Возвращение в Гусляр - Кир Булычёв

– И как же вы намереваетесь искать этот клад? – спросил Удалов, глядя на Собачко проникновенно и целеустремленно.

Тот принял этот взгляд за чистую монету и ответил:

– Оборудование на подходе. Летит вертолетами. Батискаф, катер, надувной плот, скафандры…

Собачко загибал пальцы. Салисов добавил, глядя на его пальцы:

– Акваланги, сухой паек, гранатомет…

– Базилио! – оборвал спутника Собачко.

– Имеется в виду гарпуномет, – поправился Салисов и тонко усмехнулся под бородой.

– А потом? – спросил Удалов.

– У нас есть фонд. Международный фонд – пострадавшим от землетрясения детям Ашхабада.

– В каком же году было там землетрясение? – удивился Стендаль.

– Важен факт, – отрезал Собачко.

– У тех детей уже внуки, – заметил Удалов, но никто его не услышал.

– Выходим сейчас, – сказал Салисов. – Берем удочки, резиновые сапоги.

– Кепку! – подсказал Собачко.

– Стендаля берем? – спросил Удалов.

– Обойдется! – ответил Собачко.

Говорил Собачко тонким пронзительным голосом с какой-то странной бабской кухонной интонацией, будто бранился.

– А чего я без Миши пойду? – сказал Удалов. – Что вы меня, купили, что ли?

– Наш фонд людей не покупает. Они добровольно ходят, – проворчал в бороду субтильный Салисов.

Удалов стоял как небольшая круглая скала. Непоколебимо.

– Иди, Корнелий, – прошептал Стендаль. – Понятно же!

Корнелий понимал, что сопротивляться бесполезно, но упрямство было его второй натурой. Он повторил:

– Вы меня купили, да?

Салисов был обижен.

– Корнелий Иванович, уважаемый человек, а не понимаете простых вещей. У вас дачный участок с летней постройкой есть?

– Ну?

– А то ну, что сгорит ваше строение сегодня ночью вместе с запасенной на зиму семенной картошкой.

– А на вашего сына Максимку нападут злые парни, сломают ему гитару и нижнюю челюсть, – добавил Собачко. – Так что, ты идешь, падла, или как?

– Иди, иди! – умолял Стендаль.

– Видите, и товарищ из газеты подсказывает, – обрадовался Салисов. – А ведь мы его почти не пугали.

Собачко ступил в прихожую, сорвал с вешалки брезентовую куртку Удалова, которую тот использовал для рыбачьих походов, кинул под ноги Корнелию резиновые сапоги.

И Удалов перестал сопротивляться. Радикулит почти прошел.

Они сели в «Мерседес». Собачко за руль, Салисов на заднее сиденье рядом с Удаловым. Салисов тут же развязал рюкзак, лежавший на сиденье. Там была маскировочная одежда для туристов-рыболовов. Искатели кладов тоже намеревались переодеться.

Своим спутникам Удалов не верил. Против этого был его жизненный опыт и школьные знания. Ведь Ивану Сусанину от родных костромских мест добираться сюда лесами недели две. Неужели ему достались такие живучие поляки? Быть не может. Сейчас бы какой-нибудь учебник или знающего человека, чтобы подсказал: а доходили ли поляки до Вологды? Если не доходили, то и грабить не могли.

– Правильно едем? – спросил Салисов. Удалов поглядел на его лицо и подумал: в таком узком лобике никакому уму или чувству не уместиться. Только злость удержится. Несчастный человек!

Удалов не знал, какую информацию эти люди получили заранее. По крайней мере направление, притом правильное, они выбрали без его совета, значит, были осведомлены. Так что Удалов, как и Сусанин за четыре века ранее, постарался не вызывать подозрения у незнакомцев, а вместо ответа спросил:

– Какое я получу вознаграждение?

– Покажешь – поговорим.

– Нет, – возразил Удалов, – так не пойдет. Вам жемчуга и золото, а мне сапогом под зад, правильно?

– Правильно! – злобно ответил Салисов.

– Ты к нам хорошо, и мы к тебе хорошо, – исправил грубость своего товарища Собачко. – Не обидим.

– Сколько? – спросил Удалов.

Внимание Собачко и Салисова было приковано к Удалову, и, конечно же, они просмотрели тропинку, которая углублялась в лес от автобусной остановки.

– А сколько ты хочешь? – спросил Салисов, не скрывая злобы.

– Миллион, – ответил Удалов.

Собачко даже тормознул.

– Ты что, – спросил он, – с луны свалился?

– Каждая жемчужина, погребенная в озере, – наставительно сообщил Удалов, – стоит не меньше миллиона. А их там целый сундук, правда?

– А ты откуда знаешь? – спросил Собачко.

– У нас свои местные легенды, – сказал Удалов.

Собачко промолчал, по его круглой кожаной спине видно было, как сильно он думает.

Салисов больно ткнул Удалова в бок кулачком.

