Отравленный трон - Селин Кирнан

— Ничего люди не думают. Они знают. Они знают — это за то, что люди говорили хорошо о Его Высочестве принце Альбероне.

— Господи, помоги нам! — прошептала Винтер. Придя в отчаяние от глубокой убежденности, звучавшей в голосе Паскаля, она вцепилась себе в волосы. — А теперь они арестуют тех, кто знал Юзефа? Его семью? — «Боже мой! Начались гонения. По вине Джонатона все становится хуже день ото дня. Что же теперь делать?» Она снова подняла глаза на Паскаля. Он глядел на нее сурово и внимательно. — Вы в опасности, мастер Хьюэтт.

— Уж мне-то этого нет нужды объяснять, — холодно прошептал он. Мастер положил ладонь на растрепанную головку высунувшегося было малыша и снова оттолкнул его назад. Все они были в опасности. Если аресты распространились на членов семьи Джерома, то его друзьям, их семьям, да и всем друзьям их семей непосредственно грозили тюрьма, допросы, казнь.

В глубине библиотеки Джером и Гэри завели спор.

Гэри говорил:

— Сейчас тебе надо успокоиться! Придержи коней, пока отец не скажет нам, что делать.

Она слышала дрожащий голос бедного Джерома, но не могла разобрать ни слова. Однако Гэри прервал его возгласом:

— Да замолчи же! Что, голова на плечах недоела? Заткнись, Джер!

Джером снова заплакал, громко, не сдерживаясь. Затем рыдания вдруг что-то приглушило, как будто Гэри обнял друга, прижав к себе. Винтер увидела, как маленькая ручка протянулась из-за спины Паскаля и тихо ухватилась за пальцы старика. Не смотря вниз, Паскаль крепко взял маленького подмастерья за руку.

— Позвольте мне поговорить с отцом, — прошептала Винтер, с трудом поднимая взгляд на лицо Паскаля. — Пожалуйста, оставайтесь здесь, — добавила она. — Умоляю, не выпускайте Джерома из библиотеки.

Паскаль даже не кивнул. Когда она закрыла за собой дверь библиотеки, он остался стоять точно в той же позе.

Заведомые поражения

Винтер тихо закрыла дверь и с минуту стояла, прислонившись к ней. Она не знала, что делать. О степени ее замешательства можно судить по тому, что она совершила немыслимое преступление — оставила свои инструменты в библиотеке на попечение работников другого мастера. Это было все равно что бросить фамильные украшения на пеньке в цыганском таборе, но Винтер не могла заставить себя вернуться за ними теперь, да и мальчики вряд ли сейчас были способны на мелкую кражу.

«О господи, — думала она. — Что за нехорошая путаница!»

И что со всем этим делать? Действительно, когда колесо государства катится прямо на вас, очень мало что можно сделать — разве что закрыть голову руками и надеяться, что пронесет. Семья Джерома выживет или погибнет, независимо от того, что сможет сделать или сказать Лоркан. Даже если бы Винтер могла уговорить вмешаться самого Рази, маловероятно было бы, что король прекратит свои преследования. Ведь они в итоге всегда обретают как бы собственную жизнь и живут и умирают по собственным законам, пока у них остаются силы и энергия продолжаться, уничтожая все на своем пути.

Винтер застонала. Почему она позволила себе познакомиться с этими людьми? Все было бы настолько легче, если бы они оставались безликими, безымянными, безголосыми тенями. От этого их неизбежная гибель не стала бы менее ужасной, но ей было бы проще вынести все это, не зная их.

О боже, у них ведь нет ни единого шанса, а она только что взвалила на отца безнадежную задачу им помочь. Больше того, все они — члены гильдии! Гильдии! Король многое на себя берет, ударив по ним. Гильдия плотников была огромной, могущественной организацией, независимой и вполне свободно выражающей свое мнение.

Винтер открыла глаза. Ей пришла идея. Возможно, пав жертвой безумия или обмана, Джонатон не понимал, насколько несчастен его народ. Если заставить короля понять, до чего сейчас накалена атмосфера в его государстве, он пересмотрит эту новую, смертельно опасную политику противопоставления себя своим подданным!

Но Винтер не могла сама подойти к королю. А если она скажет об этом Лоркану, он выпрыгнет из постели без единой мысли о своем здоровье и окунется в штормовые волны государственных дел, еще не окрепнув. Если она обратится к Рази, то при нынешнем положении дел он вполне может молча отвернуться. Ей открыты лишь два пути: стерпеть обиду или рискнуть здоровьем отца. Винтер знала, что выбирать не приходится. Она повернула направо и через зал вышла на дорожку к конюшням.

Подходя к площадке для выездки, она услышала, как Рази выкрикивает приказания. Он кричал конюхам: «Где она здесь присела? Припадает на правую переднюю?» и «Теперь подними планку еще, Майкл!» Рази практиковался в преодолении барьеров.

Когда Винтер подошла к площадке, гром лошадиных копыт почти физически сотрясал воздух. Она чувствовала, как они барабанят по земле под ее ногами. Ей всегда нравился этот звук — ровный галоп лошади на прямой дорожке, ускорение при приближении к препятствию, смена ритма, когда лошадь приседала перед прыжком, — и вдруг полная тишина — оп! — и конь оттолкнулся от земли и парит в воздухе.

Такой звук можно было услышать только здесь. Во всех своих странствиях она не видела и не слышала о таких скачках. Похоже, они были заведены лишь в королевстве Джонатона, и она соскучилась по их элегантности. По красоте ради самой красоты.

Она повернула во двор и увидела, что Рази сидит верхом на сильной гнедой кобыле, одной из его длинноногих арабских лошадей. Винтер никогда еще не видела такой легконогой лошади. Рази гнал ее через семь барьеров подряд — только клубы желтой пыли вздымались. Он подводил лошадь к препятствию без следа страха или колебания — плавно поднимался и опускался на стременах в промежутках, пригибался вперед в седле перед каждым прыжком. Руки его свободно держали стремена, жилистое тело без усилий следовало гармоничным движениям лошади. Рази был совершенно сосредоточен на своей задаче, он был полным хозяином положения.

При каждом приземлении он выкрикивал команды, и конюхи спешили выполнять их, поднимая или опуская перекладины на барьерах. Они громко отвечали на его вопросы, коснулась ли лошадь перекладины, какая нога отстала или задела прут, — и Рази изменял свой подход в соответствии с тем, что слышал, стараясь достичь совершенства на следующем кругу.

Его напряженность, почти пугающая железная сдержанность ушли без следа. Лицо раскраснелось от усилий и свежего воздуха. Ясные глаза блестели от радости за хорошо сделанную работу. Он был полностью сосредоточен, и Винтер поняла, что он оставил весь мир за своей спиной. В этот момент для Рази не существует ничего, кроме скачки: его тело и эта огромная лошадь — и их совершенное движение в полном согласии. Езда была точна, как танец, и так же прекрасна. Винтер не могла заставить себя вмешаться. Она прислонилась к углу каменной стены и огляделась, замечая, где стояли стражи. Взгляд ее упал на яркое пятнышко у дальнего края манежа — она выпрямилась, глаза ее расширились. Это была рыжая кошка. Та самая, которая подошла к ней в ночь первого покушения на жизнь Рази.