Герой! - Дэйв Дункан

— Да, — признает он, — ты легко расстался с властью. Ты больше не Аббат?

Черный устраивает своего седока — переворачивает юного Белого с головы на ноги, сжимает его бедрами и поднимает его тощие ноги так, чтобы Оранжевый мог нагнуться и пощекотать ему пятки. Дикие крики доносятся снизу. Точно такое же безобразие чинится по всему кругу.

— Чему тебе тут удивляться? — удивляется Черный.

— Дикая раса готова пойти на убийство и на что угодно в погоне за властью — я видел их! — Ваун знает, что даже гнусное судилище Фрисд — не самое худшее из того, что бытует на Ульте. — По собственной воле они никогда не расстанутся с властью.

— Власть? — фыркает сосед. — Это ответственность, не более того. Никакой власти.

У Вауна такое ощущение, будто сбываются давнишние мечты. Очевидно, что в Братстве все мальчики созданы равными.

Где еще есть такое в миллионе миров?

Кормя младенца, новый Аббат выходит на опустевшую середину, и шум затихает. Это может любой из тех, кто достиг совершеннолетия. Здесь может быть Дайс, может быть Приор.

Среди братьев воцаряется порядок. Юный Белый освобожден, ему дозволено сесть, где сидел, у него красная улыбающаяся физиономия.

— Мы чествуем нового брата, — обращается Аббат к тишине. Внимательна даже малышня. Аббат улыбается Вауну улыбкой Раджа. — Это твой улей, брат. Здесь все твое.

Ваун подпрыгивает, когда все собравшиеся вскрикивают:

— Согласны!

Его хлопают по плечам. Белый тайком щиплет его.

«Все, что у меня осталось, это моя жизнь, и вы в любой момент можете отнять ее у меня», — думает Ваун. Всю свою жизнь он чувствовал себя самым лучшим, а теперь он окружен такими же, как он, — не менее чем тремя сотнями таких же. Зеркальный зал. Ему кажется, будто его заточили в граненый кристалл.

Он не отвечает, Аббат печально улыбается ему и переходит к делу:

— Медицинский отчет. Готово?

— Медик, — доносится голос из-за спины. Ваун вытягивает шею, чтобы взглянуть на говорящего, а потом понимает, что это ни к чему. — Один погиб Он умер хорошо и не страдал.

— Мы скорбим о потере, — торжественно произносит Аббат, и вновь хор ему вторит:

— Согласны!

Ваун разглядывает свои колени. Стоило бы ему знать, что убивать представителя Братства бессмысленно и глупо.

— Подробности? — спрашивает Аббат.

— Пока не опознан, — говорит невидимый медик. — Мы проинформируем его приора, как только сможем. Ранен один из техников, обслуживавший вентиляцию, но это чисто поверхностное ранение.

Это новость встречается приветственными возгласами.

Аббат поворачивается к Вауну:

— Одного брата потеряли, одного приобрели. Тебе бы доставило удовольствие первое время иметь личное имя, брат?

— Коммодор Ваун, ультийское командование. Трудно говорить формальным и дисциплинированным голосом, когда четырехлетка только что обнаружил, что у тебя расстегнута ширинка… Невозможная сдержанность! Как они могут не злиться?

— Брат Ваун. — Ребенок Аббата отказывается сосать. Он сует бутылочку в карман и усаживает малыша на плечо. Уверенные и точные движения. — Ты, очевидно, не тот, кого мы ждали.

— В смысле, не Приор?

— Это его титул. Лидер небольшой группы. У нас есть и другие титулы. Ты же говоришь на андилианском.

— Они.. то есть мы, — сурово говорит Ваун, — мы выкачали ему мозги.

Он чувствует, как вздрогнуло разом все собрание, несколько малышей заплакали.

Лицо Аббата чернеет.

— Честь его памяти!

— Согласны! — снова кричит хор братьев.

— Ты расскажешь нам о нем и о том, чего он достиг? — К чему? Сейчас мы все умрем!

— Если ты имеешь в виду снаряды, то выбрось их из головы. Готово?

— Гравитационник, — говорит Коричневый издали. — Они выпустили четыре, один прошел мимо. Остальные мы перехватили. Без проблем. Излучение немного задело систему связи, но ничего серьезного. Некоторое время они ничего не будут предпринимать, потому что мы находимся над многолюдной местностью.

Он улыбается Вауну, многие улыбаются. Это, возможно, блеф, но странно было бы, если так. Прилив облегчения говорит Вауну о том, что он поверил; страх заметно унялся.

— Перехватили? — спрашивает он.

— Заглотили их сингулярностями. Это произошло над океаном, поэтому вспышки радиации не причинили вреда, но скорее всего выключили на некоторое время связь на планете.

