Казнь без злого умысла - Александра Маринина

– В каком смысле? – Геннадий вскинул голову, тряхнув длинной челкой, закрывающей пол-лица. – В чем должно выражаться содействие?

– В том, чтобы попросить начальника УВД дать мне эту информацию. Я не стану просить ничего секретного. Мне нужны только имена и адреса тех свидетелей, в показаниях которых есть упоминания о лаборатории или о том, что убитый в ней работал.

– Я скажу Константину Кирилловичу, – кивнул Лаевич.

Настя искоса посмотрела на него и незаметно усмехнулась. Наивный мальчик. Может, он хорошо разбирается в предвыборных технологиях, но в оперативно-разыскной деятельности и в работе следствия не понимает ничего. Все имена и адреса свидетелей есть у следователя, но следователь начальнику УВД не подчиняется и материалов из уголовного дела никогда в жизни никому не покажет, кроме собственного руководства, и то если оно будет настаивать. У оперов эта информация тоже есть, у каждого – свой кусочек. Оперов по делу работает много, во всяком случае, так утверждал Витя Егоров, когда говорил, что на дело экологов брошены все силы. Надо найти всех и каждого, дождаться, когда они придут на рабочее место… За два часа – нереально. Даже за три.

– Мне нужны все материалы СМИ и все, что есть в интернете по убитым экологам, – сказала Настя. – Я поеду к себе в гостиницу, в моем компьютере есть подборка, я уже смотрела эти материалы и делала закладки, это быстрее, чем сейчас искать заново.

Лаевич попросил ее постоянно звонить и докладывать, как идут дела. И, разумеется, немедленно обращаться, если будет что-нибудь нужно, пообещав, в свою очередь, сразу же предоставить в ее распоряжение материалы от оперативников, как только будет возможно. «Ага, жди, – фыркнула про себя Настя. – Разбежался Баев давать посторонним лицам доступ к оперативной информации. Но спросить я должна была, иначе это было бы неправильно понято».

Она вернулась в гостиницу, заехав по дороге все в то же итальянское кафе, где вчера покупала десерты. Неизвестно, как сложится день, а еда должна быть под рукой.

Подойдя к двери своего номера, она услышала доносящиеся изнутри голоса. Один голос точно принадлежал Короткову, второй – ее брату Саше, другие были незнакомыми. Ну да, все верно, в одиннадцать часов началось совещание… Ей казалось, что день начался так давно и сейчас должно быть далеко за полдень!

Коротков устроился в ее номере с полным комфортом, развалившись на диване и поставив Настин ноутбук на журнальный стол. Рядом с ноутбуком стоял поднос с кофейником и чашкой – Коротков заказал кофе в номер. Не произнося ни слова, Настя подошла, взяла чашку с недопитым кофе, отнесла ее в ванную, вымыла, вернулась, налила себе кофе и довольно бесцеремонно спихнула Юрия с центра дивана вбок, усевшись рядом с ним. На экране виднелся круглый стол, за которым сидели ее брат и еще какие-то мужчины серьезного вида.

– Привет! – беспечно заявила она. – Ничего, что я опоздала?

– Привет, сестренка, – улыбнулся Александр Каменский и быстро представил ей двух остальных участников совещания. – Юрий Викторович сказал, что твои предпочтения склоняются к участку возле озера, но там какие-то проблемы с экологией и ты с этим разбираешься.

– Все верно, – кивнула Настя. – Сколько времени ты можешь дать мне на прояснение этих вопросов?

– Сколько тебе нужно? Три дня? Неделя?

– Неделя всегда лучше, чем три дня, – глубокомысленно произнесла Настя, отпивая кофе. – Если для дела. А если с точки зрения проживания в чужом городе и желания вернуться домой, то три дня явно лучше, чем неделя. Саня, участок у Верхнего Озера действительно самый лучший, но это сугубо на мой вкус. Он же и самый дорогой, но здесь есть варианты. Дай мне максимум пять дней на экологию. Я думаю, что все прояснится намного быстрее. Если на северной стороне действительно проблемы, то есть два очень неплохих участка с южной стороны, чуть похуже, но тоже вполне подходящие.

– Пять дней – много, Александр Павлович, – запротестовал один из директоров, лысый дядька в очках с тонкой оправой. – Финансовый план…

– Юрий Викторович, – перебил его Каменский, – что вы скажете? Согласны с моей сестрой?

– Согласен. Участок у озера действительно лучший по всем параметрам.

– А насчет пяти дней?

Настя, быстро прикинув расположение камеры, больно ущипнула Короткова, надеясь, что серьезным дяденькам из банка «АПК» этого не видно. Надо отдать должное Юрию, он и глазом не моргнул и даже не вздрогнул.

– Я думаю, мы справимся за три дня, – сказал он. – В крайнем случае, за четыре.

Вот же предатель!

Совещание закончилось, Настя вышла из скайпа и сердито посмотрела на Короткова.

– Друг, называется! Я думала, ты меня поддержишь, а ты… Что, так трудно было поддакнуть?

