Джентльмены и игроки - Джоанн Харрис

— Марлин, нам надо идти. Быстро. В парк.

— Почему в парк? — спросила она.

— Потому что он там, — ответил я, хватая пальто и накидывая его на плечи. — Вместе с Дианой Дерзи.

Пятница, 5 ноября

7.30 вечера

У меня будет свидание. Это так волнующе, правда? Причем впервые за долгие годы, несмотря на радужные надежды матери и оптимизм моего психоаналитика. Противоположный пол никогда меня не интересовал. Даже сейчас при одной мысли о них вспоминается крик Леона: «Какая гадость!» — и звук его падения.

Конечно, им я этого не рассказываю. Я кормлю их баснями о моем отце: о том, как он меня бил и как был жесток. Этого моему психоаналитику вполне хватает, теперь и я наполовину верю в эти россказни и забываю о Леоне, о том, как он прыгал через водосток, и его лицо, размывшееся до уютной сепии далекого прошлого.

Это не твоя вина. Сколько раз в те дни мне повторяли эти слова... Внутри все обледенело, меня терзали ночные кошмары, от горя и страха разоблачения все во мне окостенело; наверное, на какое-то время разум мой повредился — и мне осталось лишь с отчаянным пылом броситься в пучину преображений (с помощью моей матери), чтобы уничтожить малейшие следы Пиритса.

Конечно, теперь все это позади. Чувство вины, говорит мой психоаналитик, — это естественная реакция истинной жертвы. Я упорно работаю над искоренением вины и делаю большие успехи. Терапия работает превосходно. Естественно, я не собираюсь рассказывать ей об истинной природе своей терапии, но она, не сомневаюсь, согласится, что с комплексом вины в основном покончено.

Еще одно дело осталось до катарсиса.

Еще один взгляд в зеркало, перед тем как отправиться на свидание у костра.

Прекрасно выглядишь, Страз. Прекрасно выглядишь.

Пятница, 5 ноября

8.15 вечера

Обычно от моего дома до муниципального парка пятнадцать минут ходьбы. Нам же хватило пяти, невидимый палец торопил меня. Туман сгустился, плотная корона окружала луну, и фейерверки, время от времени взлетавшие над нами, освещали небо, будто зарницы.

— Который час?

— Семь тридцать. Большой костер вот-вот разожгут.

Я заторопился, обходя стороной компанию маленьких детей, тащивших тележку, в которой сидело очередное чучело Гая.

— Дайте фунт, мистер!

В мое время просили пенни. Мы с Марлин прибавили шагу, пробираясь сквозь ночь, пропитанную дымом и бенгальскими огнями. Волшебная ночь, яркая, как ночи моего детства, пахнущая осенней листвой.

— Сомневаюсь, что нам надо вмешиваться. — Марлин, как всегда, щепетильна. — Может, этим следует заняться полиции?

— Вы думаете, они нас послушают?

— Может, и нет. Но я все же считаю...

— Послушайте, Марлин. Я просто хочу увидеть его. Поговорить с ним. И если я прав и Пиритс — это Кин...

— Не могу в это поверить.

— Но если это так, то мисс Дерзи может угрожать опасность.

— Если это так, то опасность может угрожать и вам, старый дурень.

— Верно...

Я как-то об этом не подумал.

— У ворот будет полиция, — рассудительно сказала Марлин. — Я тихо переговорю с дежурным, а вы попробуете найти Диану. — Она улыбнулась. — И если вы ошибаетесь, а я в этом уверена, мы все вместе отметим Ночь костров.

И мы поспешили вперед.

Зарево мы увидели с дороги, еще не дойдя до ворот парка. Толпа уже собралась, и у каждого входа проверяли билеты, аза воротами народу было еще больше — тысячи людей, ощетинившаяся масса голов и лиц.

За ними уже горел костер, скоро эта башня пламени достанет до неба. На полпути к куче дров в полуразвалившемся кресле сидел очередной Гай, казавшийся главным на этой сцене, вроде Князя Беспорядков[52].

— Вы их здесь не найдете. — Марлин оглядела толпу. — Слишком темно, и посмотрите, сколько народу...

Действительно, я не думал, что соберется столько людей. В основном семьи, мужчины с детьми на плечах, подростки с жуткими антеннами размахивают светящимися палочками и жуют сахарную вату. За большим костром — площадка с аттракционами: игровые автоматы, вертушки и тиры, «Уточки на удочку» и башня страха, карусели и чертово колесо.

— Я найду их, — сказал я. — А вы делайте свое дело.

