Александр Васильевич Колчак. Жизнь и деятельность - Иван Плотников

Долго, даже в зарубежной исторической и мемуарной литературе, считалось, что решение о расстреле А. В. Колчака было вынужденным и принято на месте — иркутскими коммунистичес-кими руководителями. Эта версия шла от мемуаристов, организовавших и производивших казнь. Для культивирования этой версии было использовано такое основание: приближение отступаю-щих войск белых к Иркутску и предъявление их командующим С. Н. Войцеховским ряда требо-ваний, в том числе — об освобождении и передаче А. В. Колчака представителям союзников для отправки за рубеж. Таковое действительно поступило Колчак узнал о нем от Тимиревой. Анна Васильевна, беспредельно любящая Александра Васильевича и преданная ему, добровольно дала себя арестовать, чтоб разделить судьбу дорогого человека, быть близ него. В тюрьме они пытались обмениваться через солдат охраны записками. Иногда это удавалось. Узнав о приближении к Иркутску каппелевцев, их требовании, Тимирева переслала Колчаку записку с сообщением об этом. Он ее получил. И ответил, заметив, что из ультиматума Войцеховского «скорее… ничего не выйдет или же будет ускорение неизбежного конца»*.

* Оставшаяся на всю свою долгую и тяжкую жизнь верной удивительно светлой любви, А. В. Книпер-Тимирева в 1970 г. писала:

«Полвека не могу принять -Ничем нельзя помочь -И все уходишь ты опятьВ ту роковую ночь.Но если я еще живаНаперекор судьбе,То только как любовь твояИ память о тебе».

Каппелевцы, их командование, находясь в отчаянном положении, в сущности, скорее всего, блефовали, Они вряд ли имели реальные шансы штурмом захватить Иркутск, тем более потом вырваться из него. В их рядах насчитывалось не более 6-7 тыс. человек, многие из которых были больны. Силы же красных повстанцев в это время в самом Иркутске были примерно такими же, а в его районе в целом — много больше. К концу января повстанческо-партизанские отряды, сведенные в Восточно-Сибирскую советскую армию, насчитывали до 16 тыс. бойцов. К тому же чехословаки уже вовсю «подыгрывали» красным. По пятам белых устремились части 5-й армии красных. Игра генерала С. Н. Войцеховского была проигрышной. На штурм Иркутска он так и не решился и через Глазково, занятое чехословаками, ринулся к Байкалу. Ни командование 5-й армии, ни Иркутский ревком, ни подчинявшееся ему командование повстанцев всерьез ультима-тум не восприняли. Ультиматум их не испугал. Напротив, командующий повстанческой армией Д. Е. Зверев требовал от С. Н. Войцеховского сдачи оружия и пр. Реальных шансов на освобож-дение Колчака у каппелевцев не было.

Как уже отмечалось в историографическом разделе биографии, Колчак физически был уничтожен по заблаговременно поступившему зашифрованному указанию не из Иркутска и при таких обстоятельствах. Приведем о его гибели наиболее достоверные данные по первоисточникам.

Упоминавшаяся О. Гришина-Алмазова, по ее словам, получившая сведения о предстоящей казни А. В. Колчака и В. Н. Пепеляева еще 5 февраля, рассказывала, как в ночь на 7 февраля в тюрьму прибыли «тепло одетые красноармейцы» и «среди них начальник гарнизона, ужасный Бурсак». Сначала вывели Пепеляева, сидевшего на втором этаже, затем, как она наблюдала через волчок, сорвав с него шляпной булавкой бумажку на клее, — Колчака. «Толпа двинулась к выходу, — отмечала она. — Среди кольца солдат шел адмирал, страшно бледный, но совершен-но спокойный. Вся тюрьма билась в темных логовищах камер от ужаса, отчаяния и беспомощ-ности». В эту морозную, тихую ночь А. В. Колчака и В. Н. Пепеляева под руководством председателя губчека С. Г. Чудновского, начальника гарнизона и одновременно коменданта города И. Н. Бурсака и коменданта тюрьмы В. И. Ишаева вывели за город, к устью реки Ушаковки при впадении ее в Ангару.

