Карать карателей. Хроники Русской весны - Егор Холмогоров

Впрочем, все как обычно. Басаевские террористы и убийцы беременных женщин — «борцы за свободу». А вот «борцы за свободу» в Палестине? Нет, это совсем другое дело! Это террористы и опасные убийцы, вдохновленные радикальным исламом.

Но вот в Сирии террористы и убийцы, вдохновленные радикальным исламом. Нет, это совсем другое дело. Это борцы за свободу против кровавого диктатора Асада. А вот там, через границу, в Ираке родные братья этих борцов за свободу — группировка ИГИЛ, распинает христиан на крестах — нет, вот эти террористы, нам так сказали в офисе. А уж русские повстанцы, которые никого не распинают и убивают только нацгвардейцев в черной форме — они хуже всех.

Впрочем, обсуждать эту рукопожатную логику было бы скучно в сотый уже раз, если бы не тот факт, что не менее десятка моих знакомых не интерпретировали бы чревовещания Колесникова как слова из уст самого монарха. В королевские шуты устраиваются не для того, чтобы говорить царям правду, а для того, чтобы, прикрываясь царским именем, удобней было лгать.

У меня есть ощущение, что те, кто продиктовал Украине стратегию террора против мирного населения, хотят, чтобы национальной идеей русского народа на ближайшие 20–50 лет стало полное прекращение существования Украины как государства. Полное. Абсолютное. До материка.

Украина, конечно, погибнет, но от остальных мировых проблем русские надолго отвлекутся, сосредоточившись на мести.

Иначе невозможно понять эту тактику провоцирования одновременно ненависти и отвращения к убийцам без всякой чести, сведение у большей части граждан России, следящих за событиями на Украине, всего многообразия эмоций к одному чувству — холодной ненависти и желанию отомстить за всех подло и бессмысленно убитых.

Это чувство мести лишь подхлестывается чувством вины. Мы подняли огромное количество людей на восстание, подстрекали его, обещали российскую помощь со дня на день. Русские не пришли. Охранители издевательски ухмыляются в усы: «Никто ничего и не обещал», хотя отлично знают, что обещали.

Зато пришли каратели и начали убивать. Причем убивать не лицом к лицу, а при помощи артобстрелов по навесной траектории, где артиллерист не видит результатов своей работы и спит ночами спокойно.

Не так давно я общался с беженками из Луганска. Одну из них я знаю по «Твиттеру» еще с апреля, когда восстание только начиналось. Я поил их жасминовым чаем с пастилой. А они рассказывали про воду, которой нет, и счастлив тот, кто успел до удара по водопроводу набрать ее во все тазики и пятилитровые бутыли.

Рассказывали про ополченца, который отправил семью в Россию через Изварино, но по дороге автобус был обстрелян, и он нашел вместо своих лишь обгорелое мясо и выгорел изнутри. Еще много чего рассказывали, в том числе и такого, что не для печати.

Я слушал все это, мрачнел, если это еще возможно, и задавался только одним вопросом: решился бы я призывать людей к восстанию и сопротивлению, если бы точно знал, что Россия так и останется в стороне, а на их головы обрушатся тонны раскаленной смерти?

И понимал, что, конечно, предвидение такой катастрофы меня бы, да и многих других, полностью бы парализовало. Потому что одно дело — звать людей на восстание и подвиг, а другое — на самоубийство.

Мы уже виноваты перед Донбассом. Всей Россией виноваты. Если мы исправимся, то и то до конца не вычерпаем своей вины. Только уменьшим. Если будем продолжать бубнежку про «никто никому ничего не обещал, главное — не Третья мировая, сам иди и воюй, все нормально, без паники, все схвачено», то нас там возненавидят.

И я вполне эту ненависть пойму, даже если ненавидеть будут меня лично, хоть я все эти месяцы боролся за одно: чтобы Россия вмешивалась, вмешивалась активно и действовала на опережение, собирая на свою голову массу обвинений в экстремизме, проклятий и маленьких «санкций» со стороны рукопожатной и кабинетовхожей общественности.

Проблема, с которой столкнулись в Донбассе Россия, ополченцы и, что ужасней всего, мирные люди, называется опережающая эскалация насилия со стороны Украины.

В апреле небольшие группы плохо вооруженных восставших захватили административные здания и потребовали переговоров. В ответ вместо переговоров началась «антитеррористическая операция» с применением вооруженных сил и карателей из Нацгвардии, а мирные протесты закончились сожжением 46 мучеников в Одессе.

