Румбы фантастики - Виталий Севастьянов

Джеми Керр выключил приемник, закрыл глаза. Перед внутренним взором предстал бюст Керемясова, виденный в музее лет десять назад. Десять лет прошло с тех пор, как он побывал в Якутии. Просторы якутской земли, величие Лены восхитили его. Как и тогда, пришла мысль, что если среда, в которой обитает человек, действительно влияет на мыслительную деятельность, на формирование способностей, то именно такие просторы могут способствовать рождению новых неожиданных идей, решений. Восхитило профессора и то, что народ, живущий на стылой земле, в юртах с ледяными стенами, голодный, измученный народ не был чужд поэзии. Бессмертный якутский эпос «Олонхо» до сих пор восхищает ценителей. Керр снова протянул руку к транзистору, коснулся клавиши.

— …на Кольце Земном в затененных от лучей солнца саркофагах лежат в жидком азоте тела людей, гарантированные в условиях космоса от разложения…

Профессор поморщился, выключил приемник. Сардан Керемясов не предполагал, что предложенная им идея будет воплощена в таких формах, есть в этом что-то… Керр долго сидел, уставившись перед собой невидящим взглядом, потом снова включил радио.

— …наш корреспондент сообщает об отказе знаменитого ученого Джеми Керра от приглашения в Кольцо Земное…

Керр резко нажал на клавишу, насупился. Откуда только прознали?! Он еще и сам окончательно не решил. Мучали сомнения… Если принять приглашение, может статься, что работа, которой он отдал долгие годы, не будет окончена. Хотя, есть ученики, и не страшно, если завершение ее отложится на пять−десять лет. Главное он сделал — очертания формулы прояснились. В нем словно боролись два его Я. Одно говорило: «Что тебе еще нужно? Ты познал любовь, вырастил сына, достиг славы, почета. Не всякому дается такая жизнь». Другое возражало: «Что?! Я — человек! И у меня есть великая цель — помочь человечеству. Только я владею возможностью помочь ему в беде, помочь безотлагательно. За то время, что мне отпущено судьбой, я мог бы это сделать!» Первое укоряло: «Мог бы, мог бы… Но не надо забывать, что после ста лет на Кольцо тебя не возьмут. Ты просто умрешь и уже никогда не вернешься к жизни. Это страшно — умирать…» «Страшно. Но меня это не пугает». «О сыне ты подумал?! О его жене? Ты своим решением оставляешь их без ребенка! Жертвуешь счастьем собственного дитя ради счастья какого-то «абстрактного» человечества». «Надо приносить жертвы, надо…» «Брось, ты просто эгоист и не видишь вокруг себя ничего, кроме твоей работы, кроме твоей формулы!» «Это не так! Мне трудно, очень трудно. Оскара я люблю, Елену тоже… Но если я закончу работу, не только они, другие — тысячи и тысячи других людей смогут насладиться счастьем родительским. И они вспомнят меня добрым словом…»

Джеми Керр помассировал виски, пытаясь прогнать тупую боль, поселившуюся где-то за височной костью, поднялся, прошел к окну. Прохладный воздух принес облегчение. Взгляд Керра остановился на зеленых цифрах, высвечивающихся на часах, скользнул мимо. Пресса, как это часто случается, опередила событие — срок, когда Керр должен дать ответ на приглашение в Кольцо, еще не истек. Он истекал через десять минут.

В дверь постучали, послышался голос робота-секретаря:

— Оскар Керр с супругой просят разрешения войти…

Профессор посмотрел на дверь.

«Что делать? — подумал он как-то успокоенно. — Впустить их? Или открыть через десять минут?»

А в дверь стучали и стучали.

Дмитрий Федотов

Обыкновенные деревья

Все трое тихо сидели перед искусственным камином в полутемной гостиной. Слышалось лишь мерное, с присвистом жужжание кондиционера под потолком да шелест силиконовых колес домашнего робота по ковру. Рядом с камином стоял низкий овальный столик, на котором робот сервировал ужин. Конечно, можно было бы подвести к дому пищепровод и заказывать самые разнообразные блюда в Бюро Питания, но мама, как и все женщины, страстная поклонница всего модного, настояла на этом «шике» — роботе-прислуге. Папе, в общем, было все равно, недовольным остался только сын Денис.

Он сидел и размышлял. Пищепровод — удобная и полезная штука, что ни говори. Можно буквально объедаться всякими фруктами, сладостями или, на худой конец, просто мороженым. А тут? Во-первых, робот может не все, а только то, что у него в программе заложено. Во-вторых, он слушается только маму и папу, а его, Дениса, не признает, даже наоборот, всячески вредит: днем не дает включать камин, вечером заставляет ложиться спать после десяти часов, а утром не дает поваляться подольше, и вообще! Денис давно уже вынашивал план страшной мести, да вот все не было подходящего случая.

