Обучение у воды - Александр Медведев

Старший брат мамы, дядя Вася, в отличие от Медведевых, не испытывал тяги к учению, хотя научился достаточно грамотно читать и писать. Как особо отличившегося боевого командира, его направили в военную академию, но на вступительных экзаменах он вместо сочинения написал что-то вроде: «Я обучен рубить шашкой, и не вижу надобности писать сочинение, пока вся контра не перебита.»

Экзаменов дядя Вася не сдал, и, как красный командир, на несколько лет раньше мамы уехал в Среднюю Азию воевать с басмачами.

Хотя дядя Вася не получил академического образования, командуя отрядом, он проявил недюжинные таланты, и на его счету было больше побед, чем у других командиров. Его тайным оружием было то, что он называл «тактикой наоборот». Если командование приказывало дяде Васе преследовать банду басмачей в каком-то направлении, он отправлялся точно в противоположную сторону. Дядя Вася прекрасно знал, что в штабах было полно предателей, и басмачи были заранее осведомлены о перемещениях красноармейцев. Обладая блестящим знанием местности и следуя своей интуиции, дядя Вася точно предугадывал действия противника и выходил ему наперерез.

Почта в те времена работала очень плохо, дядя Вася был не любитель писать письма, и семья потеряла его след. Когда мама приехала в Среднюю Азию, она даже не представляла, где искать своего брата.

Во время перехода в какой-то отдаленный аул, маму, переводчицу и двух сопровождающих их красноармейцев захватил отряд басмачей, и, совсем как в «Белом солнце пустыни», главарь банды приказал казнить их, закопав в раскаленный песок. Выполнив приказ, банда ускакала.

Как раз в это время дядя Вася применил свою знаменитую «тактику наоборот» и мчался по пустыне, ведомый своей интуицией. Каково же было его удивление, когда в одной из торчащих из песка и опаленных солнцем голов, он узнал свою любимую сестренку, которая, как он полагал, должна была вести мирную жизнь в городе Калач Воронежской области, сводя с ума соседских парней.

До появления спасителей казненные провели в песке несколько часов. Оба красноармейца умерли, переводчица сошла с ума, и только матери удалось сохранить жизнь и рассудок. Маму спасла ее брезгливость. Всю жизнь она отличалась маниакальным пристрастием к чистоте, и даже в преклонном возрасте мыла руки по пятьдесят раз на дню и протирала платком дверные ручки после того, как к ним притрагивался отец.

Невообразимая грязь и вонь, царящая в кишлаках и аулах, где мать проводила агитацию, доводили ее почти до умопомешательства. Стремясь уберечься от мириадов микробов и вирусов, так и кишащих вокруг, она достала комбинезон из чертовой кожи, напоминающий современные костюмы химзащиты и надевала его поверх обычной одежды под кожаную куртку. Конечно такое облачение было слишком жарким, но главное — микробы держались от нее подальше. Переводчица была одета только в кожаную куртку, а красноармейцы — лишь в матерчатые гимнастерки, и жар, идущий от песка убил их первыми.

Дядя Вася отдал приказ нескольким бойцам позаботиться о пострадавших, а сам во весь опор помчался за басмачами, пылая жаждой мести. Басмачей он догнал, и уничтожил их банду, на этот раз не взяв ни одного пленника. Верхние слои кожи сошли у матери вместе с одеждой. Она повредила легкие, и вскоре у нее начался туберкулез. Маму направили в Крым на лечение, и в течение нескольких лет она восстанавливала разрушенное здоровье.

В своих медитациях воспоминаний я часто возвращаюсь к этой истории. Хотя она абсолютно правдива, мне до сих пор кажется просто невероятным, что все это произошло с моими родственниками. Такие совпадения обычно случаются только в кино, жизнь редко балует нас столь удивительными стечениями обстоятельств. Но чудо, которое все-таки произошло, заставляет меня особенно остро чувствовать нити жизни, свою и своих родителей, и осознавать, какая цепь невероятных случайностей привела к моему появлению на свет, и это заставляет меня с еще большей силой удивляться и восхищаться чуду человеческого существования и моей собственной жизни.

Дядя Вася дожил до глубокой старости, по-прежнему отдавая все силы служению людям и борясь за то, что он считал правильным и справедливым. До конца верный коммунистическим идеалам своей юности, дядя Вася стал знаменитой личностью в Харькове, где он поселился после войны. Люди любили его, и истории о дядиных подвигах вызывали к нему глубокое уважение. Неугомонный характер бывшего красного командира проявлялся еще не раз, и даже в семьдесят лет тяжело больной дядя Вася ухитрился задержать двух уголовников, которые собирались убить участкового милиционера, в свое время отправившего их в тюрьму.

