботинках.

— Елизавета Георгиевна, — произнёс холодный безэмоциональный голос. — По долгу службы я не могу от вас отстать, мне требуется задать вам несколько вопросов, и вы на них ответите, так или иначе.

Этот голос, интонация, показались мне знакомыми. Таким же манером разговаривал тусклый господин перед тем, как начать меня пытать. Ну, если он тронет Елизавету Георгиевну, я сделаю всё, чтобы убить его, пропадай оно всё пропадом!

— Задавайте же скорее ваши глупые вопросы! — раздражённо сказала Елизавета Георгиевна.

— Полиции вы сообщили, что всё время находились в комнате, — начал бесцветный голос. — Слышали неразборчивые голоса, затем звуки сражения. Всё верно?

— Верно, — ответила фрейлина.

— Сколько времени