Слеза Бога - Наталья Николаевна Александрова

так будет ходить. Уже ходит. Вы сделали это сами – своим упорством, мужеством и терпением. Своей материнской любовью – она сильнее любого волшебства.

– Ты, молодец, девочка, – Олимпиада Гавриловна обняла Юлю, – все теперь будет хорошо, уж я знаю.

– Я тоже хочу узнать, кто убил Ирину, – сказал Иван, – но сам разберусь.

– Разумеется, разберешься, – тетя Липа обменялась взглядом с третьей гостьей, – тебе только чуть-чуть помогут…

Великий город Вавилон никогда не засыпает. Даже глубокой ночью на его улицах и площадях шумно и многолюдно. Гуляют по ним молодые повесы, предлагают поздним прохожим свои товары уличные торговцы и разносчики, ищут богатых клиентов вавилонские блудницы, за столами таверн и трактиров вавилоняне и халдеи, ассирийцы и эламиты, урарты и финикийцы пьют финиковое вино и ячменное пиво. Ярко освещены ночные улицы, ярко освещены дома веселья и распутства, но гораздо ярче освещен дворец вавилонского царя Навуходоносора. Тысячи масляных светильников, тысячи пальмовых факелов, тысячи восковых свечей разгоняют мрак в самом дворце и в знаменитых висячих садах. В главном зале дворца шумно и многолюдно – вавилонский царь принимает своих союзников, скифских вождей.

Могучие бородатые скифы пьют крепкое финиковое вино огромными чашами, руками отрывают огромные куски мяса от бычьих и кабаньих туш, глотают огромными кусками, громко хохочут, похваляются друг перед другом своими подвигами, глазеют на прекрасных финикийских танцовщиц. Слуги Навуходоносора следят, чтобы вино перед ними не кончалось, подносят кувшин за кувшином, бочку за бочкой.

Простых скифских воинов не пустили во дворец, даже в город их не пустили – царь приказал расставить для них шатры на поле перед воротами Иштар, заколоть несколько быков, выкатить бочки с хмельным ячменным пивом. Пьют скифы много, хмелеют быстро.

Уже некоторые скифские вожди пьяными повалились под стол, заснули богатырским сном, могучим храпом оглашают пиршественную залу. Только Мадий, старший из вождей, не захмелел до конца. Трезвым взглядом смотрит он на вавилонского царя, трезвым голосом говорит ему:

– Хорошее у тебя вино, брат. Хорошо угостил ты нас, досыта накормил, допьяна напоил. Только не за тем я пришел к тебе, чтобы сытно поесть и крепко выпить. Я пришел, чтобы получить обещанную тобой награду: священный камень, кровь бога.

– Не беспокойся, брат, – отвечает ему Навуходоносор. – Я никогда не забываю своих обещаний. Скажи, хорошую ли добычу взял ты в Ниневии? Довольны ли твои воины?

– Да, брат, мы взяли в Ниневии много золота и серебра, но ты же знаешь – воины никогда не бывают довольны. Им всегда кажется, что кому-то досталось больше. Вот и теперь им показалось, что твои люди перехитрили их, что вавилоняне последними пришли на поле боя, но первыми попали в царскую сокровищницу и вынесли все самое дорогое у нас из-под носа.

– Вот как? – переспросил Навуходоносор. – Да, ты прав, брат: воины никогда не бывают довольны, им всего кажется мало. Даже если бы все золото и серебро мира взяли вы в Ниневии – все равно не насытили бы свою алчность.

– Не будем говорить о неприятном, брат! – перебил его скиф. – Лучше вели принести священный камень и отдай его мне – и тогда я смогу убедить своих людей, что ты поступил с нами по справедливости. А иначе… ты же знаешь наших людей. У скифа тяжелый характер и тяжелая рука, мои люди проспятся и подумают, что взяли в Ниневии недостаточно добычи и решат заглянуть в твою сокровищницу.

– Да, брат, это приходило мне в голову. Хорошо, сейчас я прикажу принести священный камень. Только скажи, почему ты так хочешь его получить?

– Что за странный вопрос, брат? Ты же знаешь, что это не простой камень, это – кровь бога. Кто владеет этим камнем – тот владеет душами людей, в чьих руках этот камень – в тех руках власть. Ты же знаешь, брат, что мы, скифы – люди вольные, у нас нет царя, у нас есть только вожди, и каждый вождь живет по своей воле, ведет свое племя туда, куда захочет. Сейчас мне удалось убедить остальных вождей подчиниться, удалось соединить весь народ в одно племя – но надолго ли это? Завтра вождям надоест слушать мои слова, и они разойдутся в разные стороны. Или кто-то из них захочет власти и убьет меня. А если у меня будет священный камень – я приберу остальных вождей к своим рукам. Тогда я буду самым сильным властителем в мире. Вот так-то, брат!

– А почему ты думаешь, что остальные вожди без спора отдадут тебе камень?

– Потому что ты же видишь, брат, – они все перепились, а я трезв. Потому что они спят, обо всем забыв, а я велел своим людям не есть, не пить и ждать моего приказа! – и Мадий показал на два десятка скифских воинов в разных концах зала, которые только делали вид, что мертвецки пьяны.

– Это умно, брат! – одобрительно проговорил Навуходоносор и хлопнул в ладоши.

Тут же из-за парчового занавеса вышел сирийский раб с бледным желтоватым лицом. В руках его была шкатулка из дорогого ливанского дерева. Сириец подошел к царю, поставил перед ним шкатулку и безмолвно отошел в сторону.

– Вот этот камень! – проговорил Навуходоносор и открыл шкатулку.

Скифскому вождю показалось, что в зале стало еще светлее, чем прежде, – таким ярким кровавым светом засиял красный камень.

– Вот он, священный камень, кровь бога! – проговорил Мадий, не отводя от камня завороженного взгляда. – Я знаю, в нем заключена судьба моя!

– Вот она, Звезда Вавилона! – вслед за скифом воскликнул Навуходоносор. – Смотри на нее, Мадий! Ты прав – это твоя судьба! Это последнее, что суждено увидеть твоим глазам!

И с этими словами Навуходоносор дважды хлопнул в ладоши.

– Что? Это измена! – воскликнул Мадий и схватился за рукоять своего меча.

Но он не успел вытащить его из ножен, потому что бледный сирийский раб стремительно, как кобра, метнулся к нему и вонзил за ухо тонкий бронзовый стилет. Мадий захрипел, выпучил глаза и повалился на узорный пол.

В ту же секунду два десятка халдейских лучников выступили из-за занавесей с натянутыми луками в руках и выпустили стрелы в людей Мадия. А затем в зал ворвались вавилонские меченосцы и напали на мертвецки пьяных скифских вождей.

Через минуту все было кончено – скифы спали мертвым сном, сном без сновидений, от которого нет пробуждения.

Вавилонский царь пнул мертвого Мадия и проговорил:

– Ты был