– Аська, не кипятись, – мирно улыбнулся Коротков. – Этот лысый крендель жутко противный тип, если бы я начал настаивать на пяти днях, он бы стал плешь проедать и упираться, и совещались бы мы еще часа три. А так – все быстро и не больно. Четыре дня тоже очень хороший срок. Будет сильно нужно – решим вопрос, брат же у тебя вменяемый. Санька с самого начала сказал: работайте столько времени, сколько вам нужно, хоть месяц.

– А чего тогда этот лысый упирается?

– Да не обращай ты внимания! У него своя тема в искусстве, ему к первому августа надо финплан на следующий год сверстать… Короче, это не твоя головная боль. Ну, что Баев?

– Ничего, – обиженно буркнула Настя. – Цела, как видишь, и не в психушке. Вали к себе, мне работать надо.

– Ой-ой-ой, как мы страшны в гневе! – расхохотался Коротков. – За то, что ты нахально пила мой кофе, я заберу у тебя одно пирожное и пойду спать. Из-за зуба этого треклятого вся ночь псу под хвост.

– Я, между прочим, тоже не спала из-за твоего зуба, – огрызнулась Настя.

– Ну так ложись и спи, кто мешает-то!

– Не могу.

Ну никак не получается у нее сердиться на Короткова больше трех секунд! Вот только что она готова была его убить, а сейчас с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться вместе с ним.

– Значит, Баев клюнул на твои россказни про буржуазную лженауку?

– Вроде да. Созвонился с мэром и отправил меня в предвыборный штаб, они там социологические опросы регулярно проводят. Мне нужно сейчас сесть и заново перечитать все материалы, которые есть в сети об убийствах экологов.

– Сочувствую. – Коротков отечески потрепал ее по коротко стриженному затылку. – Но ты сам этого хотел, Жорж Данден. Трудись. А я посплю. Нужна будет помощь – буди, не стесняйся. Мой кофе можешь допить.

Он вытащил из брошенного на пол пакета одну коробку с десертом и закрыл за собой дверь.

Настя переоделась и начала заново читать материалы про убийства экологов, на этот раз сосредоточившись только на упоминаниях об их работе в какой-то таинственной лаборатории и делая выписки в блокнот. Уже часа через полтора ее снова охватило острое недовольство собой: найденная в сети информация выглядела совсем иначе, нежели тогда, когда она, больная, читала ее впервые. То, что казалось ей в тот раз убедительным и бесспорным, сегодня выглядело как пустая болтовня. Если у оперативников информация такого же класса, то немудрено, что четыре убийства до сих пор не раскрыты. Или это только здесь, в статьях, все такое неопределенное, а у оперов сведения куда более точные? Нельзя, нельзя работать, когда болеешь, вот единственный и неоспоримый вывод! Нельзя полагаться на нормальное функционирование мозга и адекватное восприятие происходящего, если нездоров. Болеешь – сиди дома и читай любовные романы, только попроще, такие, которые не требуют интеллектуальных усилий, и не пытайся выполнить более или менее серьезную работу, потому что ошибок наваляешь столько, что потом сто лет не разгребешь. Именно это она бы сейчас и сказала семнадцатилетней Насте Каменской, если бы представилась возможность. Как жаль, что возможность эта – чисто гипотетическая! Страшно подумать, сколько ошибочных выводов и неправильных решений она приняла, выходя, как и все ее коллеги, на работу и с простудой, и с температурой, и с гриппом, даже просто с ноющим желудком или больным зубом. Это считалось чуть ли не героизмом и вызывало уважение, но почему-то никому не приходило в голову, насколько это рискованно для интересов дела.

Время нужно было экономить, поэтому Настя не вчитывалась в те места, где речь не шла о лаборатории. К пяти часам вечера все выписки были сделаны, надо приступать к составлению сценариев. Коротков наспался, теперь из его номера доносились звуки работающего телевизора: Юрка смотрел футбол.

«Гигиена умственного труда, – саркастически подумала Настя, вставая из-за стола и разминая затекшую от долгого сидения спину. – Сколько раз мы это слышали в молодости! И всегда хихикали, как будто речь шла о чем-то неприличном. А ведь в этом есть глубочайший смысл. Нужно обязательно делать перерывы и отвлекаться, чтобы мысль перестала бегать по одним и тем же тоннелям. Нет, древние были отнюдь не дураки, когда придумали театр для развлечения простого народа! И почему слово «развлечение» приобрело в наших умах такой негативный оттенок? Вроде как развлекаться стыдно. Надо работать, работать и работать. А толку-то от такой работы, если взгляд зашоренный и мысль не может пойти никаким другим путем, кроме уже однажды проложенного, привычного? Развлечение, или отвлечение, для того и придумали, чтобы мысль могла свободно двигаться дальше и рождать новый взгляд на проблему, новые идеи. Поэтому сейчас следует сделать перерыв, отвлечься на что-нибудь, а потом приступать к сценариям. Знать бы еще, как их писать…»