На другой стороне поляны, почти невидимой из-за стелющегося тумана, вот-вот должен начаться фейерверк. Площадку плотным кольцом окружают дети; трава под ногами смешана с грязью. В воздухе коктейль из шума толпы и музыки аттракционов, позади нас бушует красный пандемониум огня — взлетают языки пламени и один за другим взрываются штабеля соломенных тюфяков.

И вот началось. Внезапно прокатились аплодисменты, и завопила толпа, когда двойная порция ракет расцвела и взорвалась, осветив туман смазанными вспышками синего и красного. Я двинулся вперед, разглядывая освещенные неоном лица, ноги увязали в грязи, горло першило от пороха и предчувствий. Сюрреалистическая картина: небо в пламени, люди в свете костра походят на демонов Возрождения, с рогами и копытами.

Где-то среди них Кин. Но даже эта уверенность стала таять, а на смену ей пришло незнакомое сомнение в себе. Я вспомнил, как преследовал «солнышек» и старые ноги меня не слушались, когда гогочущие мальчишки лезли через забор. Я вспоминал Пули и его друзей, свой обморок в Нижнем коридоре у кабинета Главного, слова Пэта Слоуна: «Вы начинаете отставать» — и юного Бивенса, теперь уже не такого юного, надо полагать, и несильное, но настойчивое давление невидимого пальца. Мне шестьдесят пять, сказал я себе, сколько я смогу притворяться? «Сотня» казалась далекой, как никогда, и за ней виделась лишь темнота.

Через десять минут я понял, что это безнадежно. Проще вычерпать ванну ложкой, чем найти кого-то в этом хаосе. Краем глаза я все еще видел Марлин, ярдах в ста от меня, она с серьезным видом разговаривала с молодым замученным полицейским.

Всеобщий костер — трудное время для местной полиции. Драки, несчастные случаи, кражи — обычное дело: под покровом темноты и праздничной толпы все становится возможным. И все же Марлин делала, что могла. Я видел, как озадаченный полицейский говорит по рации, затем толпа скрыла обоих из виду.

Я начал как-то странно себя чувствовать. Возможно, из-за огня, или запоздало дошел глинтвейн. Так или иначе, но было приятно ненадолго выйти из жары. У деревьев прохладнее и темнее, не так шумно, и невидимый палец угомонился, оставив мне на прощание небольшую одышку, но в основном мне полегчало.

Туман спустился ниже, при свете костров он выглядел странно, будто внутри китайского фонарика. В этом свете почти каждый молодой человек казался мне Кином. Но каждый раз я ошибался — незнакомец с резкими чертами лица и темной бородкой удивленно смотрел на меня и отворачивался к своей жене (подруге, ребенку). И все же я был уверен, что он здесь. Возможно, подсказывала интуиция — интуиция человека, который тридцать три года проверял, не подложена ли на дверь мучная бомба и не появились ли граффити на партах. Он где-то здесь, я это чувствовал.

Прошло полчаса, и фейерверк почти закончился. Самое красивое придерживали к концу — россыпи ракет, фонтаны, крутящиеся колеса, которые превращали густой туман в звездную ночь. Опустился занавес из сверкающих огней, и на какое-то время я, почти ослепнув, пробирался на ощупь сквозь толпу. Болела правая нога, и правый бок пронзило сверху донизу, словно там что-то раскрылось, мягко выпуская содержимое, как распоровшийся шов на старом игрушечном медвежонке.

И вдруг в этом апокалиптическом сиянии я увидел мисс Дерзи: она стояла одна, поодаль от толпы. Сначала я решил, что ошибся, но потом она повернулась — лицо, полускрытое красным беретом, освещалось яркими отблесками синего и зеленого.

На миг ее образ пробудил какое-то важное воспоминание, ощущение страшной опасности, и я побежал к ней, а ноги скользили по мыльной глине.

— Мисс Дерзи! Где Кин?

На ней — аккуратное красное пальто, под цвет берета; темные волосы заправлены за уши. Она загадочно улыбнулась, когда я, задыхаясь, добежал до нее.

— Кин? Ему пришлось уйти.

Пятница, 5 ноября

8.45 вечера

Должен признаться, это поставило меня в тупик. Я был уверен, что Кин с ней, и теперь тупо уставился на нее, на мерцание цветных теней на ее лице, и слушал в темноте, как бьется мое старое сердце.

— Что-нибудь не так?

— Нет, — ответил я. — Просто старый дурак решил поиграть в детектива, вот и все.

Она улыбнулась.

В небе и вокруг меня вспыхнули последние ракеты, на сей раз зеленые, как тропические леса, — приятный цвет, придающий что-то марсианское лицам, обращенным вверх. Синий меня слегка нервировал, как синие огни «скорой» помощи, а красный...