Незнакомка. Снег на вершинах любви - Барбара Картленд

— Куда это ты смотришь? — сказала Элли с кровати, где сидела, подшивая юбку.

Люси отпустила краешек занавески.

— Не на Роя, надеюсь, — добавила Элли.

— Да просто так, ни на что в особенности, — холодно ответила Люси.

— Потому что можешь не тратить на него времени, — сказала Элли, перекусывая нитку. — Знаешь, на кого он заглядывается?

— На кого?

— На Обезьянку Литтлфилд.

Неожиданно для Люси сердце ее сжалось.

— Роя сейчас интересует только с-е-к-с. Ну, и он себе выбрал правильную девочку, просто на все сто.

— Кого?

— Литтлфилд.

— Он что, гуляет с ней?

— Еще не знает, стоит ли снизойти. А может, только притворяется. Он мне говорит: «Она что, совсем ребенок, или у нее голова уже варит? Мне не хочется даром терять время». Я говорю: «Не беспокойся, Рой. Она не ребенок». А он мне: «Что ты имеешь в виду?» А я ему: «Знаю я, почему она тебе нравится, Рой». А он возьми да и покрасней. Ясное дело, про нее все и все знают, а Рой делает вид, будто только сегодня родился.

Тут уж Люси постаралась показать, что кто-кто, а она в курсе дела.

Элли продолжала:

— Я и говорю ему: «Уж ее-то любят не за то, какой она там человек». А он мне: «Ну вот об этом я и спрашивал тебя, Элли, что она за человек». — «А ты лучше Билла Эллиота спроси про нее, Рой, если еще не спрашивал». А он мне: «А я и не знал, что она с ним гуляла». — «Было, да сплыло, Рой. Но теперь даже он ее ни капельки не уважает. Остальное пусть тебе подскажет воображение». А он знаешь что мне сказал? «Иди играй со своими малявками, Элли». Он рассказывает моему отцу все свои армейские подвиги по части секса, и папка ему разрешает. Знаешь, над чем они хохочут там, внизу? И как ты думаешь, что их веселит?

— Секс?

— Он только об этом и думает. Я имею в виду Роя, — добавила Элли.

Апрель начался удивительно жаркой, совсем летней неделей, которая пронеслась над всем Средним Западом и почти за одну ночь заставила расцвести форзицию в саду Сауэрби. Однажды Люси подошла к окну и увидела, что Рой стягивает рубашку через голову. И хотя Люси тут же повернулась к Элли, перерывавшей ящик в поисках шорт для Люси, его гладкое, округлое тело, перегнувшееся через открытый верх машины, стояло у нее перед глазами до самого вечера.

А перед маем Рой обзавелся фотоаппаратом и стал скупать фотожурналы. Тогда-то он и заявился к Элинор и сказал, что ему нужно сделать несколько черно-белых этюдов на природе. Ему нужна девушка — позировать под деревом, которое он уже выбрал. Для этого может сойти и Элли.

Элли вспыхнула; у нее были темные блестящие волосы и карие глаза, которые временами становились дымчатыми. Когда она не сердилась, то казалась Люси не только самой хорошенькой, но и самой воспитанной и умной девушкой. Ей можно было дать девятнадцать или даже все двадцать, и она это прекрасно знала.

— Слышь, Рой, — сказала она, съезжая на южный говор, — чего бы тебе не позвать Обезьянку Литтлфилд? Для тебя она может согласиться сниматься и полуголой, не хуже Джейн Рассел, твоей любимой артистки.

— Слушай, — ответил он, скорчив гримасу, — я даже толком не знаком с этой Литтлфилд. И в жизни не видел кино с Джейн Рассел, ей-ей.

— Так я тебе и поверила. У вас в армии все стенки были обклеены ее карточками, а в кино ты ее не видел.

— Слушай, Элли, ты что, Скарлетт О’Хара из «Унесенных ветром»? Мне нужно сделать этюд. Так что отвечай: да или нет. Я не намерен торчать тут весь день.

Элли ответила, что подумает, а потом все же поднялась к себе и переоделась в новое белое платье, попутно рассказывая Люси, какие письма писал Рой из армии тете Элис. Сплошь об одном с-е-к-с-е. И это родителям!

Они поехали к реке. Люси отправилась «прокатиться с ними». Так сформулировал Рой свое предложение, когда она заявила, что, пожалуй, пойдет домой: «Можете прокатиться с нами, если охота. Я ведь денег не спрашиваю»; разговаривая с ней, он не переставал накачивать недавно купленным маленьким насосом передние шины, которые, по его мнению, немного спустили.

Свою модель (а она была именно моделью, и он надеялся, Элли понимает, что это значит) Рой поставил под большим дубом возле старой пристани. Элли казалось, что она лучше выйдет в профиль, и она порывалась глядеть на Уиннисоу, но Рой хотел, чтобы она смотрела вверх, на дерево. Через каждые несколько кадров он подбегал к ней и оттягивал какую-нибудь ветку, чтобы тени падали в нужные места.

Когда они уже собирались ехать домой, Элли спросила:

— А почему ты не сфотографировал мою подругу?

