Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга вторая. - Геннадий Борисович Марченко

class="p1">И улыбнулся своей шутке. Кузьмин внимательно на меня посмотрел, словно бы пытаясь понять, стебусь я так или впрямь дурак. Хмыкнул:

— Вот даже как? Ну-ну.

Снова кивнул подельнику, тот как ни в чём ни бывало убрал деньги обратно в портфель. Проследив за этими действиями, я подавил внутренний вздох и перевёл взгляд на Кузьмина.

— Итак, вы готовы прямо сейчас вверить меня в свои руки?

Я всё же видел, что этому загадочному человеку, хотевшему казаться этаким питерским снобом, слегка не по себе, пусть даже он пытался сохранить на лице непроницаемое выражение.

— Для того я и здесь, — сказал Геннадий Матвеевич. — Что нужно делать?

— Для начала раздеться до пояса и лечь вот на этот диван. А вашего… хм… товарища я попрошу пока прогуляться.

Он молча повернул голову в сторону Алексея, тот глянул на меня с подозрением, однако ничего не сказал, взял портфель и вышел из комнаты. Только после этого Кузьмин снял пиджак и рубашку… И моему изумлённому взору открылся целый «иконостас». То есть где-то в глубине души я был готов к чему-то подобному, но не ожидал. Что это будет столь впечатляюще.

С левой стороны груди питерского пахана (теперь уже, наверное, можно его так называть) на меня смотрел… Сталин. Портрет был набит давно, наверняка ещё при жизни генералиссимуса. Я читал где-то, что набивали возле сердца Сталина специально, мол, у палача не поднимется рука выстрелить в портрет вождя. Так ведь стреляли-то в затылок, а не в сердце. На правой стороне заросшей седоватым волосом грудной клетки красовался портрет Ленина, и вместо нимба над лысой головой вождя мирового пролетариата темнели буквы ВОР[3]. А между двумя советскими вождями была изображена Мадонна с прильнувшим к груди младенцем. Плечи воровского авторитета украшали витые эполеты.

Вот тебе и волк в овечьей шкуре… Хотя о чём-то подобном я догадывался.

— Что, удивлены? — хмыкнул Геннадий Матвеевич.

— Да уж, — только и нашёлся что сказать я. — Ложитесь на диван, на спину.

Кузьмин беспрекословно выполнил команду, положив голову на заранее подложенную мной подушку, я подвинул стул и сел рядом.

Пропальпировав для очистки совести увеличенные лимфоузлы, я попросил пациента закрыть глаза, дышать ровно и постараться полностью отрешиться от окружающего мира.

— Не так-то это легко, — пробурчал Кузьмин, всё же закрывая глаза. — Но ради такого дела попробую.

— Да уж попробуйте, — улыбнулся я, хотя моей улыбки он уже не видел. — Скорее всего там, куда я приложу ладонь, почувствуете тепло. Это обычное дело при такого рода процедурах, постарайтесь не обращать внимания. Готовы?

— Готов, — просипел пациент.

— Что ж, приступим.

Всё-таки я волновался, и ещё как, поскольку прежде, обретя ДАР, никогда его не применял в столь сложных случаях. Хотя чёрт (вернее, архангел) его знает, возможно, тот давний эпизод с Паршиным и его менингитом стоял где-то рядом. Да и общее омоложение организма для мамы и позже для Гришина также дались мне нелегко. А с тех пор мой «скилл» явно подрос, надеюсь, его уровня хватит для решения проблемы воровского пахана.

Для начала я всё же просканировал состояние поражённых органов. Картина вырисовывалась безрадостная, но я чего-то такого и ожидал. Работы предстояло много. Правда, работать придётся не мне, а моим волшебным «паутинкам», но энергия-то затрачиваться на это будет моя. Сейчас я если и не переполнен ею, всё ж таки к вечеру немного подустал после не самого простого рабочего дня, но чувствовал, что её всё же может хватить на выполнение поставленной задачи. В противном случае я бы сразу предложил гостям отправиться восвояси либо заехать через день-другой.

Начал с удаления метастаз. Расползлись они не сказать, что прилично, но всё же опухоль протянула свои щупальца в печень, рёбра и даже тазовые кости. Уничтожить каждую «живительным огнём» моих «паутинок» стоило немалого труда. И когда наконец с ними было покончено, я чувствовал себя уж точно наполовину опустошённым. А ведь ещё предстояло самое главное – разобраться с самой опухолью.

— Как себя чувствуете? — тихо спрашиваю пациента.

На несколько секунд открываю глаза, но ладонь с груди Геннадия Матвеевича не убираю. Мне кажется, что если разорву тактильный контакт, то браслет придётся активировать снова, что может вызвать дополнительные затраты драгоценной энергии.

— Не понял пока, вроде так же, хотя тепло да, чувствую, — после заминки просипел авторитет.

— Сразу и не поймёте, — заверил его я, — только спустя какое-то время. Половина дела сделана, продолжайте лежать спокойно, не открывая глаз.

Ну-с, приступим, помолясь… Рафаил, ты как там, внимаешь моим молитвам? Надеюсь, что да, и помогаешь, чем можешь.

Снова сосредотачиваюсь, пуская в ход моих верных бойцов, которые, немного извиваясь и играя всеми цветами радуги, оплетают злокачественную опухоль в верхней доле правого лёгкого. А она, собака такая, сопротивляется, словно живая, не желая «усыхать» под воздействием потока моей целительной энергии.

Да она и есть живая, это те же эпителиальные клетки организма, по какой-то причине мутировавшие и начинающие пожирать соседние здоровые клетки. И они не подвержены апоптозу — запрограммированной клеточной смерти. Уничтожить их можно только радиацией, химией или скальпелем, вырезав очаг с корнем. Проблема только в том, что если опухоль дала обширные метастазы – то бой практически проигран. Но с метастазами я вроде бы разобрался, а вот эпицентр онкологического заболевания ни в какую не желает сдаваться.

Но и я упорный малый. Буду добивать эту нечисть, пока во мне окончательно не иссякнет моя «ци». А потому стиснул зубы и продолжил мысленно управлять своими верными «паутинками», оплётшими проклятую опухоль, будто осьминог щупальцами добычу. Я чувствовал, что иссякаю, как бассейн, в котором одновременно открыли все сливы. Охо-хо, только бы не отключиться раньше времени.

Паутинки вы мои, паутиночки, мысленно напеваю я на мотив некогда популярной песенки. Давайте, родненькие, не подведите! И они не подвели… Правда, в тот момент, когда я услышал внутренний звоночек, напоминавший треньканье сигнализировавшего о готовности хлебцов тостера, я потерял сознание.

Очнулся от того, что кто-то протирал моё лицо влажной тряпкой. Открыв глаза, увидел над собой лицо Кузьмина.

— Живой, — констатировал он.

За его спиной я увидел Алексея, который при словах всё ещё полураздетого босса ничем не выразил своих эмоций. А тот отдал ему моё кухонное полотенце, которым обтирал мне лицо, и мотнул головой:

— Ну и напугал ты меня, парень, когда в обморок грохнулся. Ничего, что я на «ты»?.. Я-то начала услышал,