Горбатые мили - Лев Черепанов

— Игнатич!.. — не усидел Назар. — Ты в своем ли уме! Нас… посчитай. Мало тебе? Хочешь, чтобы кто-то протянул руку со стороны?

Ксения Васильевна опустила голову: «Столкнут сейчас первого помощника с капитаном — и пиши пропало, никогда уже не появиться между ними никаким связям». А Плюхин разгладил на себе морщеный лацкан, подтянул галстук… Так, погончики с парой нашивок тоже заодно поправь: они сбились назад.

Из-за чего он не вышел из строя курсантов вслед за Зельцеровым, таким же нарушителем режима там, на баркентине? Спасался, чтобы показать после выпускных экзаменов, какой в действительности-то принципиальный. А почему посмел отмолчаться на совместном партийном собрании, когда Зубакина драили руководители плавбазы «Чавычи»? Счел, что еще не заимел авторитета, никто к нему не прислушался бы.

— Резонно! — вошел в кильватер Игнатичу Серега. Его никто не переубедил бы в том, что Назар не боялся, сведет с ним счеты Зубакин или нет. — Вы наш секретарь, капитану забывать про это по меньшей мере глупо.

Как ни на что больше не годный Назар, досадуя, смотрел то в лицо Игнатичу, то Сереге. Не то же делали его друзья!

Ах, ты! Еще Бавин полез с тем же!..

Скурихин это одобрил — расцвел. «Собрание наладилось? Уже настоящее? С высоким коэффициентом полезного действия?» Он прищурил один глаз: «Что же ты, Плюхин, добрый молодец? Как будто не стонал от Зубакина? Не мотал на кулак? Оборви его, в аккурат будет».

У Плюхина опустились плечи. «Ничего у меня сейчас тоже не выйдет. Не та обстановка».

«Пеняй потом на себя», — подобрался Скурихин.

«Подстрекаешь! — закачался Кузьма Никодимыч. — Побоище бы тебе? Надо? Где был перед Отечественной? Почему не воевал? Очень подозрительный тип».

Его взгляд становился для Скурихина все более невыносим.

«Все не так у нас, понятно почему, — рассуждал Назар. — Какие мы, первые помощники? Не вне же производственных отношений! Как раз представляем их наглядно. Насколько способны двинуть производительность? Имеем ли то, что направляет ум?

Кто со мной? Наряду со сто́ящими — отчисленные инструкторы, «прокаченные на вороных» секретари. То есть позвоночники, пристроенные по телефонным звонкам своих высоких покровителей. А по ним судят обо всех первых помощниках, вместе взятых. Что у них бесспорно профессиональное?»

В коридоре возле кают-компании Назар, болезненно бледный, думал о том, каким поразительным переменам подвержены люди. После собрания они не лезли за словом в карман, были очень находчивы. Уже кого-то подняли на смех.

Он засмотрелся на Лето, подивился: «Человек как человек! Не к чему придраться!» Врезался в своего предшественника, еще не старого (залысины не в счет!) и уже приобретшего навык не переживать, обходиться вполчувства, вполсилы. Что значил для него народ, если океан не помог ему стать тем же, кем был смолоду? Чтобы задело его за живое чье-то горе, как у Кузьмы Никодимыча? Не поберег бы себя, когда потребовалось выручить Венку? Мучился бы от бессонницы хотя бы так же, как Ершилов?

Скурихин не старался внушить Назару, что обладал перед ним преимуществами.

С Зубакиным он не шел на конфликты, на откровения о сложностях и собственных принципах. Спросил Назара, «агитнул» ли Зубакина в партию. Сразу захохотал над собой. Над тем простаком-несмышленышем, каким был на должности Назар.

— Я спятил однажды, попытался.

У входа в машинное отделение показался Зельцеров. Узрел курящих у шпангоута промысловиков-добытчиков, среди них Плюхина. Похлопал его по животу, собезьянничал:

— «Я говорю…» — Завел про здоровье. Про то, что Плюхину на него нечего жаловаться. Поправился.

— А-аа, тоже нашел о чем!.. В училище оно у него еще какое было. Как же! А нынче один аппетит остался, — ради смеха сказал Бавин.

— «Я говорю. У моряка то, что выше пояса, — все грудь!» — Опять полез Зельцеров к Плюхину. Затянул: — Х-ии!..

— А что? Она только ниже опустилась, — заметил Бичнев.

Скурихин намеренно ничего не рассматривал в целом, а только что-нибудь оттенял и всякий раз блистательно подчеркивал, считая себя на голову выше всех, чего Назар не мог вынести. Сказал:

— Зачем вам понадобилось агитировать именно Зубакина?

— Ты что, с луны свалился? Чтобы его получше захомутать, для чего еще! На всякий случай тебе еще мой совет, может, пригодится. Не суй свой нос, куда… — Выматерился. — Целенаправленно занимайся только нравственным обеспечением производственного плана, самым первостепенным. Сумей раскрутить художественную самодеятельность, увеселительные вечера. Не пренебрегай также спортом. А то постоянно нервируешь… Вроде бы намерен внедрить на фабрике научную организацию труда? Не подумал, что это — вперешиб принципу единоначалия?

Не вынес Назар, побагровел.

— Неприемлемо для тебя? — повеселел Скурихин. — Главное: не тяни, приглашай к себе. С тебя ж причитается… Без выговора обошлось, не что-нибудь. А то бы знаешь!.. Ставь быстрей полбанки. Заодно потрудись, обрисуй соблазнительницу Ксюшу. Ксению Васильевну. Как она, аппетитная ли? Сам-то попробовал?.. Кх-е!

«Что? Что он про выговор-то? Я его не заработал. За Ксению Васильевну надо ему въехать, только обязательно кто-нибудь увидит».

Назар заколебался.

— Про протокол нынешнего собрания не забудь. Дай его мне отредактировать. Кое-что опустим, — сказал Скурихин.

— Эти замашки брось, — сказал Назар.

Он попался на глаза руководителю темы океанического НИИ уже на «Армани», когда получал на ней почту — три куля писем, журналов и газет. Ученый муж и отец трех детей приухлестнул за Нонной.

— Какая же вы, право! Я чего хочу-то? Подсобить вам. Поднести. Это подрамники у вас? Они?

— Что вы? Я сама… Не изболела как будто.

— Все-таки тяжесть… По-позвольте!

— Ай, не выдумывайте! От меня не убудет. — Она отшатнулась от него на шаг, два.

Руководитель темы включил все свое обаяние, тут же присочинил, что глаза у Нонны — черный омут, ни у кого таких нет.

— Мне ж надо идти, наверное? Как думаете? — дернула Нонна свои наполовину отнятые вещи.

На шканец «Тафуина» поднялся Зубакин, услышал упрашивающее: «Куда?», потом тот же немолодой баритон: «Хочу умереть от счастья».

«Я всеми отвергнут. Мне ничего не надо. — С таким чувством Зубакин посмотрел на штормтрап, перекинутый на «Армань». — Еще не поздно! — кто-то словно заспорил с ним. — Это Нонна? — Стал разуверять себя. — Смеется? «Я дарую вам жизнь!»

В нетерпении она сжала кисть свободной руки в кулак.

— Чего пристали? — отодвинулась в тень от надстройки.

Руководителю темы показалось кстати сказать, что по кулаку можно определить объем сердца:

— Оно у вас маленькое. Только для меня.

Рассерженная Нонна все знала наперед — что может быть, если разрешит ему прийти в каюту. Пригнулась.

— Порвем упаковку, — сквозь приглушенный смех постращал руководитель темы.

Для Нонны он больше не существовал. Позаботилась, чтобы передняя часть ее ноши не слишком наклонилась к палубе, не достала до соляровой лужи.

«Что такое тяга рисовать? Она будто нисходит откуда-то. А зачем? — допытывалась Нонна. — К тому же почему так: если мученичество впереди, нисколько не страшно?»

— Дикарка! А еще с пухлыми губами! По народным приметам, должна быть доброй. Дайте!.. Отпустите! Есть приятные для мужчин тяжести, — разглагольствовал руководитель темы. — А впрочем, зачем я?.. Бес меня в ребро!.. Что, не так? «Лучше нет замужних женщин, поскольку они заинтересованы молчать о своих встречах, к тому же ничего не требуют, это — во-первых, и, во-вторых, ничем не наградят».

Из дымки, на зюйд-ост, вроде прыжками двигался остров Святого Лаврентия. Он не замечал, когда ревущие баллы обрушивались на его выступы и стекали обратно. На очередном развороте «Тафуин» отвешивал ему низкие поклоны, точно в религиозном экстазе, мириады брызг рвались вверх из-под нижней части стальных скул. Ну, чудак рыбак, верующим стал, что ли?

Взъерошенный Зубакин — не вздумайте его задеть! — по уши влез в черный резиновый «намордник» навигационного локатора, уперся коленкой в трубчатую стойку. Его быстрые короткие пальцы перебирали переключатели. За ним, совсем рядом, на комингсе штурманской, посиживал, будто отдыхал, Назар: стриженый затылок, охваченный сзади светом до шеи, и неширокие, костлявые плечи.

Получил он поддержку! Время его единения с капитаном удалилось. Вернется оно назад или нет?

«А если я угодил бы не с Зубакиным?.. — позвал себя на исповедь. — Если — с тихим капитаном? Говори? Проплавал бы без никаких, тихо-мирно. Только приобрел бы что-нибудь? А как же! Жирок на кишках. С животиком бы вернулся!»

— Ты думаешь, я завсегда таким был?..

Голос Зубакина едва приподнялся над безразличьем к себе.