Ведьмы.Ру - Екатерина Насута

чужому телефону разговаривать не вежливо, зажал нос, и голос прозвучал сипло.

— Какие, на хрен, мыши…

— Саблезубые. Карантин.

Дядя Женя щелчком пальцев отправил горлышко бутылки в угол и, поднеся содержимое к носу, поморщился.

— Вот… никому нельзя верить, — пробурчал он и сунул в бутылку палец. Тварь на дне вяло шелохнулась.

— Товар вынес?

— Н-не успел.

— Ты хоть понимаешь, придурок, что если его найдут…

Данила понимал, что найдут.

— … копать…

Сигнал в трубке порой пропадал, но в целом суть сказанного не сильно терялась.

— … ты, Егорка, первым в расход пойдёшь.

Стало быть, Егор Макарович, степенный и уважаемый человек связался… с кем? Или с чем? И может, тогда фантазии братца про лабораторию — не такие уж и фантазии? Может…

— Я приберусь, — пообещал Данила.

— Куда ж ты денешься, — на том конце трубки хохотнули. — И не думай, Егорка, что просто так соскочишь. Ты теперь за всю партию должен. И меня не…

Связь оборвалась.

— Дерьмо, — сказал Данила презадумчиво.

— Ещё какое, видишь, — дядя Женя сунул бутылку под нос. — Уморили животинку своею палёнкой.

— Что?

— Что-что. Умельцы хреновы. Пробочку сняли, нормальный мескаль вылили, а внутрь какой-то херни плеснули.

Твою же ж…

И тут тоже.

Чего ещё Данила о своём торговом центре не знает? Или… в том и дело, что ничего не знает?

— И главное, ладно бы просто самогонки. Так-то разница невелика. Но нет, какая-то такая отрава, что даже нежить не выдюжила, — дядя Женя перевернул бутылку и отступил, чтоб потом придавить зашевелившуюся многоножку. — А у тебя чего?

— А у меня… у меня, получается, что здесь какие-то дела велись… помимо меня.

— Эка невидаль.

— Может, и не невидаль, но теперь, если найдут что, то…

Кого сделают виноватым?

Егорушка открестится. Сделает вид, что знать ничего не знал, а если и догадывался, то помалкивал, из верности роду и в принципе не положено человеку маленькому вперед начальства думать. Деньги? Вручили, он и хранил.

Берег для дорогого директора, как собственные.

Твою же ж…

И как теперь?

— Покажи, — дядя Женя протянул руку, в которую Данила вложил пачку купюр. Их ведьмак поднёс к носу, вдохнул аромат и прикрыл глаза. — Эк… знаешь, вот… лет триста тому тебя б за такое прямиком на костёр отправили бы.

— А теперь?

— А теперь разве что на каторгу.

С одной стороны, пожалуй, стоило бы порадоваться прогрессу общегуманистической мысли, а с другой на каторгу не хотелось.

— Наркотики, да?

— Не знаю. Чего? Я тебе что, овчарка? Может, и наркотики. Но если так, то ядрёные, мертвечиною сдобренные… так, это дерьмо тут оставлять неможно. Давай.

— Что?

— Деньги давай.

Совесть, подав было голос, что брать чужое нехорошо, тотчас одумалась и замолкла. Потому как если Данила за эти деньги сесть может, то они его. А то как-то за чужие и на каторгу совсем не весело.

— Всё?

— Телефон ещё. И бумаги…

— Тоже бери. Почитаешь. Глядишь, чего умного и прочтёшь… бутылочки прихвати.

Какие именно, уточнять нужды не было. Данила обнял бутылки.

— И давай… вон, тележку не забудь. А то мама расстроится, если совсем пустыми вернёмся… и не разбей!

— Вы это пить будете?

— Пить? — дядя Женя обернулся и явно призадумался. — Не… пока, пожалуй, воздержусь. Слушай, а сколько градусов в этой дряни было?

— В мескале?

— Не тупи, мальчик.

Данила хотел ответить, что он давно уже не мальчик, но сказал почему-то:

— Обычно до сорока, но это, говорю ж, авторская… семейный рецепт. Там пятьдесят пять где-то.

— Пятьдесят пять и некротика… это… в общем, ты, главное, про тележку не забудь, когда меня накроет. Чтоб… думал, времени у нас чутка поболе. Ну да ладно, управимся. Бутылки не потеряй! И не разбей!

На голос дяди Жени твари, до того притворявшиеся мёртвыми, вдруг зашевелились, заёрзали, словно разом испытав преогромное желание выбраться.

— Эй, эй… они… выползти хотят.

— Хрен им… ты иди, давай. А я тут пока… почарую. Эх, пятьдесят пять… надо было смотреть на этикеточку… на этикеточку всегда смотреть надо. Ну что, погань некромантическая, давай, яви себя…

Последнее, что Данила увидел, это как дядя Женя подносит к губам купюры, а потом, сделавши глубокий вдох, выдыхает на них то ли пыль, то ли туман. И туман этот обвивает стопки денег, а потом собирается клубочком.

И клубочек этот падает на пол.

И катится…

Катится… Данила едва успел в сторону отскочить. Главное, бутылки звякнули и задрожали, едва не выскользнув из рук.

— Крепче держи! — рявкнул дядя Женя. — И тележку не забудь!

— А вы…

— А я пойду вон… подобное к подобному, тьма к тьме… и ты это, бутылки не урони, слышишь⁈

Данила успел метнуться к тележке, в которую бутылки и сунул. Так… а дальше куда? Он собирался одежды подыскать, даже заглянул в пару бутиков, где обнаружил, что одежды не сказать, чтоб много осталось. То ли магмодифицированный хлопок особо привлекал мышей, то ли было у них некоторое предубеждение против моды, но всё, что удалось найти — полдюжины футболок и джинсы в количестве трёх пар. И то не факт, что подойдут…

Так, ладно.

Одежда — это ерунда. Надо ведьмака найти…

— Данила! — донеслось откуда-то со стороны касс. — Дядя Женя! Ау!

— Ау! — заорал Данила с каким-то непонятным облегчением. — Ту я…

Глава 27

События получают логическое продолжение

Жители Обломовки бегают и веселятся то на днях рождения, то на похоронах.

Бессмертная классика глазами потомков.

— Да ерунда, — Физечка заглянула в тележку. — Я прикажу своим подданным, и они всё вынесут! Донесут!

— Главное, чтоб не пожевали по дороге, — заметила Ляля. — И если так, то пусть несут побольше. Там вон в магазине ещё много всего осталось.

Ульяна прикусила губу, чтобы не сказать, что это всё ну очень на мародёрство смахивает. А это неправильно. Категорически.

Или…

— Это да, это тоцно… надо только направление указать, — Физечка нахмурилась. — А то ведь не туда направишь, исци потом свою колбасу по всему городу.

— Нам самим бы отсюда убраться. Пока военные не опомнились. И лучше бы незаметно, а то не хватало, чтоб эти