— Вы не можете так быстро развернуть Q-корабль! Q-корабль может ускоряться на прямой, но чтобы развернуть камень, не разрушив его и не придав ему вращения, — кошмарная работа. Однако слова Вауна вызвали сотни улыбок. Аббат сказал:

— Ты рассуждаешь, как спейсер, Ваун. Будем надеяться, что нам удастся обучить тебя хорошим манерам! Мы развернули проекторы. С удовольствием покажем тебе все после. Но, пожалуйста, расскажи нам о покойном брате.

Это разумно. На самом деле все жутко очевидно, а ультийское главнокомандование не подумало об этом лишь потому, наверное, что никто никогда не рассматривал Q-корабль как военное судно. Ваун снова задумался, что имеет дело с организацией людей таких же смышленых и способных, как… каким был Приор.

Итак, теперь он заключен в надежнейшую тюрьму. Но если ультийское командование не может причинить вреда Q-кораблю, то и Братство навряд ли сумеет завоевать планету. Тупик. Перспективы Вауна неожиданно и драматично изменились.

Он покосился на море ожидающих Ваунов вокруг.

— Он подошел очень близко, — признал он.

— Громче, пожалуйста, брат.

— Приор почти добился успеха. Страшное невезение помешало ему.

Ваун неохотно принялся рассказывать историю, и стоило ему задуматься, как Аббат задавал въедливый вопрос и вытягивал дополнительные подробности. Трудно сопротивляться таким внимательным слушателям — вот-вот он расскажет им все.

Братья слушают в мрачной тишине, кроме некоторых совсем маленьких, которые уснули либо тихо поигрывают с волосами, ушами или губами своих защитников.

Все это время какая-то его часть размышляла о том, как это было бы — снять с себя форму с смешаться с толпой. Бросить Патруль, бросить свое детство, исчезнуть в Братстве, никогда не стать настоящим представителем улья, возможно, но почти настоящим — если его примут, как приняли Радж и Дайс. Не черноволосый придурок, не слизень из деревни…

Вэлхэл — теперь эта плата недоступна. И Мэви… Мэви с ним не попрощалась.

Кроме того, чем он занимался с этой девушкой! Вспомнить противно. Деградация, поведение животного!

В конце концов он смолкает, и Аббат не задает больше вопросов. Вместо этого он медленно поворачивается кругом, жестом предлагая высказать мнения, и никто ничего не говорит.

Ваун тоже оглядывает все хмурые лица. Он испытывает странный стыд и злится на себя за этот стыд. Он страдает из-за того, что явно заставил страдать этих людей, которых… которых он не хотел бы заставлять страдать. Единожды предав, можно говорить себе, что следовал своим убеждениям, дважды — нельзя. — Приор изнасиловал мою мать! — начал он оправдываться. — Он пытался захватить планету.

— Результатом его действий стало твое появление на свет, брат, — спокойно ответил Аббат. — Как можешь ты осуждать его за них? И он хотел спасти планету, а не захватить ее. Вижу, что нам нужно объяснить свои цели. Согласны?

Желтый справа от Вауна говорит:

— История.

Другой голос говорит:

— Политология. Другие:

— Философия… Физиология… Оборона… Улыбка Дайса на лице Аббата.

— Выбирай, Брат.

— История. Говорит Желтый.

— Слышал когда-нибудь о Homo erectus, брат Ваун?

— Нет.

— Это один из наших предшественников с Земли. Он был скорее животным, нежели человеком. Но когда некоторые представители Homo erectus — человека прямоходящего — превратились в процессе естественного отбора в человечество, этот тип распространился по планете. Неразвившиеся прямоходящие вымерли повсеместно. Так развивается Вселенная, это тайна прогресса. Высшие заменяют низших. По-другому невозможно.

— Вы говорите, что наши предшественники убивали своих низших родственников? Требую доказательств.

— Не могу предоставить никаких доказательств, но могу спросить — что еще могло уничтожить прямоходящих, которые владычествовали миллионы лет и заселили мир? Я не могу представить никаких доказательств об исторических событиях, хотя у нас есть данные, если ты поверишь им. Братство зародилось не на Авалоне, Ваун; то, что переживаем мы здесь, случалось в других мирах. Рэндомы считают Homo erectus угрозой для себя, они нас терпеть не могут. Этому ты веришь?

Терпимость? Ваун вспоминает детство. Вспоминает попытки Олмина побелить его черные волосы. Он сопротивляется воздействию:

— Но если мы высшие, не должны ли мы быть и выше в терпимости и сочувствии? Не можем ли мы научить их тому, как ценно сотрудничество?

Он ощущает вокруг злобу и неодобрение, но говорит только Желтый.