Замок лорда Валентина (сборник) - Роберт Силверберг

— Нет, это совсем иная песня, — сказал Валентин, — Грустная. Спой мне ту, фестивальную, любовь моя.

— В другой раз.

— Пожалуйста, Карабелла. Ведь сейчас время радости, воссоединения. Пожалуйста.

Она улыбнулась, вздохнула и снова взяла в руки арфу.

Моя любовь прекрасна, как весна,Моя любовь сладка, как плод запретный,Как ночь благоуханная, нежна…

«Да, — подумал он. — Да, эта песня лучше». Он обнял девушку за плечи, и они пошли вдоль берега. Здесь было изумительно хорошо, тепло и спокойно. Разноцветные птицы сидели на изогнутых ветвях невысоких деревьев, а кристально чистое, прозрачное море лизало песок. Воздух наполнял аромат незнакомых цветов. Вдали слышались смех и негромкая музыка. «Велико искушение, — подумал Валентин, — забыть все фантазии относительно Горного замка и навсегда остаться на Мардижиле… на рассвете выходить на рыбачьей лодке, а все остальное время валяться на песке под жарким солнцем».

Но его ждал единственный, предначертанный судьбой путь. Залзан Кавол и Делиамбер, здоровые и хорошо отдохнувшие после морских испытаний, явились к нему днем и тут же заговорили, что пора продолжать путешествие.

Залзан Кавол, со свойственной ему бережливостью, всегда держал деньги при себе, так что после гибели «Брангалина» по крайней мере половина их богатства была спасена, даже если Шанамир потерял остальное. Скандар выложил блестящие монеты.

— С этим, — сказал он, — мы можем нанять рыбачью лодку до Острова Сна. Я говорил с нашими хозяевами. Архипелаг растянулся на девятьсот миль. В нем три тысячи островов, из них больше восьмисот обитаемы. Здесь никто не берется пройти весь путь до Острова, но за несколько реалов мы можем нанять большой тримаран до Родамаунт-Грауна, находящегося примерно в середине цепи островов, а там, вероятно, сумеем договориться еще с кем-нибудь.

— Когда отплываем? — спросил Валентин.

— Как только все соберемся, — ответил Делиамбер, — Мне сказали, что кое-кто из наших уже едет сюда с ближайшего острова.

— Кто?

— Кхун, Виноркис и Шанамир, — сказал Залзан Кавол, — и мои братья Ерфон и Роворн. С ними капитан Горзвал. Гибор Хаэрн утонул, я видел, как он погиб: его ударило балкой. А о Слите ничего не известно.

Валентин коснулся руки скандара.

— Я скорблю о твоей последней утрате.

Залзан Кавол хорошо владел собой.

— Давай лучше порадуемся за тех, кто остался жив, мой лорд, — тихо произнес он.

Ближе к полудню лодка с Вермонта привезла уцелевших. Встреча была радостной, все бросились обнимать друг друга. Валентин повернулся к Горзвалу, стоявшему отдельно от всех, выглядевшему потрясенным и растерянным. Капитан, казалось, был в шоке и молча потирал культю своей отрезанной руки. Валентин хотел обнять растерявшегося скандара, но едва лишь он успел к нему приблизиться, как Горзвал упал на колени, коснулся лбом песка и дрожащими руками сделал знак Горящей Звезды.

— Мой лорд, — хрипло прошептал он, — мой лорд…

Валентин недовольно оглянулся.

— Кто проболтался?

Все молчали. Потом Шанамир испуганно признался:

— Я, мой лорд. Я не хотел ничего плохого. Скандар так переживал потерю своего корабля… Я хотел утешить его и сказал, кто был среди его пассажиров, а еще добавил, что благодаря этому капитан войдет в историю Маджипура. Мы тогда еще не знали, что ты жив. — Губы мальчика дрожали. — Мой лорд, я не хотел ничего плохого!

Валентин кивнул:

— Ничего плохого и не случилось. Я прощаю тебя, Шанамир.

Испуганный капитан сжался в комок у ног Валентина.

— Встань, Горзвал, иначе я не могу с тобой разговаривать.

— Мой лорд…

— Ну, пожалуйста, Горзвал, встань!

Скандар ошалело посмотрел на Валентина:

— Пожалуйста? Ты сказал пожалуйста?

Валентин засмеялся.

— Я, видно, забыл привычки власти. Ладно. Встань! Я приказываю! — Горзвал, дрожа, поднялся. Маленький трехрукий скандар с потускневшим, запачканным песком мехом и удрученным выражением лица выглядел весьма плачевно. Валентин продолжал: — Я принес тебе несчастье, а тебе и без того досталось в этой жизни! Прими мои извинения. Если судьба снова улыбнется мне, я исправлю беду, постигшую тебя. Обещаю тебе это. Что ты думаешь делать сейчас? Соберешь свою команду и вернешься в Пилиплок?

