Давид Ливингстон (Жизнь исследователя Африки) - Герберт Вотте

Ливингстону очень хотелось спуститься вниз по Луалабе, но лодку достать невозможно, к тому же нужно ждать, пока прибудет купец Дугумбе: ему маниема, конечно, продадут или дадут напрокат лодки. Теперь, в начале апреля, уже не отправишься в путь: каждую ночь бушует ливень.

Ливингстону так и не удалось получить из Уджиджи необходимое; у него не оказалось даже бумаги и чернил. Чернила он изготовляет из растительных красителей, а в качестве писчей бумаги пользуется старыми газетами - на них он пишет поперек печатного текста. Эти записи сохранились и дошли до Англии, но прочесть их можно лишь с большим трудом: газетная бумага пожелтела и легко ломалась, а чернила поблекли. Лишь Эгнис Ливингстон, исполнявшая при отце обязанности секретаря во время его пребывания в Ньюстедском аббатстве и знавшая его почерк, умудрялась читать эти записи. Она-то и помогла издателю дневников Ливингстона Уоллеру, бывшему участнику университетской миссии в Африке, расшифровать записи его последнего путешествия.

Один купец в Ньянгве случайно узнал, что десять рабов, обслуживавших Ливингстона, втайне готовят против него заговор: они уже сыты по горло его походами. Если он принудит их идти и дальше, они при первых же неладах с маниема откроют огонь, а затем сбегут. Это не вызвало бы подозрения о неблаговидности их поступка.

Узнав об этом, Ливингстон отобрал у них оружие и прогнал их. Но они покаялись и поклялись, что будут следовать за ним, куда бы он ни пошел. "Так как мне страстно хотелось довести до конца мои географические исследования, то я готов был идти даже на риск, зная, что при случае они могут оставить меня в беде".

Шесть долгих недель прошли в томительном ожидании, но наконец Дугумбе прибыл в Ньянгве с большим отрядом. "Он решил поискать новые места для торговли. Семья его при нем, так как он полагает, что ему придется провести в пути лет шесть-семь; все это время из Уджиджи ему будут регулярно доставлять необходимые вещи".

На фоне той решимости, которую проявляли работорговцы, поразительно неоправданными кажутся выжидания Ливингстона. Вызывает удивление, что в это время он посылает своих людей валить деревья для постройки жилища. Почему бы ему не построить плот из бревен, вместо того чтобы искать лодку? Вряд ли Луалаба непроходима: рабы и местные жители не раз пересекали ее. Все его поведение свидетельствует об усталости и слабости.

Один работорговец целой флотилией лодок попробовал плыть вниз по Луалабе, но уже на четвертый день лодки попали в водоворот и налетели на утесы. Передняя лодка разбилась, пять человек утонуло. Другие лодки перевернулись. Ливингстон, не зная этого, намеревался проделать такой же маршрут, но, на его счастье, ему не удалось достать для этого лодку: иначе его постигла бы такая же судьба. И в этом он усматривает благую волю провидения.

После этого события он изменяет свой план и намеревается вместе с людьми Дугумбе идти на запад, к реке Ломами, затем вверх по ней до ее истоков, находившихся, как полагали, в Катанге, а оттуда через ту же Ньянгве вернуться в Уджиджи.

Десять сопровождавших его рабов уже не пользовались у него доверием. Ему хотелось до похода обменять их у Дугумбе на такое же количество свободных людей, в придачу он предлагал четыреста фунтов стерлингов. Дугумбе просил пару дней на обдумывание. Проходит целая неделя, а ответа все нет. У него явно не было желания облегчать англичанину путь в страны, лежавшие к западу от Луалабы.

Мучимый бесконечными ожиданиями, Ливингстон записывает: "Меня удручают сложившиеся обстоятельства, не знаю, как и поступить, чтобы все же закончить начатое дело, ибо все складывается не в мою пользу".

Записывая эти слова, он и не догадывался, что на следующий день все его намерения и планы рухнут. То, что ему Довелось видеть 15 июля 1871 года, по своей бесчеловечности превосходило любую жестокость, невольным свидетелем которой он был ранее. И до конца своих дней он не мог забыть увиденную тогда ужасную картину.

Все утро слышны были ружейные выстрелы, доносившиеся с другого берега Луалабы. Работорговцы, воспользовавшись каким-то ничтожным поводом, "творили суд и расправу".

Хотя там, за рекой, многие деревни были охвачены пламенем, раздавались выстрелы и в ужасе метались люди, тут, как ни в чем не бывало, рынок жил своей жизнью: по-деловому суетилось не менее полутора тысяч человек. Ливингстон тоже пришел сюда; на краю рыночной площади он заметил троих, недавно прибывших с Дугумбе. В руках у них были ружья в нарушение установленных здесь обычаев: вооруженные на рынок не допускались. Один из сопровождавших Ливингстона людей обратил их внимание на это. Поскольку было очень жарко, Ливингстон собрался было уходить.

