Возвращение не гарантируется - Корецкий Данил Аркадьевич

Колтунов был потрясен. Молодой следователь впервые попал в такой круговорот страшных и связанных между собой событий. Недавно он производил осмотр трех трупов на Щелковском шоссе, беседовал с Громобоем и искал таксиста. Потом он выехал на труп таксиста — и там тоже встретился с Громобоем. И вот теперь он осматривает труп самого Громобоя… Опять резонансное дело: оперативников убойного отдела убивают нечасто… Да еще при столь тугом клубке переплетающихся обстоятельств, которые обычно встречаются только в запутанных кинофильмах!

В разоренном ремонтом фитнес-зале снова не протолкнуться среди начальства — все знакомые лица: монументальный Заколбин в прокурорском мундире, важный Королев в похожей форме Следственного комитета, быстрый Гамаев, как всегда в штатском… Руководители озабочены больше обычного, ведь не какого-то постороннего «завалили» — своего, поэтому на каждого могильным холодом повеяло, подсознание невольно примеряет ситуацию на себя: каково лежать вот так на бетонном полу, когда кругом коллеги выполняют привычную работу, которая, хоть и повторяется в сотый раз, все равно сейчас не является рутинной! Вызваны самые опытные эксперты — криминалист Илизаров и Тонков, которого сам Громобой называл «доктором мертвецов».

Они, присев на корточки, возятся с телом — «облизывают труп», как саркастически говорил тот же Громобой, который сейчас не зубоскалит и ничего запоминающегося не произносит. Молчит, лежит себе тихо и спокойно на спине, левая рука отброшена, правая у виска с намертво зажатым пистолетом, голова в луже крови… Узловые и детальные фотоснимки предельно наглядны — хоть в учебник криминалистики вставляй!

Молодые опера шустрят изо всех сил: раскрыть убийство наставника — дело чести! Заводят в пахнущий смолой, цементом и смертью зал возможных свидетелей из числа персонала гостиницы, подбегают к начальнику убойного, докладывают, получают указания и убегают снова.

Илизаров с трудом выпрямляется и, натужно разминая ноги, вразвалку подходит к следователю.

— Вы бы пистолетик заактировали да прибрали, Пал Григорьич, — тяжело дыша, говорит он. — А то, не ровен час, скоммуниздят…

«Дежавю какое-то», — подумал Паша и потряс головой, будто отгоняя морок. А вслух сказал:

— По делу-то что?

— Чистейшая картина самоубийства, — ответил криминалист. — Знаешь, что такое штанцмарка?

Колтунов кивнул.

— Отпечаток дульного среза вокруг раны. Остается, если оружие плотно прижато к телу, — на автомате ответил он.

— Я забыл — ты же отличник! — с неопределенной, но явно не хвалебной интонацией пробурчал эксперт. — Штанцмарка на правом виске, на правой руке явно есть следы порохового нагара, я сделал тест — завтра химики дадут свое заключение. Плюс характерная поза… Так что у меня никаких сомнений нет!

— Хорошо, но вот след рикошета на полу, а деформированную пулю нашли у дальней стены… Значит, он два раза стрелял? Первый раз в пол, а второй — в висок? Так, что ли?

— Не знаю, это вопрос следствия, — с удовлетворением ответствовал Илизаров. — Проверите по гильзам, пулям — из какого ствола выстрелены. Может, было два ствола, может, он дважды пальнул. Но я тебе скажу, что последний выстрел он сделал, судя по всему, сам. Ну, если исключить имитацию и его специально не держали так, чтобы это выглядело, как самоубийство…

— Значит, версия об убийстве не исключается? — мгновенно среагировал следак.

— Не версия, а предположение, домысел. Журналисты часто подменяют эти понятия, — снисходительно улыбнулся Илизаров. — Но разве отличник не знает, что версия строится на основании каких-то фактов? А здесь ни одного такого факта нет!

— Согласен! — слегка смутился Паша. — А царапина или порез поперек левой ладони? Это разве не факт?

— Опять не знаю, пусть тебе Тонкий ответит, это его компетенция! — криминалист повернулся к подходящему судмедэксперту.

