Из зарубежной пушкинианы - Фридкин Владимир Михайлович

Записки Собаньской из Парижской библиотеки Арсенал невольно наводят на мысль еще об одной загадке. Известно, что у Собаньской был альбом с автографами. В этот альбом Пушкин вписал 5 января 1830 года свое послание «Что в имени тебе моем…». Этот альбом видел Крашевский у Собаньской в 1843 году. Впоследствии, в начале 1930-х годов, альбом Собаньской вместе с автографом Пушкина был найден Базилевичем в Киеве. Как случилось, что Собаньская, уехав из России, увезла свой дневник, письма Голицыной, но оставила бесценный альбом с автографами?

Т. Г. Цявловская связывала отъезд Собаньской в Париж с тем, что овдовела ее сестра Эвелина Ганская, которая была замужем за Бальзаком. Из записки Собаньской, хранящейся в ее дневнике, видно, что из Одессы она уехала значительно раньше, 26 июня 1848 года. Точная дата ее приезда в Париж неизвестна. В Париже Собаньская вновь обретает новое имя. Она выходит замуж за французского поэта Жюля Лакруа (1808–1887). В дневник Собаньской вложена нарядная открытка с надписью по-французски. Вот ее перевод: «Мадам Каролина Чиркович, урожденная графиня Ржевусская, имеет честь сообщить о своей свадьбе с г-ном Жюлем Лакруа. Париж, 6 ноября 1851 года». Молодожены поселились на Монмартре, на улице Martyrs, 47. Невеста была старше жениха на 14 лет. Поэт Жюль Лакруа был родным братом писателя и историка Поля Лакруа, библиотекаря Арсенала. Это и объясняет, почему дневник Собаньской впоследствии оказался именно там. Через много лет, в 1872 году, Жюль Лакруа выпустил стихотворный сборник «Позорный год», где в одном из сонетов воспел свою жену. В этом году Собаньской исполнилось 78 лет, и это любовное поэтическое послание, видимо, было уже последним… Судьба оказалась суровой к Жюлю Лакруа: он ослеп, и Собаньская прожила со слепым мужем 13 лет.

А теперь об истории самой находки. Она началась в 1982 году, когда я познакомился в Париже с Георгием Михайловичем Воронцовым-Вельяминовым, праправнуком Пушкина, о котором я уже писал на страницах этой книги. В один из парижских вечеров в своей квартире на улице Алезья он рассказал мне об удивительной находке — записках Каролины Собаньской. Просмотрев ее записки, Георгий Михайлович вынес твердое убеждение, что это была не только умная и талантливая, но одинокая и глубоко несчастная женщина, потерявшая себя в жизни.

«Вспомните хотя бы этот цветок или память о Крыме, которая встает с каждой страницы ее записок. Ее отношения с Пушкиным — удивительный эпизод пушкинской биографии. Пушкин называл ее демоном, он страстно любил ее и боялся. Его тянуло к ней, как мотылька тянет к огню, но в какой-то момент что-то оттолкнуло его от Собаньской. Скорее всего это было предчувствие, которым он был так наделен. Ведь он ничего не знал о ее тайной жизни». Георгий Михайлович задумался, как будто что-то вспомнил. «Знаете, когда я думаю о доверчивости Пушкина, его незащищенности, мне вспоминаются строчки из стихотворения покойного Высоцкого: „Поэты ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души“».

Георгий Михайлович тогда сказал, что собирается поработать над записками и рассказать о них. А когда в конце 1982 года в Москву пришло неожиданное известие о его скоропостижной смерти, я вдруг вспомнил, что так и не поинтересовался, в каком парижском архиве он нашел записки Собаньской. Об этом я узнал только шесть лет спустя от его дочери Надежды Георгиевны Воронцовой-Бэр, когда снова приехал в Париж. В той же квартире на улице Алезья в креслах у старого торшера под знакомой мне картиной, изображавшей дуэль Ленского с Онегиным, мы долго говорили об ее отце. Тогда-то она и рассказала мне о библиотеке Арсенал, которой долгие годы заведовал шурин Собаньской. Там я и нашел записки «кузины г-жи Любомирской» и засохший цветок, который она сберегла как память о России.