Дело было темной ночью, и дядя Вася, угрожая бандитам расческой, которую они с испугу приняли за пистолет, конвоировал их до отделения милиции.

В Крыму мать впервые вышла замуж и родила Лену, мою единственную сестру, которая на двадцать лет меня старше.

Во время войны фашисты расстреляли отца Лены, а мать с сестрой, спасаясь от оккупантов, пешком пробиралась через горную часть Крыма, пережив множество опасностей и приключений. Она едва не погибла, столкнувшись с предательством крымских татар, перешедших на сторону врага и отравлявших источники питьевой воды. Ей пришлось побывать под пулями татарских охотников за людьми, в первую очередь за беженцами. С тех пор мама на всю жизнь возненавидела татар.

В моем отношении к татарам присутствовали обе стороны медали. Татары, фигурирующие в рассказах мамы, были врагами, негодяями и предателями. Семья же отца поддерживала с ними самые теплые и дружественные отношения. Отец знал татарский язык и рассказывал о своих друзьях как о добрых, щедрых и трудолюбивых людях. Отношение, с детства сформированное во мне двойственным восприятием татарского народа со временем перенеслось и на все остальные нации и национальности. Я понял, что нет хороших или плохих наций, а есть просто люди, выбирающие свой путь в зависимости от обстоятельств и уверенные в том, что поступают правильно. С тех пор меня перестали волновать вопросы расовой и национальной принадлежности.

Чудом оставшись в живых, мать с Леной добралась до Ялты. Там по радио передавали объявление, что коммунистов и членов их семей просят собраться в порту и погрузиться на пароход «Червона Украина» для эвакуации.

Интуиция подсказала маме, что тут что-то не так, и она отправилась в порт, убеждая людей, что эта провокация, и что ни в коем случае нельзя ехать на этом пароходе. Естественно, что на нее смотрели как на безумную, но мама твердо стояла на своем, и так и не села на пароход. Вскоре после выхода из порта «Червону Украину» торпедировали, и все находящиеся на борту пассажиры погибли. Мать бежала из Ялты и через некоторое время оказалась в осажденном Севастополе.

Вокруг бушевала война. В Севастополе закончились запасы воды, но еще оставались винные погреба, заполненные шампанским. Вместо воды люди пили шампанское и купались в нем. И снова судьба улыбнулась маме. В нее без памяти влюбился красивый морской офицер. Он спрятал ее с дочерью на военном корабле, куда было строго-настрого запрещено брать пассажиров, и вывез из окружения.

Дальше были эшелоны с беженцами, и, наконец, мама вновь оказалась в Средней Азии, на этот раз на «барже смерти». Местные власти, измученные притоком беженцев, отказались принимать новых людей и, ссылаясь на то, что надо выдержать карантин, отправили баржу с несчастными на середину широкой реки, а на берегу выставили вооруженные посты, чтобы никто вплавь не добрался до берега. Люди умирали как мухи от болезней, голода и недостатка воды.

Мама, оставив Лену знакомым, оказалась единственной, кто рискнул-таки переплыть реку и выбраться на берег. Не знаю, как ей удалось убедить местные власти, но на следующий день оставшимся в живых разрешили высадиться и разместили их на постой. Потратив последние деньги, мама покупала еду для больных и самоотверженно ухаживала за ними.

Учитель внимательно слушал мой рассказ, время от времени одобрительно покачивая головой. Когда я остановился, не зная, стоит ли продолжать, я подумал, что все сказанное мной было всего лишь небольшим предисловием к истории жизни членов моей семьи, наполненной страданиями, трудностями и опасностями. Только сейчас до меня действительно дошло, сколь ничтожна была вероятность моего появления на свет, и каким стойким, сильным и героическим оказался характер моих родных. Они прошли через войну, голод, разруху, нечеловеческие лишения и все же выжили и сохранили невероятный заряд жизнелюбия, оптимизма и искренней деятельной любви к людям. У меня на глаза навернулись слезы. Мелкие житейские проблемы и неприятности, случавшиеся в моей жизни показались мне столь ничтожными в свете того, что довелось пережить моим родителям, что мне стало стыдно за себя, за то, что я часто спорил с матерью, считая ее слишком придирчивой и властной, во многом старомодной и неспособной понять мои жизненные цели и интересы. По сравнению с тем, через что прошла она, мой жизненный опыт был ничтожен. Я родился в спокойное мирное время и не знал ужасов голода, разрухи и бомбежек. Эта почти безмятежная уютная жизнь одновременно вызывала у меня чувство радости и стыда.