— Царапина не имеет отношения к смерти, — с ходу парировал тот. — А вот направление раневого канала соответствует причинению повреждения собственной рукой! И кисть намертво сжимает рукоятку оружия, это исключает посмертное вложение пистолета в ладонь. Ко мне еще вопросы есть?

— Гм… Вы можете вынуть пистолет у него из руки? — глядя в сторону, попросил Паша.

Тонков усмехнулся.

— Легко. А что, ты мертвых боишься?

— Ну, не то чтобы боюсь… Но пока не привык.

— Работнички! Наша смена! — Судмедэксперт покрутил головой и снова наклонился над трупом.

— Ну как дела? Что тут вырисовывается? — спросил незаметно подошедший подполковник Гамаев.

— Эксперты говорят — чистое самоубийство!

— Странно. — Начальник убойного отдела почесал затылок. — Это тот случай, когда я не могу радоваться такому объяснению. Все-таки Сергей не был каким-то слюнявым хлюпиком, который ни с того, ни с сего приехал в фитнес-зал, находящийся на ремонте, и застрелился. С чего вдруг? У него и повода-то не было! Ни от работы не отстраняли, ни дела не возбуждали, как бывало…

— Не знаю, — оттиснул словесный штамп Колтунов. — Следствие покажет.

— Ну-ну, — нехотя ответил Гамаев и отошел в сторону. Действительно, в практике главного «убойщика» города было немного случаев, когда самоубийство не вызывало радости от того, что тут нечего раскрывать. Точнее, не было ни одного такого случая.

— Давай, капитан, — дружеским тоном проговорил Гордеев и поощряюще улыбнулся. — Не надо Ваньку валять, зря время тратить, глядишь, и приговор мягче будет! Рассказывай, на кого ты работаешь? На американцев? Или на англичан?

Вопрос прозвучал совершенно обыденно — так могут спросить о том, с кем он вчера пил шампанское: с Катей или Наташей?

Стоящий в дверях Гоша одобряюще кивал, подражая своему непосредственному начальнику, который так же кивал в поддержку генерала Вилховского.

— Ты что, с ума сошел?! — ошалело спросил Скат. — Какие американцы? Какие англичане? Снимите с меня эту удавку, у меня уже кисти занемели!

Он вытянул вперед перетянутые пластиковой стяжкой руки.

В подразделении не имелось специального отсека для следственных действий, но почему-то допросные кабинеты, тюрьмы и эшафоты умеют строить быстрее, чем жилые дома, больницы и приюты для стариков, а если не строить, то в случае надобности очень быстро приспосабливать под них другие помещения и предметы. Может, потому что живодерский инструментарий, как правило, проще и обходится дешевле, а может, оттого, что его создают с особым рвением и желанием. Даже придуманные в мирных целях безобидные хомутовые стяжки, которыми очень удобно стягивать в жгут электрические провода или линии интернета, изощренный ум homo sapiens приспособил для совсем других нужд, превратив в «портативные одноразовые наручники хомутового типа»… Но в отличие от откровенных стальных наручников, которые можно регулировать, ослабляя или затягивая в зависимости от степени агрессивности и поведения задержанного, приспособленные для ремонтных работ стяжки, в соответствии с названием и основным предназначением, выполняют свою функцию только при полном стягивании чего-то, а если это «что-то» — руки, то узкая полоска врезается в кожу, пережимая мышцы и сосуды…

Отсутствие допросной Гордеева не смутило — Ската без затей завели прямо в рабочий кабинет особистов, где нет решеток, отгораживающих задержанного, столы и стулья не привинчены намертво к полу, нет специальных устройств для закрепления наручников, да и настоящих наручников тоже нет. Таким образом, казенное помещение отдела КРО хотя и использовалось в качестве допросной, на самом деле не имело главных признаков таковой: средств ограждения и удержания допрашиваемого, то есть не гарантировало безопасности допрашивающего.

Поэтому Гордеев и не давал команду освободить Скату руки, несмотря на то что два силовика стояли по сторонам от него, а третий занял позицию сзади, плотно прижимая тайзер к спине.

— Слышь, коллега, ты случайно красную кнопочку не нажми, а то «стрелки» насквозь проскочат, прямо в легкие! — предупредил Скат. — Там же сжатый газ и давление приличное!