Узкие улочки жизни - Вероника Иванова

Последние слова, вопреки сложившейся мировой практике, не потонули в аплодисментах, как это обычно происходит на всякого рода партийных и беспартийных собраниях. Но ещё больше, чем наступившей тишине, я удивился самому себе, потому что стоял, не отрывая взгляда от талантливо ораторствующей блондинки, и не мог допустить возникновения даже зародыша мысли о том, чтобы прервать плавное течение её речи.

Слушать, слушать и ещё раз слушать, ловя каждый звук чудесного голоса, словно растворяющегося в крови и наполняющего собой плоть...

Идти на любой зов, лишь бы он слетал с Её губ...

Благоговейно внимать, почитая любую невинную просьбу приказом, требующим немедленного исполнения...

Отдать всё, потому что...

Она попросила.

Чёрт подери! Чёрт, чёрт, чёрт! Прошу прощения за столь многократное упоминание врага рода человеческого, Господи, но... Это не мои мысли!

Вернее, они вполне созвучны моим собственным, но усилены до неприличия, словно кто-то пытается меня подчинить. И не только меня, ведь во всех сознаниях вокруг, если приглядеться и прислушаться, звучит то же самое.

Жертвовать малым благом сегодняшнего ради доброго будущего? Согласен. А кто бы стал спорить? Но откуда взялись замысловатый ритм и нарастающий напор, доводящие обыденное согласие до уровня экстатической покорности? Я ведь и сам потянулся к карману, в котором лежат выданные утром премиальные, я был готов... И сейчас не откажусь. Не могу отказаться. Или... не хочу?

Гипноз? Нет, чужого вмешательство в ход мыслей не ощущается. Наркотические препараты, подмешанные в питьё? Так я не прикасался ни к одному стакану, но тем не менее, заворожён, как и все присутствующие на вечеринке. Да что же такое происходит?!

Пока я сражался с самим собой, женщина спустилась вниз и начала обходить залу, поднося каждому огромный бокал, постепенно наполняющийся разноцветными узенькими листками бумаги. Не знаю, кто и какие суммы прописывал в чеках, но отказывающихся не было, напротив, люди с воодушевлением, искренним удовольствием и весьма охотно, церемонно раскланиваясь с собирательницей пожертвований, участвовали в этом странном ритуале, оставляя каплю своей финансовой крови в новоявленном Граале.

Грааль...

Тот, перворождённый, был вытесан из дерева и поначалу оставлял занозы на прикасающихся к нему пальцах творца, но постепенно, отполированный миллионами верующих душ, стал гладким, как... Хрустальное стекло? Почему бы и нет?

Чистота горной воды, могущественными чарами или божественным чудом обретшая твёрдость камня. Свет, собранный в ладонях ангела. Радуга, спустившаяся с небес, чтобы лихорадочно дрожать на тонкой кромке, маня и обещая, но я не слышу её голоса, потому что... Звучит другой:

— Грааль примет и вашу жертву.

Светлые, коротко постриженные волосы гладко зачёсаны назад, открывая высокий лоб. Полукружья бровей идеально ровны, кожа не лоснится ни на щеках, ни на переносице, ни на подбородке, хотя лично мне, к примеру, сейчас невыносимо жарко. Глаза, цветом похожие на нежное весеннее небо, полны вежливого участия, перламутрово блестящие губы улыбаются так, словно в зале нет никого, кроме меня и... Неё.

Рука безвольно залезает в карман, касается хрустящих купюр. Сейчас я отдам всё. Не могу не отдать, ведь от моей щедрости напрямую зависит моё будущее.

«Милый мальчик... Несколько веков назад тебя бы объявили святым, но, разумеется, сначала повесили бы. Или четвертовали. За дурацкую честность...»

Ушат холодной воды, обрушившийся на моё сознание, вот с чем можно было сравнить огрызок мыслей, оставленных леди Оливией на денежных знаках. Бесстрастное размышление грубым лезвием вонзилось в поток наполняющей меня смиренной покорности, и хотя реку невозможно разрубить мечом, моё сознание всколыхнулось, потеряло кристальную ясность предыдущих минут, стало мутным, а значит... Снова стало моим. Настоящим.

— Простите, я не захватил с собой чековую книжку.

— Как жаль! — Блондинка, даже если и была разочарована моими словами, не снизила уровень проникновенности улыбки ни на одно деление. — Но делать добрые дела можно в любое время, не так ли? Вы можете обратиться в Фонд завтра или когда сочтёте уместным.

Я могу обратиться. Я хочу обратиться. Я должен обратиться. Я обращусь. Я...

Речитатив, похожий на молитву, снова начал подбираться к той части мозга, которой я обычно соображаю, и пальцы судорожно сжали купюры со спасительным следом чужого сознания.

— А лично к вам? Или правила Фонда этого не разрешают?

Голубые глаза сверкнули, как мне показалось, удовлетворённо.

— Разумеется, я буду рада. Анна Штерн к вашим услугам. Секретарь Фонда примет вашу заявку в любое время.

— Непременно воспользуюсь вашим щедрым разрешением.

— Буду ждать встречи.

И ведь действительно, будет. По крайней мере, общий фон её мыслей указывает именно на прямое соответствие произнесённому и подуманному. Странно... Обычно наш внутренний и внешний мир рознятся едва ли не кардинально.

К примеру, занимаясь семейным сексом, супруг чаще всего планирует предстоящую рыбалку или вечер в спорт-баре, а супруга прикидывает количество белья, подлежащего стирке. Сидя на лекции, студент может думать о чём угодно, только не о занятиях. Переходя через дорогу кто из нас следит за сигналом светофора? Практически никто. Зато мы с любопытством разглядываем остановившиеся машины, пешеходов, магазинные вывески, одновременно вспоминая, завалялось ли что-то в домашнем холодильнике и на какое время назначена деловая встреча. И даже в разговоре разве мы думаем то же, о чём говорим? В девяноста девяти случаев из ста — нет. Значит, мне попалось исключение? Похоже. Но вот счастливое ли?

— Скучаешь?

— Отнюдь. Наслаждаюсь наблюдениями, которые мне обычно недоступны.

— И много интересного увидел? — Агата устало пригубила минеральную воду из высокого стакана.

— Достаточно для размышлений. Но моё настроение — дело десятое... А как твои дела? Это представление продлится ещё долго?

— Часа полтора, наверное, — что-то прикинув в уме, ответила девушка. — Когда закончится сбор средств, всех пригласят к столу, так мне сказала директриса. И я смогу быть свободна.

— А как же роскошный ужин? Не хочешь попробовать?

Фроляйн Кене презрительно наморщила нос:

— Нисколечко. Мама сегодня готовит утку с капустой и брусникой, а это вкуснее любого ресторанного кушанья!

— Ясно.

И самое обидное, меня на дегустацию тушёной утятины не пригласят.

Когда встречу Гельмута, набью ему морду. Он мне что обещал? Чуть ли не свадебные колокола. А вместо того подставил, самым наглым образом, и теперь мне до конца своих дней не суждено надеяться на благосклонность младшей представительницы рода Кене.