Папа, наблюдая за бликами пламени на видеопанели, думал, что вот, наконец-то завтра он целый день будет дома. С одной стороны — это очень хорошо, побыть рядом с близкими и дорогими людьми, но с другой стороны — это вынужденный отдых. В последнее время что-то больно часто стали происходить аварии на лесоразработках. Впечатление такое, будто машины взбунтовались и отказываются работать, постоянно выходя из строя. И вот сегодня приехала особая комиссия из Технического Центра — будут разбираться.

Мама, прикрыв глаза, прикидывала, где бы им достать мимозы — сирень вокруг дома уже надоела. Да, у Стояновых, говорят, появился новый робот, который поет романсы и читает стихи голосами авторов. Вот бы достать! Надо будет поговорить об этом с Виктором…

— Па! А что там у вас сломалось на работе? — нарушил молчание Денис.

— Роботы, которые валят и обрабатывают лес.

— А, знаю, нам в школе фильм показывали. Они такие большие, круглые, на гусеницах, да? А спереди виброножи торчат. Правильно?

— Правильно.

— Умница, Дениска, — улыбнулась мама. — Смотри, Вить, первый класс, а уже так много знает!

— А еще, — важно приосанившись, продолжал Денис, стремясь поразить маму как можно сильнее (может быть, тогда она разрешит ему пользоваться роботом?), — у них на макушке торчит биолокатор! И они им определяют ценные породы деревьев. Верно, папка?

— Все верно, — папа наконец оторвался от мрачных мыслей. — Только эти роботы в последнее время очень часто стали ломаться, особенно виброножи.

— А как они определяют ценные породы?

— Биолокатор испускает особые электромагнитные волны разной частоты, которые отражаются от деревьев по-разному, в зависимости от содержания в них редких химических элементов, и чтоб как можно меньше было вредных примесей. А потом из этой древесины делают оргплазму, из которой выращивают продукты и фитапластик.

— Па, я хочу к тебе на работу, в лес!

— Если будешь себя хорошо вести, возьму как-нибудь.

— О, Вить, это же идея! — воскликнула мама. — Давайте прямо завтра полетим в лес! Устроим пикник с настоящим костром, шашлыки пожарим! Это ведь теперь ужасно модно!

— Папка, летим! — подпрыгнул Денис.

— Ну, ладно-ладно, уговорили, хотя я бы лично посидел дома или сходил бы в Сады Развлечений.

— Вот так всегда! — возмущенно сказала мама. — Ты эгоист, Виктор, думаешь только о себе, а что ребенку нужен свежий воздух, тебе наплевать! О себе я уже и не говорю. Я неделями глотаю кондиционированный ионизованный воздух в КБ, а он жареным железом отдает!

— Ты знаешь, как пахнет жареный металл?

— Да ну тебя! Так мы летим или нет?

— Успокойся, я же сказал, что согласен. В лес — так в лес.

— Денис! Ну скоро ты? — Мама поудобнее устроилась в кресле «стрекозы» — изящной матово-серебристой машины с тонким ажурным хвостом и голубоватыми перепончатыми крыльями позади кабины. Сходство с насекомым дополняли две многогранные полусферы по бокам от пилотского кресла — энергонакопители. На месте пилота сидел папа и нетерпеливо похлопывал руками по рожкам штурвала. Мама взглянула на часы-браслет, потом в сторону дома, шагах в двадцати от машины утопавшего в зарослях сирени по самую крышу. Дом словно парил в белоснежно-розовом облаке над бархатной малахитовой лужайкой, на которой стояла «стрекоза».

— Мы улетаем без тебя, Денис! — снова крикнула мама в сторону дома.

— Что ты там копаешься? — не выдержал папа.

Вдруг кусты колыхнулись, раздался треск ломаемых ветвей, и спустя секунду на лужайку вывалился упитанный взлохмаченный сын с алюминиевой саблей в руке. Он лихо взмахнул игрушкой, и крайняя ветка, сгибавшаяся под тяжестью крупных нежно-розовых кистей, с легким стоном упала на траву. Денис издал какой-то воинственный клич и, еще раз широко размахнувшись саблей, под дождем метко срезанных цветов ринулся к «стрекозе».

Улыбающийся, рот до ушей, плюхнулся рядом с матерью на сиденье и объявил: