Дорога в Сарантий - Гай Гэвриел Кей

Линон ушла к своему богу, в тишину Древней Чащи.

— Нам дали сопровождение до военного лагеря, — сообщил им обоим Криспин, все еще стараясь как можно меньше шевелить челюстями. — Я договорился с трибуном. Больше нам не причинят вреда. В ответ я разрешу ему продолжать функционировать как мужчине и как солдату. Мне очень жаль, что вам причинили боль и напугали. По-видимому, меня теперь будут сопровождать до самого Сарантия. Вызов оказался более срочным, чем можно было догадаться, исходя из самого послания и из его доставки. Варгос, они обещали, что завтра вечером придет лагерный лекарь и займется тобой, а потом я освобожу тебя от службы у меня. Трибун клянется, что тебе не причинят вреда, и я верю в его честность. Он большая свинья, но честная.

Варгос покачал головой. Что-то пробормотал. Криспин не смог понять. Губы Варгоса сильно распухли, слова не выговаривались.

— Он хочет пойти с тобой, — тихо сказала Касия. Солнце уже стояло низко у нее за спиной, почти прямо над дорогой. Становилось холодно, наступали сумерки. — Он говорит, что больше не сможет работать на этой дороге после сегодняшнего утра. Его убьют.

Криспин на мгновение задумался и понял, что это правда. Он вспомнил тот удар, который нанес Варгос в полумраке двора сегодня на рассвете. Варгос тоже вмешался в это жертвоприношение. Кажется, не только его собственная жизнь сейчас меняется. В последних медных лучах солнца, подсветивших облака, он пристально посмотрел на лежащего рядом на носилках мужчину.

— Это правда? Ты хочешь, чтобы я не отказывался от твоих услуг до самого Сарантия?

Варгос кивнул головой.

— Сарантий — это другой мир, ты знаешь, — заметил Криспин.

— Знаю, — ответил Варгос, на этот раз отчетливо. — Твой человек.

Тут Криспин ощутил нечто неожиданное, похожее на столб света, пронзивший все остальные события этого дня. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что это счастье. Криспин протянул руку, и человек на соседних носилках тоже протянул свою руку через пространство между ними и пожал ее.

— Теперь отдыхай, — сказал Криспин, стараясь не закрывать глаза. Голова у него сильно болела. — Все будет в порядке. — Он и сам не очень в это верил, но через мгновение Варгос действительно закрыл глаза и уснул. Криспин еще раз потрогал разбитый подбородок и подавил зевоту: ему было больно так широко открывать рот. Посмотрел на девушку.

— Поговорим вечером, — пробормотал он. — Твою жизнь тоже надо устроить.

Он снова заметил, как в ней вспыхнул страх. И неудивительно. Ее жизнь, то, что случилось с ней в этот год и сегодня утром… Он увидел, что к ним идет Карулл, большими шагами, и за ним по дороге бежит длинная тень. Он и правда неплохой человек. Всегда готов посмеяться. Криспин действительно его спровоцировал. В присутствии его солдат. Это правда. Не самый разумный поступок. Возможно, позже он ему в этом признается. А может, и нет. Может, лучше не признаваться.

Он уснул раньше, чем трибун подошел к носилкам.

— Не обижай его! — воскликнула Касия, когда офицер подошел, хотя Криспин ее не услышал. Она быстро встала между носилками и трибуном.

— Я не могу его обидеть, девочка, — ответил трибун Четвертого саврадийского, смущенно качая головой. — Он положил мои яйца на кузнечную наковальню и держит в руках молот.

— Хорошо! Не забывай об этом. — Она смотрела на него свирепо, как северянка, и совсем не была похожа на лань в тот момент.

Солдат громко расхохотался.

— Будь проклята та минута, когда я увидел вас троих в церкви, — сказал он. — Теперь девчонка-рабыня из инициев будет указывать мне, что делать? Что вы вообще делали на дороге в День Мертвых? Разве не знаете, что сегодня в Саврадии опасно?

Он увидел, как она побледнела, но ничего не ответила. Здесь что-то кроется, как подсказывал ему инстинкт. Еще он подсказывал Каруллу, что он вряд ли что-нибудь узнает. Он мог бы приказать высечь ее за неуважение, но знал, что не станет этого делать. Он действительно добросердечный человек. Этот родианин не знает, как ему повезло.

У Карулла также возникло ощущение — слабое ощущение, конечно, — что его собственное будущее тоже оказалось под угрозой после этой встречи в церкви. Он прочитал, только слишком поздно, подорожную родианина, увидел подпись под ней и узнал об особых условиях вызова императором некоего Мартиниана из Варены.

Ремесленник. Всего лишь ремесленник, но его лично пригласили в Город, чтобы он применил свое выдающееся умение и знания на строительстве нового императорского Святилища божественной мудрости Джада. Еще одно здание. Еще одно проклятое здание.

Мудрость, божественная или чисто житейская, подсказывала Каруллу, что здесь необходимо проявить некоторую осторожность. Этот человек говорил очень уверенно, и его уверенность подкреплена документами. И он действительно хозяин этой девушки; ее документы тоже лежали в его кошельке. Но только с прошлого вечера, учтите. Он не узнает начала этой истории, подумал Карулл. Эта девица все еще сердито смотрит на него своими голубыми глазами северянки. У нее сильное и умное лицо. И русые волосы.

Если бы клирики не наблюдали за тем, что произошло, Карулл мог бы приказать убить всех троих и бросить в придорожную канаву. Но, наверное, он бы этого не сделал. Он слишком уж мягок, сказал он себе. Даже не сломал родианину челюсть шлемом. А жаль. Это поколение перестало уважать армию. Вина императора? Возможно, хотя за подобные высказывания можно вылететь со своего поста с порванными ноздрями. Сегодня деньги идут на монументы, на родианских ремесленников, на позорную дань педикам-бассанидам на востоке, а не на жалованье честным солдатам, которые охраняют покой Города и Империи. Ходят слухи, что даже Леонт, любимец армии, златовласый верховный стратиг, теперь все свое время проводит в Городе, в Императорском квартале. Он ходит на задних лапках при дворе императора и императрицы, а по утрам играет в мяч верхом с деревянным молотком, вместо того чтобы наголову разгромить бассанидов или северных врагов и заставить их просить пощады. У него теперь богатая жена. Еще одна награда. «Жены могут принести воину одни неприятности», — подумал Карулл, он так всегда считал. Шлюхи, если они чистые, доставляют гораздо меньше хлопот.

Отряд уже достаточно долго здесь стоит. Он дал знак своим людям. Вечереет, а до следующего постоялого двора еще шагать и шагать. Они могли двигаться с такой скоростью, какую им позволяли носилки. Их связали ремнями, впрягли коней и повели тех в поводу. Девушка в последний раз сердито взглянула на Карулла и пошла между двумя спящими мужчинами, босая, на вид маленькая и хрупкая, в коричневом, длинном не по росту плаще, освещенная последними отблесками света. Она довольно хорошенькая. Худая, на его вкус, но зато смелая, и нельзя же требовать всего сразу. Сегодня ночью ей от ремесленника никакого толку. Следует проявлять определенную сдержанность по отношению к чужим рабыням, но Карулл мимоходом прикинул, не добьется ли он ее расположения своей самой приятной улыбкой. Он попытался поймать ее взгляд, но безуспешно.