По рассказам участников расстрела, Колчак и все эти дни, и в крестном пути на голгофу был мужественен и внешне поразительно спокоен. А внутренне, душевно? К дню казни он, 46-летний, был уже совершенно седым.

Чудновский осуществлял общее руководство казнью, Бурсак — непосредственно командовал расстрельщиками, отдал приказ, который в последний раз довелось услышать Колчаку.

Бурсак описал этот момент так: «Полнолуние, светлая, морозная ночь. Колчак и Пепеляев стоят на бугорке. На мое предложение завязать глаза Колчак отвечает отказом. Взвод построен, винтовки наперевес. Чудновский шепотом говорит мне:

— Пора.

Я даю команду:

— Взвод, по врагам революции — пли!

Оба падают. Кладем трупы на сани-розвальни, подвозим к реке и спускаем в прорубь. Так «верховный правитель всея Руси» адмирал Колчак уходит в свое последнее плавание.

Возвращаемся в тюрьму. На обороте подлинника постановления ревкома о расстреле Колчака и Пепеляева пишу от руки чернилами: «Постановление Военно-революционного комитета от 6 февраля 1920 года за № 27 приведено в исполнение 7 февраля* в 5 часов утра в присутствии председателя Чрезвычайной следственной комиссии, коменданта города Иркутска и коменданта иркутской тюрьмы, что и свидетельствуется нижеподписавшимися:

Председатель Чрезвычайной

следственной комиссии

С. Чудновский

Комендант города Иркутска

И. Бурсак»**

* Постановление, составленное в ту же ночь, чаще датируется 7-м февраля.

** В воспоминаниях, так сказать, неофициальных, неопубликованных, Бурсак говорил: «Перед расстрелом Колчак спокойно выкурил папиросу, застегнулся на все пуговицы и встал по стойке „смирно“. После первого залпа сделали еще два по лежащим — для верности. Напротив Знаменского монастыря была большая прорубь. Там монашки брали воду. Вот в эту прорубь и протолкнули вначале Пепеляева, а затем Колчака вперед головой. Закапывать не стали, потому что эсеры могли разболтать, и народ бы повалил на могилу. А так — концы в воду».

В 5 часов утра 7 февраля 1920 г. большевистский залп скосил Александра Васильевича Колчака, бывшего Верховного правителя России, ее прославленного адмирала и великого патриота, так радевшего за ее честь и величие. Не в земле суждено было найти покой его телу. Ангара — водная бездна приняла его.

Известный поэт русской эмиграции Сергей Бонгарт скорбно откликнулся на смерть вождя белого движения, одного из наиболее выдающихся флотоводцев в славной истории Российского государства такими стихами:

«Памяти адмирала Колчака. 

Он защищал страну от смуты,Как только мог.Но дьявол карты перепутал,Оставил Бог.Смерть лихорадочно косилаСо всех сторон,Тонула, как корабль, РоссияА с нею — Он.Его вели между вагонов,Как черти в ад.Разило водкой, самогоном -От всех солдат.Худой чекист, лицо нахмуря,Отдал приказ…А он курил, — как люди курят, -В последний раз…Шел снег. Медлительно и косо,Синела мгла…Уже кончалась папиросаИ пальцы жгла…— Повязку? — Нет, со смертьюв жмуркиИграет трус.Он видел силуэт тужурки,Скулу и ус.И портсигар отдал солдату:«Берите, что ж,Не думайте, что мне когда-тоЕще пришлось…»Ночная тьма уже редела,Чернел перрон,И как всегда перед расстреломНе счесть ворон.Они, взметнувшись, к далям рвутся,Летят, летят…И виснут тучи над Иркутском,И люди спят»*.

* Поэт не был осведомлен о точном месте и обстоятельствах расстрела А. В. Колчака, отсюда — изображение черты города — «перрон». Слух о якобы имевшемся у Колчака до момента расстрела золотого портсигара, воспринятый Бонгартом, породил легенду, бытующую и поныне.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});