В мае-июне Стрелков развернул в Славянске полноценную диверсионную маневренную войну против карателей. Ответом стали массированные бомбардировки жилых кварталов, больниц, инфраструктуры по всему фронту. Вместо войны «армия против армии» Украина выбрала вариант войны «армия против народа». Уничтожение мирного населения стало краеугольным камнем украинской стратегии.

Расчет прост: запуганная санкциями Россия не помогает, ополчение слабо и достаточного количества тяжелого оружия не имеет, его главная сила — в поддержке местного населения.

Массово убивая местное население и делая его жизнь невыносимой при неспособности ополчения его защитить (не было артиллерии, чтобы вести контрбатарейную борьбу, ПВО была слишком слаба, чтобы отражать бомбовые удары), вызвать ненависть к ополчению и создать моральный распад среди восставших республик.

В июле ополчение добыло какое-то количество тяжелого вооружения, усилило ПВО (несмотря на попытку блокировать это усиление провокацией с «Боингом», оплакиваемые Колесниковым дети и старики были принесены в жертву именно попыткам лишить повстанцев ПВО), весьма грамотно зажало авантюристически брошенные на отсечение от границы части на юге Луганской и Донецкой областей и начало их ликвидацию.

Но на это последовала новая эскалация. Украинская армия начала воевать уже по худшим рецептам Второй мировой: с одной стороны — террористические артобстрелы крупных городов по площадям и вообще без комплексов относительно военных потерь, а с другой — массированные танковые удары, нацеленные на отсечение Донецка от той самой границы, связь с которой вроде бы только что восстановлена.

Поскольку руководят этими операциями американские генералы, то потери среди туземцев их совершенно не волнуют, а потому они наступают как в дурных перестроечных статьях про Жукова — прокладывают пехотой коридоры в минных полях, жгут танки, не считая и прекрасно осознавая, что при массировании ударов искомый результат будет достигнут раньше, чем последствия такой варварской модели ведения войны начнут сказываться на внутреннем фронте.

Наши диванно-пропагандистские стратеги строят свои самоуспокоительные заявления на том, что Украина просто рухнет, не выдержав напряжения, огромных потерь, потоков гробов, экономической и политической нестабильности. Что им удастся взять Киев измором. В рамках большой стратегии это справедливо. Войны на измор, если ее противником будут не изолированные республики Донбасса, а республики, опирающиеся на Россию, Украина не выдержит.

Но именно поэтому, не считаясь с потерями и переходя к предельной эскалации насилия и массовым убийствам мирного населения, Украина стремится найти оперативное решение проблемы. То есть одержать военную победу до того, как сама свалится в катастрофу.

И пока нет никакой гарантии, что она эту победу не одержит. Германия тоже была обречена проиграть Англии и Франции войну на измор, а потому в 1939–1940 гг. союзники особенно не чесались, но потом Германия блицкригом вырубила Францию, поставила под контроль всю материковую Европу, и Англия войну, конечно, проиграла бы, если бы в 1941-м Гитлеру не хватило «ума» стать врагом одновременно СССР и США. Рассчитывать на стратегическую победу в войне на измор возможно, только если вы можете гарантировать себя от оперативного сокрушения.

Ополчение, каким бы отважным оно ни было, и специалисты по маневренной диверсионной войне не могут ничего сделать против танковых клиньев. Это не говоря уж о том, что ополчение — это довольно разные люди.

Одни готовы сражаться до последнего. Другие записались мирно стоять на блокпостах, совершенно не рассчитывая на то, что по ним будет открыт минометный и артиллерийский огонь и, тем более, поедут танки.

Между тем блокирование украинскими силами Дебальцево — самый серьезный кризис последнего времени, угрожающий отсечением и окружением Донецка — по моей информации, связано именно с тем, что часть ополченцев просто ушла с позиций, не выдержав первогоже бронированного натиска. Причем обвинять их в трусости невозможно — речь идет о неизбежных и стопроцентно предсказуемых издержках при ведении войны иррегулярными, несплоченными, собранными из гражданских частями.

Нет ни сплоченности, ни чувства плеча (никогда не задумывались, зачем нужна строевая подготовка?), нет умения разрывать с локальным сознанием «свою хату защищаю, а до чужой дела нет», нет полноценной общевойсковой подготовки бойцов и командиров, нет сплошного фронта и прочно контролируемого тыла. Есть отвага и ненависть, но этого достаточно в партизанской войне, однако слишком мало для старомодной войны по рецептам Гудериана и Жукова.