Путь к цели - Константин Стригунов

Гунн: сколько?

Егоров: один. Винтовка.

Гунн: понял.

Егоров: на счет три, ликвидировать.

Гунн: понял.

Встав, майор держал КПК и прикинул высоту наемника. Оказалось, он приблизительно такого же роста как и сам Егоров, поэтому командир пальцем указал точку на двери, куда нужно стрелять. Старшина Мамедов кивнул - "понял" - и отошел на пару шагов назад, установив автомат в одиночный режим. Движение на экране КПК привлекло внимание командира и он, жестом показал соблюдать предельную тишину, хотя, казалось, что их не смог бы услышать даже человек с исключительным слухом. Однако, боец за дверью неожиданно остановился, будто привлеченный чем-то, но постояв так недолго, вновь принялся выписывать привычный маршрут. Видя, как наемник подходит к двери, Егоров снова показал точку на двери.

Гунн: готов.

Егоров: три, два, один - огонь! Старшина плавно нажал курок и прозвучал еле слышимый "пуф". В двери образовалась аккуратная дырка, а за ней раздался звук падающего тела. Спрятав камеру, Егоров махнул напарнику рукой - "вперед!". Действовать нужно было решительно, но сохраняя свое преимущество внезапности и скрытности. Вдвоем, переключив автомат в режим огня очередью, они открыли дверь и бесшумно вошли внутрь коридора. Подняв ноктовизоры, бойцы увидели мертвого наемника с прострелянной головой. При сложенных прикладах, позволявших эффективней использовать автоматы в замкнутых пространствах, два спецназовца пошли дальше. Следом вышла команда Барса.

***

Ричард Коллинз, бывший сержант разведывательного подразделения морской пехоты США, чувствовал себя отвратительно. Впрочем, такое состояние у него сохранялось уже третью неделю, сразу после того случая, когда он забрел в область повышенного радиационного загрязнения. С тех пор все его существование превратилось в сущий ад и лишь его природная стойкость и воля не дали ему совершить то, что представлялось избавлением от страданий. Час назад в очередной раз его вырвало и жуткий спазм в животе был таким сильным, что он сам удивился собственной стойкости, потому как впервые не потерял сознание от боли. Недавно у него стали выпадать волосы, а цвет лица приобрел нездоровый бледный оттенок, подобно мертвецу. Правда сам Коллинз давно смирился со своей участью и даже если он и выберется отсюда, то жить ему останется недолго да и то, если попадет в хороши руки. Может в военно-морском госпитале в Норфолке, думал он. Вроде бы там есть толковые специалисты. Но как его туда доставят и что он скажет? Бродил по окрестностям Фукусимы? Коллинз усмехнулся и тут же его лицо исказила гримаса боли, а он согнулся в эмбриональной позе от сильного спазма в животе. Не светит ему Норфолк, признался Коллинз себе. В лучшем случае засунут в какую-нибудь военную базу под присмотр местного врача, которому доходчиво объяснят про избегание всяческих вопросов, в духе: "Где с вами могло такое произойти?". Ему просто поручат делать свою работу да помалкивать. А в один прекрасный день - Коллинзу непременно хотелось, чтобы это был солнечный день - когда к нему зайдут в изолированную от всех палату, то обнаружат его мертвым на больничной кушетке. Ему, как и любому человеку, не хотелось умирать, тем более вот так, словно собака, над которой провели некий чудовищный и неудачный эксперимент. Он твердо для себя решил, что не воспользуется своим пистолетом. Хоть ему пришлось в своей жизни повидать много смертей, эти кадры не превратили его в бесчувственное существо, напротив, он еще больше понял ценность жизни и ни за что не стал бы по своей воле с ней расставаться.