Он тяжело вздохнул.

— Ну ладно. Один кадр, уж так и быть!

Рой повернулся и поискал Люси глазами.

— Ну, где она? Я не собираюсь торчать тут весь день.

Элли показала на берег, где из воды выступали старые, почерневшие сваи.

— Эй! — позвал Рой. — Хочешь сняться? Если хочешь, давай поскорей, а то уже пора уходить.

Люси взглянула в его сторону.

— Нет, — сказала она.

— Люси, иди же сюда! — позвала Элинор. — Рою нужна фотография с блондинкой.

Рой постучал пальцем по лбу.

— Откуда ты это взяла? — спросил он.

— Ты ей нравишься, — шепнула Элли.

— В самом деле? Откуда ты знаешь, Элинор?

Люси встала под деревом по стойке смирно, и Рой сделал снимок: один. Люси заметила, что он впервые не сверился с экспонометром.

Отпечатав снимки, Рой показал ей фотографию. Она уже уходила домой, когда он побежал вслед за ней по садовой дорожке.

— Эй!

Она не смогла сдержаться и обернулась. Он трусил по дорожке, переваливаясь и загребая ногами.

— Вот, — сказал он. — Хочешь?

И едва она взяла снимок из его рук, добавил:

— А то ведь я собирался выбросить. Не слишком здорово.

Свирепо поглядев на него, она сказала:

— Ты с кем говоришь, ты! — швырнула ему фотографию и в гневе зашагала домой.

Вечером он заявился в Молочный Бар Дэйла, где Люси работала с семи до десяти по понедельникам, вторникам и средам, а по пятницам и субботам — до половины двенадцатого, и нарочно сел так, чтобы ей пришлось взять его заказ: жареный сыр с беконом и томатами.

Люси положила перед ним сандвич, Рой сказал:

— Очень неудачно получилось сегодня. — Он откусил кусок. — Ты уж извини.

Она круто повернулась и пошла по своим делам.

Когда, в конце концов, ей все же пришлось вновь подойти к нему и спросить, не хочет ли он чего-нибудь еще, он снова извинился, на этот раз очень искренне и ничего при этом не жевал.

— Платите в кассу, — ответила она, протягивая счет.

— Я знаю.

Но она-то присмотрелась к нему за эти месяцы — он был всегда до того занят своей персоной, что оставлял деньги на стойке.

— Только вы никогда этого не делаете, — сказала она резко и пошла прочь, чувствуя, что на этот раз была не права.

Ну и конечно же, он пошел за ней прямо за стойку. И улыбка у него была от уха до уха.

— Чего не делаю?

— Платите в кассу, пожалуйста.

— Когда вы кончаете работать?

— Никогда.

— Послушайте, я правда извиняюсь. Я хотел сказать, что снимок получился неудачно с технической точки зрения.

— Заплатите в кассу, пожалуйста.

— Послушайте. Но я же действительно извиняюсь. Послушайте… Я же не вру, — добавил Рой, когда она не ответила. — Да и с чего бы я стал врать? — возразил он, поддергивая брюки.

После закрытия он ждал ее у бара в машине. Только очень ей нужно, чтобы ее подвозили. Люси сделала вид, что не замечает его.

— Эй! — сказал он, и машина медленно двинулась следом за ней. — Я просто хочу сказать тебе любезность.

Она повернула с Бродвея на Франклин-стрит, машина за ней.

Проехав в молчании квартал, он сказал:

— Ну серьезно, что тут плохого, если я хочу оказать тебе любезность…

— Послушай, ты! — сказала она; сердце у нее билось, словно с ней только что произошло страшное несчастье. — Послушай, ты, — повторила она опять, — оставь меня в покое! — И тут-то он к ней и прилип.

Он сделал сотни ее фотографий. Как-то раз они чуть не целый день ездили по окрестностям на его «гудзоне» — все искали подходящий фон. Ему хотелось найти мрачный амбар с провалившейся крышей, а им попадались только огромные, свежепокрашенные сараи. Однажды он сфотографировал ее на фоне белой школьной стены при ярком свете полдня, так что челка смотрелась соломенно-белой, голубые глаза казались глазами статуи, а серьезное лицо словно изваянным из камня. Он назвал фотографию «Ангел».

После этого он начал целую серию этюдов ее головы, озаглавив серию «Явления ангела». Сперва он то и дело говорил, чтобы она не хмурилась, не таращилась, не морщила лоб, не повторяла каждую минуту: «Это же смешно!», но вскоре Люси стала меньше стесняться, и он перестал делать ей замечания. Он чуть не каждый день говорил ей, что у нее просто фантастические «планы лица», и вообще она куда лучшая модель, чем Элли, которая все делает напоказ, а за душой у нее ничего нет. Он заявил, что таких, как Элли, хоть пруд пруди в любом журнале. А в ее лице есть что-то свое, неповторимое. В полчетвертого он встречал ее у школы, и они отравлялись в очередную фотографическую экспедицию. А вечером он поджидал ее в машине у Молочного Бара, чтобы отвезти домой. Во всяком случае, первую неделю так оно и было.