Стать человеком - Андраш Беркеши
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Думаешь, его мнение разделяют многие молодые люди?
— Не знаю. Но у меня такое чувство, что некоторые девушки и парни как-то равнодушны к этому. А есть и такие, кто готов восторгаться всем западным. Они так заискивают перед иностранцами, что мне, глядя на них, часто просто стыдно становится...
Миклош улыбнулся:
— Слушай, ты что, решила до утра разговаривать?
— Если тебе скучно, я пойду домой, — проговорила девушка и сделала вид, что обиделась.
— Говори-говори, мне совсем не скучно. Я вот только подумал... Ну, продолжай же! По-твоему, патриотизм...
— О чем ты подумал?
— Так, ни о чем, продолжай!
— Не вредничай.
— Я подумал: если я расскажу своим будущим детям, что, когда их мама в первый раз пришла ко мне, мы до утра проговорили с ней о патриотизме, они наверняка засмеют меня.
— А я-то думала, что тебе интересно разговаривать со мной.
— Очень интересно. Но пойми же и ты меня наконец! Я люблю тебя. Сколько времени я ждал, когда ты придешь ко мне! И вот теперь, когда ты у меня, мы почему-то только разговариваем. — Миклош встал, подошел к девушке, наклонился и поцеловал ее в лоб. Потом опустился рядом с ней прямо на ковер и положил голову ей на колени.
Жока запустила пальцы ему в волосы и тихо прошептала:
— Я тоже люблю тебя...
Дрожащими от волнения пальцами она гладила его по голове и думала о том, что опять боится чего-то. Но, несмотря на этот глубоко гнездящийся где-то внутри нее страх, она не оттолкнула Миклоша, когда он крепко обнял ее. Она закрыла глаза и вдруг ощутила какое-то удивительное спокойствие...
Когда позднее она пыталась восстановить в памяти случившееся, то все представлялось ей каким-то приятным сном. И она почувствовала глубокую благодарность к Миклошу за то, что он был так нежен и предупредителен.
Раньше Жока думала, что дети у нее появятся только после того, как она выйдет замуж. А теперь? Вдруг у нее будет ребенок? Она повернулась к Миклошу и осыпала его лицо поцелуями, нежными и страстными.
— Если я забеременею, — прошептала она, — я обязательно сохраню ребенка.
— А если я не женюсь на тебе?
— Все равно. Правда, я не спросила, любишь ли ты детей.
— Очень люблю. А ты бы возненавидела меня, если бы я тебя оставил?
— Нет, я ведь давно хотела, чтобы это произошло. Я так люблю тебя!
— Я женюсь на тебе.
— Даже если ты не женишься на мне, я все равно буду любить тебя. Знаешь, я так боялась...
— Теперь тебе ничего не нужно бояться. На следующей неделе мы поженимся.
— Разве это так срочно? Можно и не спешить...
— А чего нам ждать?
— Понимаешь, три месяца назад я похоронила маму... Давай подождем со свадьбой. И потом, вдруг через несколько месяцев ты решишь, что я не подхожу тебе?
— Ладно, подождем, если ты так хочешь.
Они сели завтракать. Откуда-то сверху на них обрушился рев сверхзвукового самолета. Они прислушались.
— Если бы ты был летчиком, я бы ни минуты не чувствовала себя спокойной, — проговорила Жока.
— Такими самолетами тоже управляют молодые офицеры.
— Для чего ты говоришь мне об этом?
— Вспомнил нашу вчерашнюю беседу. Они потому и выбрали профессию военного летчика, что очень любят свою родину. Вчера вечером ты говорила много умного.
— Ты же не слушал меня, думал о чем-то своем...
— И все же я запомнил каждое твое слово. — Он привлек Жоку к себе: — Я люблю тебя, моя милая моралистка...
В этот момент перед домом затормозила автомашина. Миклош встал и подошел к окну.
— Мне пора, — сказал он.
— Я провожу тебя, хорошо?
— Лучше не надо.
Они поцеловались.
— Я постараюсь вернуться пораньше, — пообещал Миклош на прощание.
Оставшись одна, Жока погрузилась в размышления. Она думала о том, что же будет дальше. Ей казалось, что после случившегося этой ночью она сразу повзрослела, закончился один период ее жизни и начался другой, более ответственный.
Когда Лонтаи подошел к машине, из нее с улыбкой выглянул секретарь партбюро полка майор Арпад Бакош.
— А, это ты? — приветствовал майора Миклош, усаживаясь в машину рядом с ним, и приказал водителю: — Поехали!
— Сейчас, — ответил водитель, усатый мужчина средних лет. Включив освещение, он что-то записал в путевой лист, а затем спросил: — Товарищ майор, куда поедем?
— Улица Иштенхеди, три, — назвал адрес Бакош, а когда машина тронулась, повернулся к Миклошу и объяснил: — Мы заедем за лейтенантом Ковачем.
— Это за каким Ковачем?