– Кончай придуриваться! – рявкнул он. – Какой еще клад? Какой еще сундук?

Теперь настала очередь Удалова промолчать. Тропу на озеро Копенгаген они уже миновали, скоро надо будет высаживаться. И если раньше, перед отъездом, у Удалова оставались какие-то сомнения, то теперь было совершенно ясно: эти люди – жулики и бандиты, нужно им на озере Копенгаген что-то иное, нежели клад, и Удалов, разумеется, подозревал, что и зачем им нужно. И потому был готов сыграть благородную, но рискованную роль патриота Ивана Сусанина.

– Останавливай машину, – приказал Удалов.

– Зачем?

– Дальше идем пешком. По чаще. Лишнего с собой не брать, проверить обувь!

Собачко проехал чуть дальше, где был удобный съезд с дороги на лужайку, и загнал «Мерседес» под одиноко стоящий могучий дуб.

Потом они вылезли из машины.

В лесу было мирно. Не боясь пришельцев, пели птицы, грибы выглядывали из-за пней, кузнечики сигали из травы, стараясь долететь до солнца. Чудесное время, чтобы гулять по лесу!

Удалов пошел первым, «поляки» за ним.

Видно было, что они не приспособлены для дальних походов, так как шли суетливо, тратя много сил. Удалов знал, что впереди их ждет обширное болото, и заранее злорадствовал.

Он на ходу рассуждал, и его рассуждения были пессимистическими. Сусанину было куда легче, потому что тогда стояла зима и был жгучий мороз. Так что заблудившиеся поляки вскоре замерзли до смерти. Собачко и Салисову смерть от охлаждения не грозила, следовательно, их надо уничтожить другим способом, а если способа не было, то завести в глухие дебри без возможности выхода. В таких глухих дебрях самому Удалову бывать не приходилось и, ясное дело, самому оттуда тоже не выбраться.

Не читая удаловских мыслей, но постепенно проникаясь тревожным чувством, которое навевали тесно стоящие вековые ели, искатели кладов нервно задавали вопросы.

– А вы-то сами на том озере бывали? – спросил Собачко.

Удалов заметил, что толстяк перешел на цивилизованную форму обращения, значит, в себе не уверен.

Когда такие люди в себе уверены, они обязательно тыкают.

– Как-то приходилось, – ответил Удалов, раздвигая удочкой еловые лапы. Зря он согласился взять с собой удочки – явная помеха в глухом лесу.

– Там опасно? – спросил Салисов.

Тут он запутался своей удочкой в ветвях и принялся тупо дергать ее вместо того, чтобы распутать леску.

– У нас тут везде опасно, – признался Удалов.

– А каких-нибудь редких животных на озере не замечали? – спросил Салисов, кидая свои удочки в кусты.

Хорошие, импортные, бамбуковые удочки. Надо бы запомнить место, чтобы на обратном пути подобрать.

– Я повторяю свой вопрос! – строго сказал Салисов. – Редких животных на Темном озере не встречалось?

Вот он, роковой вопрос! Его Удалов ждал и боялся. А как его боялся Стендаль – подумать страшно! Удалов взял левее, к болоту.

– Был случай, – отозвался он. – Сам я не присутствовал. Но Ложкин рассказывал. Только вы не поверите.

– Погодите! – позвал сзади Собачко. Он вырвался из еловых объятий и прыгал через корни и ветви. – Вы признавайтесь, – попросил Собачко. – А наше дело – верить или не верить.

– Была одна, – сказал Удалов, останавливаясь и поджидая Салисова. – Крупного размера.

– Крупного?

– Метра два по крайней мере.

– Таких не бывает, – сказал Собачко.

– Наши мерили.

– И какая она? – крикнул Салисов. Он догнал спутников и тяжело дышал.

– Зеленая, тиной воняет, – сообщил Удалов.

– Говорящая?

– Сказок начитались? – рассмеялся Удалов. – Разве щуки бывают говорящие? Они даже в цирке молчат, ей-богу!

Удалов счастливо смеялся, а Салисов, высоко прыгая через корни, догнал его и как следует врезал ботинком по заду.

– За что?! – закричал Удалов.

– Тоже мне хохмач нашелся! – ответил Салисов. – Щука, говорит.

– А что я должен говорить? Дельфин, да? Акула? Кашалот? Что я должен говорить?

Сейчас бы самое время бежать от этих мерзавцев, но, вернее всего, они догонят и убьют. Сусанина ведь тоже убили.

Эта мысль Корнелия огорчила. Он как-то об этом не подумал. Знал о древнем подвиге, помнил памятник Сусанину в городе Костроме, но начисто забыл, что Сусанин сначала принял мученическую кончину, а уж потом его почтили как могли. Кто-то этому был свидетелем. Кто-то бежал за ним по лесной чаще, скрываясь за темными стволами. А потом доложил о подвиге в партизанском штабе. А то бы никто ничего не узнал о Сусанине. Думали бы, что тот честно отрабатывал свой предательский хлеб, да заблудился.