Вдруг за его спиной затрещали выстрелы. Люди метнулись в разные стороны, многие бросили свои товары; дико крича, большая часть людей бросилась вниз, к берегу, к лодкам. Но торговцы, находившиеся внизу, открыли огонь по убегающим. В спешке достигшие лодок не успевали прихватить даже весла. У лодок создалась толкотня, люди мешали друг другу столкнуть в воду лодки. Раненые мужчины и женщины, боясь попасть в рабство, бросались в реку. Многие пытались вплавь добраться до ближайшего острова, но поток относил их в сторону, и они тонули в реке. Несколько больших лодок, переполненных людьми, отплыло от берега, но почти все без весел, и люди изо всех сил старались грести руками. Обессилев, плывущие в отчаянии цеплялись за лодки, пытались взобраться в них, но все кончалось тем, что, зачерпнув воды, лодки переворачивались и люди тонули.

"Чего ради вся эта ужасная бойня?" - обращался Ливингстон к торговцам. Они же вину за происшедшее сваливали на одного из своих подчиненных. Но это лживое оправдание возмутило даже доверчивого Ливингстона. Главный мотив действий, как он их себе представлял, "внушить местным жителям глубокое убеждение в неодолимой силе пришельцев...". Он понял, что исследование реки Ломами невозможно, пока страна остается полем деятельности работорговцев.

И как ни тяжело было принять такое решение, он вынужден отказаться от исследования двух рек, до которых уже добрался. Быть рядом с кровавыми псами - об этом не может быть и речи. "Другого выхода у меня нет, кроме как возвратиться в Уджиджи, чтобы набрать новых людей".

20 июля 1871 года Ливингстон со своими людьми отправился в обратный путь в Уджиджи. И вновь пришлось переправляться через многочисленные реки и речушки, проходить иногда по совершенно опустевшим деревням. Там, где жители прослышали о миролюбивом англичанине, их встречают дружелюбно, проявляя готовность оказать какую-либо услугу или помощь. А дальше уже в первые дни августа начали попадаться деревни с заново отстроенными хижинами. Эти деревни, как им сказали, были сожжены в отместку за то, что жители отказались дать даровой приют работорговцам. Они не пожелали дать пристанище бесцеремонным "гостям", которые, как они убедились, рыскали всюду, грабя и разрушая. С тех пор они стали недоверчиво и даже враждебно относиться ко всем чужестранцам. "Эти люди покидали свое жилье, показывались лишь издали и всегда вооруженными; они отказывались приближаться к пришельцам... Спим тревожно, вокруг жители не спускают с нас глаз".

На узкой тропе, окаймленной с обеих сторон непроходимым лесом, колонна натолкнулась на завал, устроенный из сваленных деревьев. Можно было опасаться нападения из засады, однако этого не случилось: видимо, были какие-то основания для отказа от такого плана. Противник нигде не показывается, но если взглянешь вверх, то в густой листве подчас мелькнет вроде бы человеческая тень.

И вдруг Ливингстон, шедший позади колонны, уловил в чаще тихий шорох, а в следующий момент прямо около него просвистело копье и с силой вонзилось в землю. Оглянувшись, он увидел, как две фигуры мелькнули в чаще. Вскоре такой случай повторился.

В августе у Ливингстона снова появились боли в животе - старая его болезнь; он ослаб и вынужден был частенько останавливаться для отдыха. Записи в дневнике сократились до двух-трех строчек в день, а подчас и для строчки не находилось сил или времени. В конце второго месяца пути он сообщает: "Поход от Ньянгве до Уджиджи был страшно изнурителен. К концу его меня уже едва ноги несли. Чуть ли не каждый шаг причинял боль, пропал аппетит, малейший кусочек мяса вызывает жестокий понос. При таких физических страданиях ухудшается душевное состояние, что в свою очередь очень неблагоприятно сказывается на здоровье. Для всех торговцев походы оказались успешными, они добились своего, лишь я так и не достиг того, к чему стремился! Будучи уже у самой цели, вынужден был вернуться, усталый, разочарованный, измотанный всеми превратностями судьбы".

Худой как скелет возвращается Ливингстон в Уджиджи, проведя в походе более четверти года.

"Доктор Ливингстон, полагаю я?"

В Уджиджи подтвердилось, что агент, на попечении которого находился склад Ливингстона, разбазарил многие товары, менял их на слоновую кость: три тысячи ярдов ситца и семьсот фунтов бус - это в Центральной Африке по тогдашним временам было почти состояние. "Это была ошеломляющая весть. Хотя я, если мне не удастся набрать людей в Уджиджи, намерен был ждать здесь, пока не прибудут люди с побережья, но я и представить себе не мог, что придется ждать, будучи чуть ли не нищим".