Цветок засохший, безуханный,

Забытый в книге вижу я;

И вот уже мечтою странной

Душа наполнилась моя:

Где цвел? когда? какой весною?

И долго ль цвел? и сорван кем,

Чужой, знакомой ли рукою?

И положен сюда зачем?

На память нежного ль свиданья,

Или разлуки роковой.

Иль одинокого гулянья

В тиши полей, в тени лесной?

И жив ли тот, и та жива ли?

И нынче где их уголок?

Или уже они увяли,

Как сей неведомый цветок?

«…увяли, как сей неведомый цветок…» В одном из писем к Собаньской Пушкин предсказывал ей: «Но Вы увянете; эта красота когда-нибудь покатится вниз, как лавина. Ваша душа некоторое время еще продержится среди стольких опавших прелестей — а затем исчезнет, и никогда, быть может, моя душа, ее боязливая рабыня, не встретит ее в беспредельной вечности».

* * *

В фонде Жюля Лакруа в библиотеке Арсенал много документов. Здесь и переписка семьи поэта, письма Генрика Ржевусского сестре, переводы (много из Шекспира). Разбирая все это, я ловил себя на мысли, что ищу старые дагерротипы. Ведь портрет Собаньской пушкинисты ищут давно и безуспешно. К сожалению, ни в библиотеке, ни в доме Бальзака в Пасси, ни в музее Мицкевича в Париже фотографий и портрета Собаньской не оказалось. Разбирая архив Жюля Лакруа, я нашел предсмертное письмо Собаньской своему мужу. В каталоге оно значилось как «завещание» Каролины Лакруа. Письмо было написано на двух листках с траурной каймой. Читая его, я забыл о цели своего поиска, о фотографиях. Вот текст этого письма в переводе с французского:

«Месье Жюлю Лакруа. Передать ему после моей смерти. Мой любимый Жюль, я тебе писала много писем. Наш брат Эдуард мне посоветовал их сжечь. „Его душа с вашей связана, — сказал он мне. — Он читает в вашей душе и в вашем сердце. Ваши слова любви убьют его, он не перенесет этой боли и переживаний“. Твой брат был прав. Он знал о нашей любви и счастье, которое мы дарили друг другу. О да, с тобой я была самая счастливая из женщин. Ты был моей любовью, моим счастьем, моей совестью, моей жизнью. Но смерть нас не разлучит. Я всегда буду около тебя, с тобой, и придет день, когда мы будем вместе вечно. Думай обо мне, молись за меня и старайся не быть слишком несчастным. Твое страдание тревожило бы мой покой на небесах. Если ты меня любишь, как и раньше, заботься о себе, как о ребенке, которого я тебе вручаю. Думай об огромном счастье, которое ты дал мне за всю мою счастливую жизнь. Я умру, обожая тебя, тебя благословляя. Заботься о себе ради любви ко мне. Я всегда буду подле тебя, и в этой жизни мне жаль только покидать тебя, мой дорогой и обожаемый муж. Благословляю тебя. К. Лакруа. 14 ноября 1884 года».

Каролина Собаньская умерла в Париже 16 июля 1885 года в возрасте 91 года. 20 июля ее отпевали в церкви Мадлен. Я слышал, что она похоронена на Монпарнасском кладбище, но, как ни старался, могилы ее разыскать так и не смог. Бродя между могил и памятников, я вспомнил письмо Пушкина Собаньской и подумал, что исчезла не только душа, но и земной след этой женщины.

Знаете ли вы эту княгиню Голицыну?

Пушкиноведение знает немало случаев, когда тайны пушкинского творчества и биографии раскрывались в самое неожиданное время и в самом неожиданном месте. Об одном таком случае я здесь расскажу.

Читатель уже знает о хранящихся в рукописном отделе Парижской библиотеки Арсенал письмах княгини Анны Сергеевны Голицыной, урожденной Всеволожской, адресованных Каролине Собаньской.