Тело Коллинза все ломало и боль стала неотъемлемой составляющей его существования. Порой ему казалось будто она была всегда с первого дня рождения и он чувствовал, как начинает привыкать к ней. В те счастливые минуты, когда страдания становились не такими сильными, бывший сержант однажды шутливо заметил своему напарнику Майклу, что боль оказалась куда верней, чем его бывшая жена. Во всяком случае, теперь она была его неразлучной спутницей. Сейчас он просто лежал на сложенной из подручных средств "кровати", напичкав себя целой кучей антирадиационных препаратов. Кроме боли его спутницей была и тишина, ведь к зараженному по очевидным причинам практически никто не заходил, за исключением тех раз, когда ему приносили еду или лекарства. Сейчас через закрытую дверь доносились только размеренные шаги часового или обрывки чьих-то разговоров, но в этот раз звук, который он услышан, не походил на остальные. Где-то неподалеку что-то тяжело упало и Коллинз насторожился. Проведя здесь немало времени, вся обстановка стала ему знакомой, как для дирижера, досконально знавшего собственный оркестр. Поэтому любой нетипичный звук был для него как фальшивя нота для музыканта. В одно мгновение у морпеха обострилось притупленное чувство опасности, он вновь в полной мере осознал где находился. Встать оказалось не просто, но приложив немалые усилия, Коллинз все же поднялся на ноги и с трудом сумел добрести до двери, чтобы прислушаться. Справа были слышны чьи-то тихие шаги, причем наймит совершенно точно определил в них принадлежность минимум двух человек. Но в этой части коридора был только один часовой, тогда почему там сейчас двое, да еще двигающихся так тихо? Первичное желание открыть дверь уступило осторожности, особенно когда шаги стали приближаться к его двери. Как бы не старались те, кто находился снаружи идти тихо, быть полностью бесшумными у них не получалось. И тут Коллинз в одно мгновение все понял: это спланированное нападение. Скорее инстинктивно, нежели полностью осознанно, наемник схватил дверную ручку и потянул ее на себя. Кто-то извне пару раз легко дернул дверь, но, видимо, решив, что он заперта бросил эту затею и пошел дальше. Теперь Коллинз нисколько не сомневался в своих выводах - на их базу произошло нападение неизвестного противника. Он, все еще продолжая держаться за дверную ручку, поднял с пола кусок толстой арматуры, найденной среди всякого строительного мусора и осторожно, без звона, вставил ее в ручку двери так, чтобы извне ее нельзя было открыть. Однако он давно не становился на ноги и непредвиденная трата энергии для его измученного организма ответила такой болью, что стерпеть ее стоя оказалось выше его сил. Поэтому, как только он отпустил ручку, наемник почувствовал потерю сил и резкий приступ, от которого Коллинз согнулся и медленно спустился на пол.

***

Пройдя уходящий вперед коридор, майор попытался открыть первую дверь справа. Изнутри ничего не было слышно, но когда он потянул за дверную ручку к своему удивлению заметил, что она не открывалась. Выламывать ее естественно никто не собирался и командир показал знак продолжать движение. Впереди все отчетливее слышалась явно нерусская речь, однако Егоров прекрасно знал на каком языке говорят те, кто укрывается здесь. Английский, но с явно нетипичным акцентом для жителей Великобритании или Австралии, выдавал в них американцев, как и считалось изначально. Егоров прислушался, но на сей раз ничего не разобрал. Ближе всего к следующей двери оказался Гунн. Он тут же присел на одно колено и "заглянул" за угол небольшим зеркалом с антибликовым покрытием. Отражаясь в нем, кабинет казался небольших размеров - приблизительно три на три метра, где разговаривало двое человек. Один из них сидел лицом ко входу, второй же был виден со спины. Оружие отсутствовало, но скорее всего, предположил Гунн, оно лежало на столе, возле которого восседали частники. Жестами Мамедов объяснил майору обстановку и тот ответил утвердительным жестом, но немедленно показал знак внимания. Разговор возобновился.

- ...рейд завершился успешно, показатели четкие, с низким коэффициентом рассеивания, - констатировал голос первого наймита, обращенного к проходу лицом.

- Чтоб они под землю провалились, со своими замерами! - резко ответил сидевший спиной второй наймит. - У Коллинза после того раза лучевая болезнь развилась и не факт, что он протянет долго. Хотя ему хорошо было известно, на что подписывался, - мрачно добавил он и тяжело вздохнул. - Ладно, скоро на выход. Тем более от последнего Выброса в здание появились трещины. Думаю, здесь становится слишком опасно. - Его напарник ничего не ответил. Тогда второй наклонился вперед и добавил: - Я уже просто не могу здесь дольше быть, это место... чёрт, оно сводит меня с ума, Майк, - признался наемник.

- Не только тебя одного.

Сидевший лицом к двери "серый гусь" встал. Поскольку расположение противника теперь было известно, Егоров положил руку на плечо Мамедова, означавшее "действуй". Гунн резко ворвался в открытый дверной проем и сделал несколько выстрелов в грудь высокого, подстриженного под "бокс" мужика, который даже не успел как следует удивиться и упал назад. Второй, сидя спиной к двери на ящике, заменявшем ему стул, получил свою порцию свинца следом и рухнул с прострелянной головой лицом вперед. Звон падающих гильз мог быть слышен, поэтому спецы не стали терять ни секунды времени. В кабинете больше никого не оказалось и Гунн показа знак "все чисто". Егоров немедля скомандовал идти дальше в направлении поворота. По ходу движения раздались чьи-то шаги, спешно идущего по направлению к грушникам. Егоров пальцем указал в строну, откуда исходил звук и Гунн дал знак, что понял. Из-за поворота вышел коллега трех мертвых наемников и теперь настала очередь отправить его вслед за ними.