Горзвал с несчастным видом покачал головой:

— Я не могу вернуться. У меня нет корабля, нет репутации, нет денег. Я потерял все и никогда не восстановлю потерю. Мои люди свободны от контракта с тех пор, как «Брангалин» затонул. Теперь я один и разорен.

— Тогда пойдем с нами на Остров Повелительницы Снов, Горзвал.

— Мой лорд?

— Мы не можем оставаться здесь. Я думаю, островитяне не слишком жалуют чужаков, да и здешний климат не годится для скандаров. К тому же охотник на драконов едва ли сможет стать рыбаком. Всякий раз, забрасывая сеть, он будет страдать. Поедем с нами. Если мы не уйдем дальше Острова, ты, возможно, найдешь успокоение, служа Хозяйке. Если же мы продолжим путь, тебе будет оказан почет, когда мы поднимемся на Замковую гору. Что скажешь, Горзвал?

— Мне страшно быть рядом с тобой, мой лорд.

— Разве я такой страшный? Разве у меня драконья пасть? Посмотри на других. Разве их лица позеленели от страха? — Валентин хлопнул капитана по плечу и обернулся к Залзану Каволу, — Никто не заменит погибших братьев, но я даю тебе хотя бы компаньона твоей расы. А теперь не пора ли нам готовиться к отъезду? До Острова еще много дней пути.

Менее чем через час Залзан Кавол нанял судно и договорился, что утром они отправятся на восток. В этот вечер гостеприимные островитяне устроили роскошный прощальный пир с холодным зеленым вином, сладкими сочными фруктами и изысканным свежим мясом морского дракона. От последнего блюда Валентина стало тошнить, и он хотел уже было отодвинуть его в сторону, но увидел, что Лизамон жует так, словно она последний раз в жизни ест мясо. Он решил испытать свою силу воли, зажмурился и проглотил кусок… Вкус оказался великолепным, и Валентин сразу же забыл все неприятные мысли, связанные с морскими драконами. Пока они пировали, солнце зашло, и, как всегда в тропиках, стало быстро темнеть. Небо окрасилось в зыбкие янтарные, фиолетовые, красные и золотые тона. «Да, благословенные острова, — подумал Валентин, — и исключительно радостные даже для этой планеты, где так много счастливых и полных жизни мест». Население, кажется, в основном состояло из красивых длинноногих людей с густыми золотистыми волосами и гладкой кожей медового цвета. Попадались, правда, врууны и даже гэйроги, а по словам Делиамбера, на островах Архипелага можно встретить и многие другие расы. Он уже свободно общался с островитянами и рассказал, что они не бывают на континентах, живут совершенно обособленно и почти ничего не знают о делах большого мира. Когда Валентин спросил одну из хозяек, проезжал ли мимо них лорд Валентин, корональ, возвращаясь из своего шествия по Зимроэлю, она взглянула на него и простодушно спросила:

— А разве корональ не лорд Вориакс?

— Нет. Я слышал, что он умер года два назад, — сказал кто-то из островитян. Большинством собравшихся за столом это было воспринято как новость.

Эту ночь Карабелла провела в доме, где остановился Валентин. Они долго стояли на веранде, глядя на сверкающую лунную дорожку, бегущую через море к далекому Пилиплоку. Валентин думал о морских драконах, обитающих в этом море, о чудовище, в брюхе которого он побывал, и с болью вспоминал двух своих пропавших товарищей — Гибора Хаэрна и Слита. Он вспоминал Пидруид, Дюлорн, Мазадон, Илиривойн, Ни-мойю, бегство через лес, пороги Стейч, суровость пилиплокских драконских капитанов, гигантского дракона, несущегося на судно бедняги Горзвала… Какое долгое и какое великое путешествие, многие тысячи миль… А сколько их еще осталось пройти, прежде чем он получит ответы на терзающие душу вопросы?

Карабелла молча прижалась к Валентину. Ее отношение к нему все время менялось, и теперь это была смесь страха и любви, уважения и непочтительности, потому что она принимала и почитала его как короналя, но не забывала о его простоте, наивности, неведении — качествах, которые он все еще не утратил. Она, конечно же, боялась, что в тот день, когда Валентин вернет себе прежнее положение, он будет навсегда для нее потерян. В повседневных отношениях с миром она была куда более сведущей и опытной, и это, несомненно, влияло на ее отношение к Валентину: он вызывал у нее страх, и одновременно было в нем что-то совершенно детское. Валентин понимал это, но ничего не мог изменить. Хотя фрагменты его прежнего «я» и полученного при дворе воспитания постепенно восстанавливались и с каждым днем он все больше привыкал к повелительному тону, большая часть его прежней личности все еще оставалась для него за семью печатями, поэтому в нем все еще жил Валентин-простодушный, Валентин-скиталец, Валентин-жонглер. Неясный образ лорда Валентина, которым он был когда-то и, может быть, станет снова, скрывался очень глубоко, редко проявляя себя, но никогда не позволяя забыть о себе. Он подумал, что Карабелла старалась с честью выйти из трудного положения.