— А высокий такой, в очках. Он командир той роты, где служит сын Варьяша.
Офицеры закурили.
— Мы вместе приехали в Будапешт, — продолжал майор. — Ковач приезжал в столицу по семейным делам, а я на конференцию секретарей...
— И откуда же тебе стало известно, что я еду в Кевешд?
— Да вот узнал... Позвонил в полк, а дежурный мне и сказал: мол, завтра инспекторский смотр. Спрашиваю: «Кто к нам приедет от ПУРа?» Отвечают, что подполковник Миклош Лонтаи. Остальное дело организации. Вчера вечером я звонил тебе. Где ты был?
— Я вернулся домой почти в полночь. — Подполковник взглянул на часы и спросил: — Успеем?
— Успеем, еще и позавтракать время останется.
Когда машина подъехала к дому Ковача, лейтенант уже ждал ее у ворот. Рядом с ним стояла Ева в пальто, из-под которого виднелась пижама.
— Вот это жена! — восхищенно воскликнул Миклош.
Офицеры представились друг другу. Ева приветливо улыбнулась, а Ковач остался серьезен. Он попытался отослать жену домой: утро было холодное, и она могла простудиться.
— А вы разве не едете в Кевешд? — спросил у Евы Бакош.
— Пока нет.
Лейтенант сел рядом с водителем. Дождавшись, пока Ева вошла в подъезд, водитель нажал на акселератор.
Бакош сразу начал расспрашивать Ковача, все ли он уладил. Из их разговора Миклош понял только одно — что между лейтенантом и его супругой что-то произошло.
— Сколько лет вы женаты? — поинтересовался майор у Ковача.
— Без малого три года.
— А я уже пятнадцать лет несу эту ношу, — шутливо сказал Бакош. — Пятнадцать лет — это срок! А вот товарищ подполковник умнее нас с вами, лейтенант. Он молод, имеет квартиру и свободен как птица.
— Рано или поздно и я окажусь в вашем лагере, — парировал его замечание Миклош.
Ковач молчал. Он закрыл глаза и в тот же миг увидел перед собой красивое лицо Евы...
Навестить ее он решился не сразу, а лишь после долгого раздумья.
— Я все знаю, — заявил он Еве с порога. — Варьяш мне обо всем рассказал. Произошло досадное недоразумение.
Теща, увидев зятя, так обрадовалась, что бросилась ему на шею.
— Оставь нас одних, мама, — попросила ее дочь. — Нам нужно серьезно поговорить.
— Ты надолго? — поинтересовалась теща уже от двери.
— Точно еще не знаю, — неопределенно ответил лейтенант. Он чуть было не сказал, что все будет зависеть от Евы, но сдержался и лишь смущенно улыбнулся.
Теща вышла, оставив супругов вдвоем. Ева была так смущена неожиданным приездом мужа, что даже не предложила ему сесть.
— Что же, тебе и сказать мне нечего?.. — обиделся Петер. — Знаешь, я люблю тебя и готов забыть обо всем... Но так жить я не могу.
— А Марика тебе уже надоела?
— Какая Марика?! Это сплошное недоразумение... — Он попытался улыбнуться: — Уверяю тебя, она не имеет ко мне никакого отношения и никогда не имела...
— Зачем ты лжешь, Петер? Ты же ждал ее в тот день, мясо еще жарил... А меня, можно сказать, выгнал из дома...
Ковачу пришлось долго рассказывать о своих отношениях с учительницей, пока он не сумел убедить жену в том, что говорит правду. Наконец он заметил, что Ева как-то размякла, и очень обрадовался этой перемене. Но следы печали на ее лице так и не исчезли.
— Прости меня, — тихо промолвила она.
— Ты же видишь, я приехал...
За ужином оба пребывали в хорошем настроении. Убедившись, что супруги наконец-то помирились, засияла от счастья и теща. Они оживленно беседовали обо всем, за исключением собственного будущего. Ева сообщила, что работает в отделе технической документации проектного института, а по вечерам берет уроки черчения — она намеревается поступить в институт, на вечернее отделение. Коллектив у них в отделе подобрался хороший, и она трудится с удовольствием.
С волнением слушая рассказ жены, Ковач ломал себе голову над тем, есть ли у нее кто-нибудь. В конце концов он не выдержал и спросил об этом.
— Никого у меня нет, — ответила Ева. — В тот день я была так раздражена... А с тем парнем, твоим солдатом, я начала флиртовать, чтобы досадить тебе. Не знаю, бывал ли ты в таком состоянии, когда душа и тело находятся в разладе и ты не в силах примирить их. Я просто ненавижу себя за тот случай...
Ночь они провели вместе. И любили друг друга с такой страстью, которой, казалось, никогда раньше не испытывали. Однако о будущем не говорили, чему Ковач был несказанно рад. И все-таки, несмотря на их обоюдную тактичность, пришло время, когда молчать стало невозможно.