Дикарка для волка (СИ) - Вечер Ляна

В чёрной бездне глаз вожака мелькнули хищные золотые искры, и мои дрожащие губы накрыл глубокий, жёсткий поцелуй. Михей умел целовать так, чтобы до живота пробрало — каждый толчок его языка во рту отзывался сладким спазмом между моих ног. Латиносу всё равно, где целовать жену — он везде делает это потрясающе... Поглаживая мои отвердевшие соски подушечками пальцев, спустился ниже, и я сама развела ноги. Заёрзала бёдрами от нетерпения, потому что хорошо знала, как сейчас будет сладко и горячо.

Михей зубами расправился с уцелевшим низом платья, рыкнул и, отодвинув кружевную полоску трусиков, жадно впился губами во влажную горячую плоть. Я выгнулась в крепких руках мужа, по привычке стараясь вести себя тише — не разбудить никого в доме стонами, которые так и царапали горло, рвались на волю.

Кажется, не могла пошевелиться, вдохнуть не могла — застыла дугой, рефлекторно вздрагивая от ярких острых ощущений — от частых ударов кончика языка по чувствительному клитору, жестких губ, сжимавших его до мучительно-сладкой боли, так что бёдра сами тянулись сомкнуться.

У моего мужчины всё большое, а я не очень — вся. Закусив губу, запустила пальцы в жёсткие чёрные волосы, притягивая его к себе ближе, теснее, глубже. Михей никогда не останавливался на одном оргазме, когда трахал меня ртом — и это не было нежной любовью. Трах — развратный и жёсткий, заставляющий чувствовать себя самкой в лапах озабоченного хищника.

— Сладкая девочка, вкусная… — хриплый голос моего вожака, и к языку присоединились пальцы.

Правильными, твёрдыми движениями он отправлял меня в точку невозврата. До мутной головы, наконец, дошёл стук колёс поезда, и я сообразила, что сдерживаться не надо. Контроль над эмоциями отправлен к чертям — я закричала, не то пытаясь вырваться из рук латиноса, не то прижаться сильнее, кончая ему в рот.

Ещё вздрагивала от афтершоков, когда Михей привёл меня в вертикальное положение и прижался губами к моему лбу. Обожала этот момент. Голая, разгорячённая, расслабленная я и полуобнажённый зверь. Кажется, нитки на его штанах трещали, пока я дрожащими непослушными пальцами пыталась справиться с пуговицей и молнией — от этого соргазмировала фантазия.

Из моей груди вырвался сдавленный стон, когда крепкий член с капелькой смазки на конце выскользнул из брюк латиноса мне в ладонь. Сжала каменный ствол в кулаке, глядя в затуманенные желанием чёрные глаза мужа, облизала пересохшие губы. Михей устроился между моих широко разведённых бёдер и дюйм за дюймом насадил на себя.

Латинос аккуратничал, а я с ума сходила от вкусного момента, растянутого на осторожные рывки — заботливый мой. Откинувшись назад, упёрлась ладошками в столешницу и сжала мышцами его внутри себя, расслабилась и снова обняла плотью член. Я успела выучить, что нравится моему вожаку. Эффект от этого нехитрого приёма обычно не заставлял себя ждать — в этот раз тоже. Михей только и успел, что обхватить меня за талию, прижать к себе крепче и застонал, выталкивая громкий рык, сквозь сомкнутые зубы.

— Ч-чёрт возьми… — выдохнул мне в шею, в метку. — Р-рокси…

— Чего? — я хихикнула.

— Да как пацан же… — кусал моё плечо. — Хорошо хоть не в штаны.

Мы оба знали, что остановиться уже не выйдет. Секс длиною в дорогу — отличный вариант.

Если меня как главную самку стаи спросят, что такое счастье, я отвечу не задумываясь: днём счастье — быть женой, матерью «за мужем», за бешенным латиносом, готовым в любом состоянии разорвать глотки врагам за меня и наших детей, а ночью чувствовать себя в его лапах развратной, грязной, до чёртиков желанной и любимой женщиной.

Тайм-аут я всё же взяла. Мне разрешено сделать несколько глотков вина, между прочим! Подняла с пола бутылку и открыла саквояж — найти полотенце. Одеваться я не собиралась. Бессмысленная затея. Пока возилась, Михей превратился.

— О-о-о! — улыбнувшись, я плюхнулась на мягкий диванчик, чёрный волк запрыгнул следом.

Зверь сложил мохнатую голову мне на бёдра, перевернулся на спину, подставив грудь и живот. По-настоящему интимный момент под грифом «совершенно секретно».

— Почеши, — приказ мягким шорохом раздался в моей голове.

Такое Михей позволял только тогда, когда был абсолютно уверен, что нас никто не застукает, равно — крайне редко. Мои пальцы ходили под мягкой лоснящейся шерстью, а самый обезбашенный вожак, от имени которого приходили в ужас даже конченые ублюдки, наслаждался лаской, рефлекторно подёргивая задней лапой, довольно вывалив язык из зубастой пасти.

Об этом никому нельзя говорить, потому что у моего вожака «Р» — р-р-репутация.

Конец!